Пробуждение женщины. 17 мудрых уроков счастья и любви
Шрифт:
Пытаясь найти корни этой проблемы ты, родная моя Душа, уводишь меня в детство.
Передо мной сейчас предстала реальная картинка из детства. Мне 8 лет. Вся наша семья (мама, папа, моя старшая сестра) собралась в зале смотреть художественный фильм. И вдруг в кадре героиня фильма страстным поцелуем поблагодарила мужчину за приглашение в путешествие. Мама громким напряжённым голосом в это время произносит: «Фу, бесстыдники, срам какой!» И моя детская память чётко зафиксировала постыдность этой невинной (по нынешним меркам особенно) сцены. И дальше все подобные сцены в кино на нашем семейном просмотре оценивались аналогично: «Срам, позор, грязь, бесстыдство…» И у меня, с годами взрослеющей девочки, восприятие поцелуев, прикосновений мужчины к женщине и в кино, и наяву ассоциировалось с чем-то
Как-то так случилось, что самым близким мне человеком в детстве был папа. Добрый, светлый человек, с которым я могла делиться своими самыми сокровенными девчоночьими штучками. Однажды поздно вечером папа, возвращаясь из поездки (он работал машинистом электровоза), застал меня (я училась в 10-м классе) целующейся во дворе с молодым человеком (кстати, одноклассником). Он прошёл мимо и ничего не сказал. А утром, когда мама уже ушла на работу, предупредил: «Дочь, матери я ничего не скажу про вчерашнее, иначе она тебя убьёт!!!» И эта фраза ещё больше убедила меня в постыдности любви между мужчиной и женщиной. Но в юности это воспринимается легко, без претензий на осознанность поступков, мыслей, чувств.
Дальше всё было ещё интереснее. Я вышла замуж. Нам было по 22 года. Счастливые, молодые, влюблённые, полные планов на жизнь. Жить нам пришлось с моей мамой, в её доме. Мама была по характеру человек авторитарный и жёсткий. Это про таких, как она, классик написал: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт». Мама рулила, задавала свои правила игры, влияла на нашу с мужем жизнь. Чем будем заниматься в выходные – решала мама. Как будем отмечать дни рождения – тоже она. На вопрос, можем ли мы, молодые и влюблённые, собрать на Новый год у нас друзей, мы получали жёсткое – нет. «Мне нужно отдыхать! Нечего тут гулянки разводить!» Вместо отдыха на море мы копали картошку и пололи 5 соток огорода, вместо культпохода в кино занимались генеральной уборкой!
Постепенно наш «романтик» канул в лету, и в свои 23–24 года мы были постоянно заняты работой в мамином доме. Я долго не могла забеременеть. Ходила по врачам из кабинета в кабинет, чтобы развеять мамины подозрения, что я бездетная. Это сейчас я понимаю, что наш малыш не хотел приходить к нам, таким неосознанным родителям, у которых нет своего пространства любви. Минуты нашей интимной близости с мужем всегда были очень быстрыми, проходили второпях, поскольку за стенкой в комнате отдыхала мама и было не «до вздохов и охов», которыми сопровождаются постельные сцены в кино. Может, у кого-то и в реальной жизни так получалось, но только не у нас. (Помните фильм «Вокзал для двоих» и сцену Михалкова и Гурченко в купе? Он, раздевая её, говорил: «Давай, давай, давай… быстрее, быстрее, быстрее, сама, сама…») Мама, как полиция нравов, жёстко контролировала наши эмоции. Утром за завтраком нередко говорила: «Что-то вы вчера так долго шумели в зале, возились, спать мне мешали». И с каждым разом наши постельные сцены становились всё банальнее, продолжительность их была всё короче, а наслаждение от близости друг с другом – всё меньше.
Милая моя, родная моя мамочка, прости, что без спроса беспокою тебя в мире ином. Но для меня это исключительно важные осознания, поскольку корни моей неженственности растут, конечно, из детства.
Через три года у нас родилась великолепная дочка, здоровенькая, крепкая, славная. Шли годы, дочка подрастала. И её маленькая кроватка стояла от нашего с мужем ложа на расстоянии 2–3 метров. Комната была на нас троих одна, не очень большая. Заниматься любовью стало ещё труднее. С одной стороны, за стеной – мама, рядом – взрослеющая дочь. Мы дожидались, пока она крепко уснёт, и тихонько, как мышки, пытались уже просто удовлетворить свои инстинкты. Так прошло целых 17 лет…
Мы практически не могли остаться с мужем одни, мама всегда была дома. Она не очень ладила с моим мужем, потому что в начале нашей совместной жизни он как мужчина пытался настоять на своём и принимать самостоятельные решения. Но они шли вразрез с её домостроевскими настроениями. Не знаю, в какой момент это произошло, но однажды я поймала себя на мысли, что стала оценивать
мужа через призму маминых суждений. А они всё чаще были не в его пользу. И я не помню точно когда, но однажды я чётко уловила, что мне неприятны его прикосновения, ласки, комплименты. Я стала всё чаще задерживаться на работе, благо в школе (я на тот момент работала заместителем директора) всегда было чем себя занять.А он, такой желанный, верный, чувственный, всю свою нерастраченную любовь стал отдавать нашей дочурке. Он учил её рисовать, читать, сочинять стихи, играть на гитаре. Он покупал ей энциклопедии, они вместе ездили на рыбалку, и он называл её «мой дружок». Я отдалялась, интимная близость практически свелась к нулю. Всем своим женским существом я уже не могла скрывать, что мне неприятны эти минуты. Я находила тысячи причин отказать ему в интимной близости, не понимая, сколько боли приношу человеку, который по прежнему любил меня.
И он стал выпивать. И у меня появились железные аргументы – отказывать ему в близости. Постепенно я превращалась в снежную королеву, ледышку, для которой общение с мужчинами протекало в формате «свой парень». Я была не против «посидеть в кафе кофе попить», и, пока мужчины не претендовали на меня как на женщину, всё было хорошо. Но, как только я чувствовала, что мужчина начинает питать ко мне более трепетные чувства, я закрывалась, становилась холодной недотрогой, испытывая от мысли об отношениях тот самый стыд, о котором мама твердила всё моё незатейливое детство.
Помните историю с бутылкой вина с дерзким названием «Стерва»? Так вот, это был мужчина из одного из многочисленных эпизодов моей жизни. В начале знакомства я позволяла себе флиртовать, дарила ослепительные улыбки (но ни в коем случае не надежды на что-то серьёзное, по крайней мере мне так казалось), а когда мужчина начинал даже просто намекать на более серьёзные отношения, я посылала его к чёрту. Этот подарок был от одного из таких обиженных мною мужчин.
Дальше метаморфозы, происходившие со мной, становились всё более жёсткими. Со временем я стала стесняться своего тела, хотя я всю жизнь остаюсь маленькой женщиной в 42–44 размере. И особенно я начала стесняться своего обнажённого тела. Потому что в моём сознании оно ассоциировалось с грязными постельными сценами, какой-то непотребностью его в использовании. Тема секса практически стала закрытой в наших с мужем отношениях, потому что для меня она априори была неприятной. Позже я решила для себя, что не хочу заниматься узаконенной в браке проституцией. Каждый вечер я придумывала для мужа какие-то проблемы со здоровьем, голова болит, живот, устала – всё, что угодно, только не запретный для моего подсознания секс.
Шли годы, и мой импозантный, чертовски привлекательный муж превратился для меня в «папульку». Мастер, анализируя мою жизнь, однажды сказал: «Ты как женщина никогда не отличалась ответственностью за свою семью». Сейчас я это очень отчётливо понимаю. Всё могло сложиться по-другому, встань я на очередь на квартиру, ведь молодым специалистам после вузов их давали через 5, максимум 6 лет. И не нужно было бы, стиснув зубы во время постельных сцен, сдерживать свои эмоции, опасаясь, что мама услышит. И дочь, помимо того, что могла бы иметь свою комнату, не старалась бы отчаянно заснуть, чтобы родители могли… Боже, как это всё просто. Но тогда я жила, как попрыгунья-стрекоза, не задумываясь об этих серьёзных, основополагающих для счастливой семейной жизни началах. К сожалению.
Пишу и плачу, родная моя Душа. Какое-то невероятное смятение чувств, где есть и боль, и отчаяние, и жалость о безвозвратно ушедших, красивых романтических отношениях в начале супружеской нашей жизни. Мне нравится смотреть на дочку с её мужем, когда они ласково обнимают друг друга, даря своими объятьями нежность и любовь. И так это красиво, трогательно. И постепенно в моём подсознании слова «срам» и «грязь» перестают ассоциироваться с отношениями двух любящих людей. И я постепенно оттаиваю. И сегодня прикосновения мужа воспринимаю пока ещё насторожённо, зажато, но уже не испытывая чувства отвращения. Я верю, что смогу стать как прежде привлекательной, милой, притягательной для него как мужчины. Опасаюсь написать ещё и сексуальной, потому что пока до конца ещё не отпустило…