Проданная невеста

— Подозреваю, что это ваш способ заставить меня растолстеть, — сказала она. — Вы бы поосторожней, не то я сделаюсь чересчур тяжелой для ваших лошадей.

— Рискну! — со смехом ответил он.

Эйлида надеялась, что за чаем Доран расскажет ей, где он был, но, поскольку он этого не сделал, она воздержалась от вопросов.

— Чтобы загладить свою вину, — сказал он, — я пригласил сегодня на обед гостя. Надеюсь, вам приятно будет повидаться с ним еще раз.

Нетрудно было догадаться, что речь идет о Джимми Хэррингтоне, шафере Дорана на свадьбе, и Эйлида обнаружила, что гость он симпатичный и занимательный собеседник: благодаря ему за столом царило непринужденное веселье.

Они проговорили до одиннадцати часов, и тут Доран сказал:

— У нас с Эйлидой был нелегкий день, Джимми, и поэтому я намерен выпроводить тебя домой.

— Намекаешь на то, что гость чересчур засиделся?

— Раз так, сиди сколько хочешь, но мы с Эйлидой привыкли к деревенскому распорядку.

— Смотрите, как бы вам окончательно не превратиться в деревенщину! — со смехом пригрозил Джимми и тотчас, словно Доран дал ему команду, встал и начал прощаться.

Эйлида услышала, как Джимми, проходя вместе с Дораном, через холл к выходу, проговорил:

— Собираюсь перед сном заехать в «Уайтс». Там пока еще не стоит объявлять о твоей женитьбе?

— Поскольку мне пришлось вернуться в Лондон, — с некоторым оттенком сожаления в голосе отвечал Доран, — я бы предпочел сначала поместить сообщение в «Газетт».

— Не можешь же ты вечно прятать от глаз людских такую прелесть, как Эйлида, — продолжал Джимми. — Ты просто счастливчик! Думаю, все твои друзья, познакомившись с ней, согласятся с моим мнением.

От его слов у Эйлиды потеплело на сердце.

Тем временем мужчины, очевидно, вышли на крыльцо, потому что ответа Дорана Эйлида уже не услышала.

Хорошо бы спросить его, что он о ней думает, но, пожалуй, попадешь в неловкое положение, если он отделается какими-нибудь лестными словами, чтобы ублаготворить ее.

Легкое чувство неудовлетворенности осталось у нее после этого, казалось бы, блестящего вечера; с этим чувством она и направилась к лестнице наверх.

Она почти дошла до площадки, когда с улицы вошел Доран. Он взглянул на Эйлиду, вроде бы собираясь пожелать ей спокойной ночи, но, видимо, вспомнил, что при слугах этого делать не следует: ведь он и Эйлида — чета новобрачных.

Эйлида только улыбнулась ему, но не заметила, улыбнулся ли он в ответ, стоя внизу и гладя на нее. Она поспешила к себе в спальню, где ее уже дожидалась горничная.

Эйлида разделась, горничная ушла, а Эйлида медлила ложиться. Она устала, но была неспокойна, сама не зная почему. Повинуясь необъяснимому импульсу, подошла к окну, раздвинула занавески и стала смотреть, на деревья.

Звезды высыпали в небе, и полумесяц сеял свой свет сквозь листву на землю. Неровные пятна этого света лежали там и сям на траве под деревьями. Светились и окна в домах вокруг площади, и все было так красиво.

Эйлида смотрела на звезды, смотрела на сад при лунном свете и думала, что даже здесь, в городе, всегда найдется такое, что оживит в сердце память о милой деревне.

И вдруг она заметила на улице перед домом двоих мужчин, которых мельком уже видела сегодня днем.

Да ведь это же китайцы! Она была права. Одеты они по-европейски, но у одного из них коса и у обоих узкие глаза.

Надо бы сообщить об этом Дорану. Сбегать за ним в его комнату и привести сюда, чтобы он сам посмотрел.

Но едва она собралась сделать это, как мужчины повернулись, быстро зашагали по площади и скоро скрылись из глаз. Теперь она уже не сможет доказать Дорану, что была права.

Эйлида еще разок взглянула на звезды, задернула занавески и легла спать.

Глава 6

Когда Эйлиде принесли утром завтрак, на подносе лежала еще и записка.

Она развернула записку — от Дорана, очень короткая, даже без обращения:

«К сожалению, сегодня я должен присутствовать на похоронах и не смогу пригласить вас проехаться верхом по Роттен-Роу, как предполагал. Мне придется ехать за город, и боюсь, что вернусь я только к вечеру. Все это огорчительно, однако надеюсь увидеться с вами за обедом. Доран».

Эйлида дважды прочитала записку. Снова ей предстоит долгий день, когда особенно нечем себя занять. Будь она в Лестершире, поехала бы верхом; в Блэйк-холле нашлась бы куча дел, требующих ее участия. Здесь же остается только чтение либо еще одна прогулка по садику на площади.

Впрочем, с какой стати она рассуждает прямо-таки по-детски?

Она молода, в ее распоряжении целая конюшня лошадей и экипажи. Вполне можно найти более интересное занятие, чем сидеть и киснуть в доме.

Эйлида в конце концов решила проехаться по магазинам и велела подать карету к половине одиннадцатого.

Она надела одно из самых нарядных платьев, купленных для нее Дораном; в магазинах она явно обратит на себя внимание, поскольку у нее вид богатой женщины.

«За деньги купишь все, что угодно!» — подумала она с отчаянным цинизмом, но в ту же секунду внутренний голос очень четко произнес: «Кроме любви!»

Но об этом-то думать как раз не хотелось: невыносимо было возвращаться к девичьим мечтам, от которых ее так грубо излечил сэр Мортимер Шаттл.

Эйлида грезила о Прекрасном Принце, ласковом и нежном. О Принце, который никогда не оскорбил бы ее скверными и безнравственными предложениями. Принце, не похожем и на Дорана, которого занимают только собственные интересы.

Для Дорана она невеста, купленная вместе с домом и имением, просто часть приобретенного имущества. Но какой он там ни есть, Эйлиде хотелось, чтобы сегодня он был с ней.

Они могли бы поспорить о том, что она только что прочитала, или же Доран рассказал бы о каких-нибудь неведомых ей вещах.

О чем они никогда не говорили, так это о его жизни до того, как он появился в Блэйк-холле, словно джинн из бутылки.

Ее снедало любопытство, однако расспрашивать она не решалась, чтобы не получить резкий и неприятный отпор. Если бы он хотел поведать ей историю своей жизни, то, несомненно, сделал бы это по своей воле.