Продана: по самой высокой цене

— Я вижу, — говорит он с иронией в голосе, прежде чем обхватить мой подбородок большим и указательным пальцем. — Скажи мне, чем это вызвано.

Я делаю долгий и рваный вздох.

— Я не знаю, чем. Я просто знаю, что он мне больше не нужен, и не хочу больше никаких напоминаний.

Я тяжело сглатываю, закрывая глаза и не зная, как объяснить, и даже не желая больше ничего объяснять.

Видя мое опустошенное выражение лица, Айзек нежно приглаживает мои растрепавшиеся волосы на моем лице и придвигается ближе, целуя меня в щеку, в губы, а затем поцелуями стирает мои слезы своими полными губами.

— Мне нужно сказать тебе кое-что, и думаю, что тебе нужно узнать это именно сейчас.

Я вглядываюсь в его пронзительный взгляд, мое сердце отказывает биться. Он серьезен, и выражение его лица дает мне понять, что, на самом деле, ему не хочется говорить.

— Они мертвы, — сообщает Айзек.

Он произносит слова четко и в его речи чувствуется какая-то завершенность. Это констатация факта

— Остальные в картеле Карвера Дарио. Они все мертвы.

У меня от шока скручивает желудок, перехватывает дыхание. Я действительно правильно его поняла? Я не смогла бы. Но я смотрю в его глаза, и мою кожу покалывает от того, какую безжалостность я вижу в них.

— Мертвы? — шепчу я.

Айзек нежно гладит меня по щеке, его заботливые действия расходятся с тем, что он говорит мне.

— Я провел небольшое расследование. Мне нужно было знать.

— Они действительно мертвы?

Слова, кажется, медленно доходят до меня, теплота от удовлетворения окружает меня, а затем проникает и пульсирует во мне, придавая мне ощущение силы, которую я никогда не чувствовала раньше.

— Если бы я мог, я бы убил их сам.

Он охватывает мой подбородок и заставляет посмотреть в его великолепные глаза.

— Я хотел. Я желал заставить их страдать. Но мне нельзя. И мне так жаль, что я не могу дать тебе это.

Мое сердце бьется быстрее, и я чувствую сильную тягу к Айзеку, прочную связь, образующуюся и притягивающую меня ближе к нему.

— Они никогда не навредят тебе. Ты в безопасности. Навсегда. Понимаешь?

Я киваю головой, ища в его зеленых глазах то же, что чувствую я сама.

— Да, Хозяин, — шепчу я.

Глава 27

Айзек

— Я хочу, чтобы ты выбрала один, когда будешь готова надеть его.

Осталось всего пять дней до окончания нашего договора. Даже если она будет носить его в течение одного дня, я буду удовлетворен. Я еще не решил, как сказать ей, что мы не можем продолжать все это…после того, как договор окончится. Ее раны, полученные несколько дней назад, еще не зажили. Я не оставлю ее одну, пока она исцеляется, но продолжать что-то дольше, было бы несправедливо с моей стороны.

Я знаю, что мне нужно сказать ей, но не сейчас. Я не готов попрощаться.

— Теперь я готова, Хозяин.

Ее мягкий голос и признание шокирует меня. Легкость ее тона, и то, как она смотрит на ряд купленных мной для нее ошейников, как на награду, и то, как она выбирает лучший — это не то, что я ожидал. Хотя это должно меня успокоить. Мне следует быть счастливым, но это не так. Это означает только то, что она продвинулась куда дальше, чем думала.

Я знаю, что мне нужно отослать ее прочь.

Однако я не хочу. И у нас контракт. Мне, в конце концов, нужно двести все до конца.

Но как только все закончится, мне больше нечего предложить ей. Я ничего не могу сделать для нее в том направлении, что ей нужно. Я могу направить ее, но она только больше привяжется. Это слишком эгоистично.

Она поджимает губы, беря один из пяти ошейников. Звенит браслет на запястье от Pandora, который я подарил ей на Новый год, когда она поднимает ошейник и прикладывает его к горлу.

Он самый тонкий из всех, выполненный из розового золота, и представляет собой две тонкие полоски металла, пересекающиеся в центре. Он будет великолепно смотреться на ней, как, впрочем, и все остальные.

По правде говоря, мне бы хотелось, чтобы она пожелала их все. Я хочу, чтобы ошейник находился постоянно на ее шее. Даже, когда она выходит из дома и находится рядом с людьми, которые не в курсе этого образа жизни. Вот почему четыре из них напоминают ювелирные изделия.

Пятый ошейник — традиционный, но кожа на нем нежно-розового цвета лепестков роз.

— Мне действительно нравится этот, — говорит Катя, когда поворачивается и демонстрирует мне ошейник. Она догадывается, что надеть его на нее должен я. Мои цепи должны быть размещены на ней по-моему, и сняты только мной.

— Хозяин? — негромко спрашивает Катя, пока я застегиваю ошейник на ее шее. — Могу ли я также носить цепочку?

— Конечно,— я рассеянно касаюсь тонкой цепочки, в очередной раз удовлетворен моими правами на нее. — Я жду.

Пока она играет со своим ошейником перед зеркалом, я вспоминаю прошлую ночь. Она попросила меня спать с ней, и когда я задал ей вопрос, было ли это связано с ее потерянным браслетом на щиколотке, она ответила, что нет. Она не просила утяжеленное одеяло, и последние три ночи спала, не просыпаясь.

Она хотела быть доступной для моих потребностей. И она призналась, что ей доставляет удовольствие, когда я держу ее спящую в своих объятиях.

Я также наслаждаюсь этим.

Я почти сказал «да», просто потому, что хотел чувствовать ее мягкое тело рядом со своим, пока мы спали. Я хотел находиться там на случай, если у нее будет еще один ночной кошмар. Но в ее глазах было кое-что еще, что заставило меня оттолкнуть ее.

Для нее все изменилось, я знаю, что изменилось. Когда она прикасается ко мне, целует меня, даже то, как она разговаривает со мной.

Катя чувствует себя непринужденно и доверяет мне. Она отдала мне контроль надо всем. Полностью.

— Как ты думаешь, я хороший Хозяин? — спрашиваю я Катю, мои пальцы дразнят ее внизу, прежде чем прижать ее спину к моей груди и положить подбородок на ее плечо. Ее бледно-голубые глаза находят мои в зеркале.

— Хороший. Я очень благодарна вам, — говорит она нежно, слегка поворачивая голову, чтобы потереться своей щекой об мою.

Я закрываю глаза, наслаждаясь ее теплом, ее искренностью, но празднование Нового года продолжает проигрывать в моей голове.