Проданная

— Видишь, сын, надо было пойти в военный корпус. Ты даже не можешь пристрелить отца… — в голосе слышалась желчь вперемешку с глубоким разочарованием. — Ты бы знал, что в этом оружии смещен прицел. Ты бы знал, как ставить руку. Ты бы знал, что существуют простые ситуации, где надо действовать силой, а не изворотливостью. Или твоей силы хватает лишь на то, чтобы травить и бить женщин?

— Это не женщина — это грязная рабыня!

Квинт резко поднял руку и выстрелил. Заряд прожег штанину Невия по касательной, и тот поджал ногу.

— Это моя женщина, которая носит моего ребенка.

— Ублюдка!

Снова выстрел, и теперь Невий поджимал уже другую ногу.

— Изворачивайся, сын. Ведь это ты умеешь лучше всего. Или попроси помощи у его высочества. Прямо сейчас. Вы так неразлучны. Ведь именно в нем ты видел решение всех своих проблем. — Квинт опустил оружие, покачал головой: — Положи пистолет и отойди.

Я слышала боль в каждом слове. Квинт был раздавлен поступками сына. У всего есть предел. Но больше всего на свете я хотела сейчас обнять его, прижаться изо всех сил.

Удивительно, но Невий подчинился, только пистолет полетел в пропасть. Ублюдок снова демонстративно поднял руки и отступил.

Квинт убрал оружие, ухватился за ванты проклятого моста, проверяя прочность, пошатал перила. Ступил, и тот прогнулся, угрожающе заскрипел. Я перестала дышать. Квинт был самым тяжелым, но двигался на удивление ловко.

Уже через несколько мгновений он был рядом и обнимал меня, прижимал к металлическим накладкам. А я снова заливалась слезами, цеплялась за мундир, и твердила только одно:

— Я знала. Я верила.

Он поцеловал меня в висок:

— Ты умница. Я тебе говорил, что всегда возвращаюсь к тем, кого люблю. Люблю. Тебя. Вас обоих.

Повисла удушающая тишина. Казалось, наемникам и Огдену было неловко. А Невию… на Невия было плевать — он загибался от боли.

Я обняла со всей силой, на которую была способна:

— Я люблю вас, мой господин.

— Квинт. Я тебе больше не господин. — Он поцеловал меня в макушку: — Больше не господин.

Квинт отстранился, обращаясь к наемнику с целой рукой:

— Фринос, активируй маяк. Пусть пилот подгонит корвет в доступную зону. И отследите тот, который пилотировал я.

Фринос кивнул:

— Будет сделано, мой господин. — Он помялся: — Все будут счастливы, что вы вернулись.

Квинт кивнул, перевел взгляд на второго:

— Крэп, доплата за ранение.

Теперь склонился раненый. Он казался вполне довольным.

— Благодарю, мой господин.

Как же мне было спокойно. Я стояла, прислонившись спиной к стене, и больше ни о чем не думала. Больше не было сил ни на радость, ни на горе. Но теперь я в полной мере чувствовала, как пульсирует от боли покалеченная нога. Ничего. Тимон все вылечит. Я даже не сомневалась. В ушах шумело, сознание плыло. Как же я устала за эти дни. И как мучительно я хотела пить… Надеюсь, в корвете найдется вода.

— Господин Невий!

Крик Огдена вывел меня из липкого оцепенения. Затем последовал оглушающий грохот. Квинт и наемники уже бежали за угол. Я пошла следом — больше не хотела оставаться одна.

Я увидела Квинта лежащим на настиле, почти по пояс в огромной развороченной дыре. Наемники светили фонарями и удерживали его за ноги. Я посмотрела в щели и ужаснулась: Невий и Огден висели над железной паутиной, держась за руки, а Квинт удерживал обеими руками сапог Огдена, стараясь их вытащить.

Невий пытался сбежать. И провалился в темноте.

Мне было не жаль их. Вру — паук оказался чуть лучше, чем я о нем думала. Но на Невия я смотрела с равнодушным спокойствием. Нет. И здесь не так. Во мне боролись смешанные чувства. Я бы искренне хотела, чтобы от него осталось только кровавое месево, там, внизу. Я бы не ликовала, но чувствовала глубокое удовлетворение. Но он был сыном Квинта, а я бы не хотела, чтобы тот страдал от такой утраты. Какой бы он ни был — он сын.

Висела гнетущая тишина, прорезаемая скрипом железа. Наемники вытянули Квинта. Нужно было закинуть ступню Огдена на край, чтобы зафиксировать. Дернули, но не вышло.

Я только сейчас поняла, что Невий заливался слезами. Все облетело. Теперь он был обычным избалованным мальчишкой, которому страшно.

— Отец!

Я не узнавала его голос.

— Простите меня, отец!

— Я прощу тебя. Только держись.

Квинт сделал еще одну попытку зафиксировать ногу паука, но сапог опять сорвался.

Невий взвизгнул, как девчонка:

— Я больше не могу!

— Держись. Справа перекрытие, попробуй дотянуться до него. Только не раскачивайся.

— Хорошо, отец.

Квинту удалось зафиксировать сапог на краю, пробы перехватиться, но в этот самый миг нога Огдена выскользнула, и оба с криком сорвались вниз.

Глава 41

Тимон снял с моей ноги последнюю повязку и удовлетворенно кивнул:

— Неплохо. Осталось убрать шрам.

Я посмотрела на длинный розовый рубец, будто вычерченный по линейке от щиколотки до колена. Все еще не верила, что отделалась лишь этой царапиной. Но я сомневалась, что хочу избавиться от шрама. Он напоминал о том, что весь этот ужас был реальностью. Память имеет свойство защищать нас от самых страшных кошмаров. Миновало всего две недели, но, казалось, с той страшной ночи прошла целая жизнь. Сумбур, мелькание, марево. Далеко-далеко.

Я убрала ногу с кушетки, оправила черное платье:

— Позже, господин Тимон. Позже. Не сейчас.

Я посмотрела на дверь палаты, потом на медика:

— Как он?

Тот лишь усмехнулся:

— Могло быть гораздо хуже.

Я кивнула с пониманием

— Можно мне зайти?

— Думаю, да, если не спит. Состояние стабильное, системы в норме. Но он подавлен.

Я снова кивнула. Поднялась со стула и прошла в палату, заметила знакомую кушетку, на которой провела столько времени. Рядом пищали приборы на аппаратной стойке.

Огден не спал. Смотрел в стену напротив. Непривычно было видеть его таким. Беспомощным. Раздавленным. Закованным в толстые прозрачные шины. Совсем другой человек. Он будто постарел. На много-много лет. Похудел. Щеки поплыли и осунулись, от чего словно нарисованная карандашом полоска рта была выгнута вверх больше, чем обычно.

Его нашли на мосту, ниже, в железной паутине. Были переломаны обе ноги в нескольких местах, правая рука, пальцы. Но по какой-то невероятной случайности уцелел позвоночник. Удары о балки раздробили кости, но снизили скорость падения. Тимон сказал, что он выжил вопреки здравому смыслу, что ему чудом повезло.