Продавец

Через пару месяцев Егор задумчиво смотрел в экран ноутбука и с любовью — на меня. И ещё через пару мы переехали в большую трёхкомнатную квартиру с видом на прекрасные котлованы и краешек леса.

И теперь Егор и Настя открывали уже четвёртый магазин в этом районе, один из которых, был в нашем новом доме.

А сейчас я медленно шла домой, поглядывая на Пегаса и на своё приобретение. Пока Пегас не подвёл меня к новеньким дверям с указанием часов работы «24 часа» и скидок на товары народного потребления.

Как можно элегантней я прошла в дверь, немного посторонившись и дав проход Пегасу, а потом смотрела на продавца, который расставлял банки с зелёным горошком и что-то говорил новой продавщице. Что совсем мне не нравилось! Нет, я не имела ничего против зелёного горошка, иногда я даже покупала его, вернее, мой личный продавец приносил его, а вот продавщица мне не нравилась. Сильно!

Я понимала её, ведь невозможно спокойно смотреть на обладателя бархатного голоса, серых глаз и аппетитной задницы. Но это мой бархатный голос. Мои серые глаза и аппетитная задница. И обладатель — тоже мой!

— Егор, — как можно спокойней сказала я.

— Привет, — ответил продавец с улыбкой и обошёл продавщицу так, словно она была частью стеллажа. — Садись, — он протянул мне стул, и я села, — гуляла?

— Да, — ответила я. Я честная женщина и всегда говорю правду.

— Куда ходили? — он погладил у уха Пегаса, присев на корточки.

— К метро, — ответила я.

— Василина, — Егор посмотрел на меня так, что мне должно было стать стыдно. Во всяком случае, с Васей это всегда срабатывала. Но мне не стало.

— У меня было дело, — привела я аргумент в свою защиту. И показала то, зачем мы прошлись с Пегасом эти остановки.

Два огромный белых банта на резинках.

— И которые это по счёту? — Егор внимательно разглядывал моё приобретение.

— Я не помню, — честно сказала я.

— И, кстати, чем они отличаются от предыдущих?

— Всем! — ответила я. — Я ещё не решила, какие из них лучше и подходят больше.

— Это всё решает, — продавец присел, и стал гладить меня по ногам, отчего мне стало хорошо, а Пегасу весело.

— А ты бы не мог… — уточнила я и показала глазами на банты.

— Василина? — глаза продавца расширялись и становились серее.

— Так мне будет легче разобраться, — привела я свой аргумент.

— Ты же не шутишь? — продавец посмотрел на меня с подозрением.

— Нет, не шучу, — я не шутила.

— Боже, Вааааааася, — и я была согласна с ним. Продавец выглядел божественно с двумя бантами, криво сидевшим на его волосах. — Я могу это снять? — его рука потянулась к белому капрону.

— Подожди, — прошептала я. — А ты бы не мог? — я показала глазами на дверь в подсобку.

Егор прыснул и попытался снять банты, продавщица смотрела удивлённо, а единственный покупатель — тщедушная старушка с третьего этажа нашего дома, Роза Измайловна, понимающе покачала головой и засеменила домой.

— Я серьёзно, — я готова была обидеться. И обиделась.

И Егор подал мне руку и завёл меня в подсобное помещение. И всё-таки снял с себя банты.

«Вася, это слишком!» и «Но мне нравится», и «Мне всё нравится».

Да, иногда я бывала «слишком», но мне нравилось, что и в этом случае я продолжала нравиться Егору. И нравилось его терпение. И то, как он целует мои руки и спрашивает «Ты уверена?» и «Может, всё-таки дождёмся вечера, неудобно», и, наконец, «Ты беременная», и то, что он всё-таки находит место, где это удобно. А потом ещё немного сомневается, но я его уверяю, что всё отлично, и напоминаю, что беременным нельзя отказывать, и вообще, мне рожать не завтра.

И я ошиблась. Рожать мне было завтра. Я читала, что занятия любовью способствуют родам, но не верила. Однако, они поспособствовали. Какой именно раз — сказать было сложно. Тот, что в подсобке, или тот, что был дома, или до этого, утром…

Это было утро первого сентября. И наша Василиса собиралась в первый класс. Это очень волнительно. Всё было волнительно. И выбор формы, и портфеля, и бантов, которых оказалось так много, что хватит ещё на пять девочек, и то, как Вася крутилась перед зеркалом, нарядная и с букетом.

— Василина? — спросил Егор и посмотрел на меня с тревогой. Я поморщилась.

— Вася? — Он ещё больше поморщился, и я улыбнулась.

— Идите, — сказала я.

— А ты? — уточнила Вася.

— Я чуть-чуть позже подойду, хорошо, детка? — Я бы присела, чтобы быть на уровне глаз с Васей, но велика вероятность, что я не смогу встать.

— Я звоню Насте, — Егор глянул на меня и пошёл на кухню с телефоном.

— Перестать, — на самом деле очень сложно догнать длинноногого продавца, когда ты передвигаешься по дому как утка, и габаритами напоминаешь медведя.

— Перестань, — я повторила. — Я не знаю детей, который помнили своё рождение, а первое сентября помнят все. К тому же, я не собираюсь рожать прямо сейчас, ты успеешь, — заверила я Егора и вскрикнула.

В итоге Егор не успел…

Он зашёл в палату на цыпочках и молча смотрел на меня, пока я лежала на кровати, а рядом лежал наш новорожденный сын. Он был самым красивым мальчиком на свете, я не сомневалась в этом ни минуточки. И он. И Егор.

Продавец сглотнул и сделал робкий шаг в сторону кровати, потом ещё один, потом быстро отошёл и вернулся, уже помыв руки.

— Как ты, детка? — спросил он и погладил меня по лицу, я потянулась за тёплой рукой.

— Немножечко устала, — улыбнулась я. — Смотри, — я показала на малыша, но Егор уже смотрел во все глаза, и мне только показалось, что в глазах его мелькнули слёзы.

Он аккуратно взял сына на руки, и я внимательно смотрела, как ловко это получилось у Егора. Потом я разглядывала маленький носик и лобик, и то, как смешно наш сын морщил нос и губки. И не могла поверить, что это мой сынок, мой муж, и что прямо сейчас в палату вошла Настя с Васей. Васю сначала не хотели пускать, но, как оказалось, в платные палаты был проход всем, и в итоге, Василису с огромными белыми бантами пропустили и даже поздравили с праздником.

Вася смотрела на меня. Смотрела на братика. Потом снова на меня. А потом она заплакала и стала меня обнимать. Она обнимала меня. Я обнимала её.

— Тебе же не было больно, мамочка? — уточнила Вася.

— Чуть-чуть, — прошептала я и посмотрела на Егора, который всё ещё держал нашего сына, и это помешало ему вытереть щёку от слезинки, которая стекла.

Это не очень-то по-мужски. Поэтому слезинка была одна.

Мне же никто не мешал заплакать, ведь сегодня у меня не только появился сынок, но и дочка, которая впервые назвала меня мамой. И я всё ещё была блондинка. Блондинки всегда сентиментальны. И я родила несколько часов назад. И в моём организме происходили изменения, которые тоже вызывали слёзы.