Продам свадебное платье
Шрифт:
— Без проблем.
— Надо же, свидание — бормочет Федя, смотря в спину уходящего Влада. — Мало ему что ли прошлой ночи.
— Эй, — недовольно окликаю его я. — Тебя вообще-то слышно.
— Не обращай внимания. Я не против этого парня, но временами он меня раздражает.
— Я бы еще поболтала, но надо собираться. — Неловко улыбнувшись, я приобнимаю Федю за плечи. — Вернусь вечером и мы объедимся креветками, договорились?
— Говори за себя, — смеется он, ласково гладя меня по голове. — Хорошо вам провести время.
— Спасибо, но я знаю, что ты это не от всего сердца желаешь.
— Хватит ехидничать. Я сейчас
— Поверю тебе на слово.
— Вот и молодец. Топай одеваться.
В этот момент я чувствую себя неправильно. Так, будто нарушила естественный порядок вещей. А может, дело не только в мне. Но и в Феде, который так и не сделал первый шаг и все еще любит Дину. Или во Владе, который сделал сразу несколько шагов, и теперь мы вынуждены разбираться, как жить с возникшими чувствами.
Мне становится не по себе, и на первый этаж я спускаюсь без настроения.
— Твой друг тебе что-то сказал? — спрашивает Влад, разглядывая мое наверняка побледневшее лицо. — Что-то обидное?
— Федя тут ни при чем, — отвечаю я, направляюсь к выходу из гостиницы. — Просто я слишком много думаю.
— О чем? — следует он за мной.
— Да обо всем и сразу, — растерянно пожимаю я плечами.
— Вот увидишь, я заставлю тебя улыбаться.
— Хорошо, но и в грусти нет ничего плохого.
— Этот день точно не для грусти.
— Несмотря на то, что он последний?
— Уверен, что у нас будут еще. Много-много новых дней. — Открыв дверь припаркованного на заднем дворе гостиницы автомобиля, он наклоняется и оставляет поцелуй на моих губах.
— Куда мы едем? — интересуюсь я, когда мы выезжаем на трассу.
— Любишь сюрпризы?
— Ненавижу.
— Ух-х. Прям так? — смеется Влад. — И как сильно ты их ненавидишь?
— До дрожи. До тошноты. До потери сознания, — перечисляю я.
— Звучит серьезно. Но я все равно ничего тебе не скажу.
— И почему я не удивлена? — Улыбнувшись, я опускаю стекло, и салон наполняется утренним морским воздухом.
— Тебе достаточно знать, что это свидание.
— Как скажешь. Я не сопротивляюсь, если ты не заметил. Передаю всю власть в твои накаченные руки.
— Накаченные? Думал, ты назовешь их надежными или типа того.
— Надежные ли они — мне только предстоит узнать. А вот то, что они накаченные — достоверный и всем известный факт.
— Только не говори, что это было первое, на что ты обратила внимание.
— Ну… я совру, если скажу, что это не так.
— Какой кошмар, — хохочет Влад. — Ее покорили мои руки. Руки!
— Руки ничем не хуже глаз или губ, — парирую я. — Люди почему-то недооценивают важность рук. И очень зря. Это же буквально олицетворение союза двух людей.
— Союза двух людей? — переспрашивает он.
— Конечно. Ведь мы ищем того, с кем пройдем эту жизнь, держась за руки.
— Очередная глубокая мысль? Я еще от той про воскресенье не отошел.
— Ты про то, что оно ощущается, как последние минуты жизни?
— Ага. Это прозвучало довольно мрачно.
— Испугался? — повернувшись, я смотрю на его задумчивый профиль и пытаюсь представить, каково ему — познакомиться с человеком, которого посещают подобные мысли.
— Немного, — отвечает он. — В тот момент ты напомнила мне сестру.
— Вот как? — поникнув, я опускаю взгляд. — Знаешь, большую часть жизни я подстраиваюсь под людей, которые меня окружают. Распознаю чужие интересы,
выясняю их потребности и просто соответствую образу, который они рисуют в своей голове.— Ты это серьезно?
— Абсолютно. Так у меня и появлялись друзья, — рассказываю я, несмотря на опасения, что он прямо сейчас развернет машину и отвезет меня обратно в гостиницу. — Я была той, кого они хотели видеть рядом с собой. Веселой, беззаботной и в то же время трудолюбивой и никогда не унывающей подругой. Девушкой, которая всегда выслушает и даст совет, но никогда не станет жаловаться на собственные проблемы. Когда я все же не выдержала и начала говорить, что думаю, и делиться тем, что накопилось у меня на душе, они тут же от меня отвернулись. Но я их не виню. Мне самой не следовало притворяться и носить эти многочисленные маски. Тогда бы они с самого начала знали, что я за человек. И пусть в этом случае с большинством из них мы бы так и не подружились, зато рядом со мной оказались бы люди, которые принимают и любят меня настоящую. Как Федя.
— Он — единственный, с кем ты не притворялась? — Мимолетно взглянув на меня, Влад крепче сжимает руль.
— Я не была искренней в день нашего с тобой знакомства. Просто хотела тебе понравиться. Сама не знаю, зачем.
— Может, потому что я неотразимый красавчик?
Как бы Влад не старался разрядить обстановку, мне все равно не по себе от всего, в чем я признаюсь.
— Это похоже на игру, и у меня от нее какая-то жуткая зависимость, — сокрушаюсь я. — Но тем вечером, в ресторане, в какой-то момент я перестала притворяться. Поэтому и сказала ту фразу про воскресенье. Просто озвучила свои мысли, не беспокоясь о том, что ты обо мне подумаешь.
— И с тех пор ты не играешь? Алиса, которую я знаю, настоящая?
— Вроде бы, — бормочу я. — Хотя я уже ни в чем не уверена.
— Как это? Ты что, не знаешь, какая ты на самом деле?
— А ты знаешь? Можешь точно сказать, что из себя представляешь?
— Я… не привык так глубоко в себе копаться. Предпочитаю просто жить. И тебе советую попробовать.
Меня отрезвляет его довольно резкий тон, и я отворачиваюсь. Уставившись в окно, размышляю о том, смогу ли «просто жить», как он просит. Не подвергая анализу то, что вижу, и то, что знаю о себе и других. Вспоминаю недавний разговор с Федей о детях и представляю, что бы на это сказал Влад, так не привыкший копать вглубь самого себя.
— Извини, — подает он голос спустя некоторое время, когда машина останавливается в районе морского порта. — Я не люблю философские разговоры не потому, что мне не интересно. И я не считаю их чем-то плохим или зазорным. Просто они меня… пугают что ли. Заставляют сомневаться в каждом своем действии.
— Ты не начнешь сомневаться в том, в чем уверен. Например, я люблю химию. И никакие происшествия на работе этого не изменят.
— Ну, хорошо, — сдается он, хлопнув ладонями по рулю. — Я не знаю, нравится ли мне управлять гостиницей. Я делаю то, что мне велел отец. Делаю то, что делают мои братья. Занимаюсь делом своей семьи, потому что хорош в этом. И, наверное, потому что больше ничего не умею. Получаю ли я от этого удовольствие? Могу ли сказать, что люблю это? Не знаю. Иногда мне ненавистно все, чем приходится заниматься. Порой это просто сносно. В редкие случаи — интересно и даже приятно. Но я не думаю, что могу однозначно ответить на вопрос «Подходит ли мне такая жизнь?».