Продолжает Чарли Чен
Шрифт:
— Я всего лишь сторонний слушатель, — сказал Чен, положив руку на плечо друга, — но полностью разделяю твои чувства. И, раз уж мы заговорили о счетах: могу я угостить тебя обедом за свой счет?
— А, может, лучше за мой? — спросил Дафф, слегка сбитый с толку такой резкой сменой темы. — Насколько я понял, ресторан в отеле Янга…
— Хорошо, пусть отель будет твой, — согласился Чен, — но счет будет мой, и никаких дискуссий мы устраивать не станем. Неужели ты преодолел тысячи миль по суше и по морю для того, чтобы угостить меня обедом? Это было бы неслыханным оскорблением традиций гавайского гостеприимства! Одним словом, идем. Ресторан — твой, счет —
— По рукам! Погоди, что если я оставлю свои бумаги в твоем сейфе?
— Конечно! Они будут там в полной безопасности. Надеюсь, что уж сюда-то твой Джим Эверхард не доберется, — засмеялся Чарли.
С Бетел-стрит они свернули на главную магистраль Гонолулу — Кинг-стрит, где находился отель Янга. Укрывшись от полуденного солнца в прохладном полумраке ресторанного зала, Дафф облегченно вздохнул и поспешил вернуться к своей наболевшей теме.
— Что ты скажешь по поводу этой истории, Чарли? Что тебе подсказывает твой прославленный восточный инстинкт, китайское шестое чувство?
— Оно мне подсказывает, — серьезно ответил Чен, — что ни один суд в мире, включая лондонский, не захочет принять во внимание такой странный довод, как шестое чувство старого китайца. Даже если этот китаец работает в полиции и живет на Гавайских островах!
— Ты прав, друг, — вздохнул Дафф. — Отсутствие конкретных улик и мотивов мучает меня больше всего. Я не сомневаюсь, что рано или поздно доберусь до Эверхарда, но что если я не доберусь до улик? Я могу привести убийцу в суд — и этот суд тут же его оправдает, если я не представлю осязаемых доводов против него. А доводов нет!
— Да, пока я не стану тебе завидовать, — согласился Чарли. — Но тем больше мы порадуемся, когда ты все-таки найдешь эти доводы! Ты ведь разыскиваешь двух людей, не так ли?
— Двух? — от удивления Дафф даже отложил в сторону ложку. — Каких двух?
— Один ваш писатель, которого я очень люблю, написал книжку под названием «Доктор Джекилл и мистер Хайд». Два человека в одном. То же самое мы можем сказать и о Джиме Эверхарде. Сейчас это несомненно весьма почтенный член общества, не нарушающий никаких законов и живущий строго по установленным для всех правилам. Но есть у него и второе, невидимое взору «я», темное, мстительное, порожденное давней враждой. Что вызвало это страшное «я» из прошлого? Почему оно готово убивать, уничтожая тем самым и свое нынешнее «я»? Как только мы поймем это — загадка будет разгадана. Как тебе этот цыпленок?
— Внешность у него весьма аппетитная!
— Внешность обманчива. То есть наши цыплята, как мне кажется, правдивы, но когда завтрашним вечером ты отплывешь вместе с Эверхардом в Сан-Франциско, помни, что мед на устах может быть отравлен ядом в сердце!
— Чрезвычайно полезный совет, — кисло усмехнулся Дафф. До сих пор он не замечал за своим приятелем склонности к чтению морали. Он ждал от него совсем другого. Возможно, жара и безмятежная гавайская жизнь свели на нет прежнюю проницательность Чарли Чена?
— Если руководствоваться твоей теорией об обманчивой внешности, — заметил Дафф, — то первым отпадает Макс Минчин: ничего хорошего о его внешности не скажешь. В той же компаний оказывается и капитан Кин. Что оставляет в числе подозреваемых — не считая руководителя группы Лофтона — людей с безупречной внешностью: Тэйта, Вивиана, Росса и Бенбоу. И Кеннавэя, хотя он слишком молод, чтобы питать застарелую вражду к Хонивудам.
— А Фенуик?
— Что Фенуик?
— Он постоянно кружится вокруг группы, словно ворон в ожидании падали. Собирается оставить Лофтона в Лондоне,
но едет дальше. Оставляет его в Ницце, но внезапно возникает из ниоткуда в Сан-Ремо. Снова исчезает, чтобы воскреснуть в отеле «Тадж Махал» в Бомбее.— Но в Иокогаме-то он не воскресал, — возразил Дафф, подивившись про себя профессиональной памяти китайского детектива. — И в лавке ювелира его тоже не было.
— Откуда такая уверенность?
— Уверенности у меня вообще ни в чем нет, — признал правоту приятеля Дафф, — кроме, пожалуй, того, что убийца принадлежит к мужскому полу. Но почему тебе кажется, что именно Фенуик…
— Я не говорю, что это именно Фенуик. Просто его поведение невольно привлекает внимание. Как ты смотришь на шоколадное мороженое? Подойдет для десерта?
После обеда Чарли Чен вернулся в комиссариат, чтобы с гордостью представить коллегам своего лондонского друга. Дафф произвел должное впечатление на всех, за исключением Кашимо, погрузившегося в пучину беспросветной меланхолии.
— Практикант Кашимо, — пояснил Чен, — мечтает стать таким же профессионалом, как прославленные детективы Скотленд Ярда, но, к несчастью, судьба противится его мечте. Не далее как сегодня утром я позволил себе предположить, что Кашимо нужен полиции примерно так же, как зеркало слепому. Но по зрелом размышлении я все же склоняюсь к мысли, что практикант Кашимо сумеет выстоять в борьбе с судьбой. Он человек упорный, а это много значит, — и он похлопал не верившего своим ушам японца по плечу.
После визита в комиссариат Чарли без ложной скромности вывел из гаража свой новенький лимузин, сверкавший на солнце точно так же, как и счастливое лицо его владельца, и устроил Даффу долгую — почти до самого вечера — экскурсию по Гонолулу, завершившуюся роскошным ужином в отеле «Ройал Хавайан», где Чарли Чен вновь играл роль гостеприимного хозяина. И хотя это был для инспектора Даффа очень насыщенный и увлекательный день, чувство внутреннего беспокойства по-прежнему не покидало его ни на минуту. Ему казалось, что время движется невыносимо медленно, а завтрашнее утро так никогда и не наступит…
Тем не менее, оно наступило, и ровно в десять Дафф с Чарли Ченом, смешавшись с толпой зевак, наблюдали, как белоснежный корпус «Президента Артура» медленно сближается с набережной. Дафф настоял на присутствии Чарли, чтобы тот смог собственными глазами присмотреться у группе Лофтона — в глубине души инспектор продолжал надеяться на знаменитое шестое чувство китайцев… С лайнера спустили трап, и говорливый туристский ручей начал стекать на берег. Впрочем, там были не одни только туристы: разного калибра дельцы, бледнолицые миссионеры, сгибающиеся в поклонах китайцы, прибывшие навестить родственников, горделивые британские бизнесмены, уверенные в непоколебимой власти своих банков над любым уголком земного шара. Дафф следил за этим людским Вавилоном с жадным нетерпением, Чен — с чисто восточной невозмутимостью.
Наконец, на трапе появился доктор Лофтон в белом тропическом шлеме на голове, за которым потянулась нестройная цепочка американских туристов. Когда Лофтон ступил на набережную, Дафф подошел к нему, протянув руку для рукопожатия. Руку доктор пожал, однако выражение его лица при этом не имело ничего общего с радостью.
— Инспектор Дафф! Каким образом…
Но Даффу уже спешили пожать руку прочие окружившие его американцы — семейство Бенбоу, Минчины, миссис Спайсер и Вивиан, Росс, Кеннавэй и все прочие. Последним руку инспектора пожал Тэйт, выглядевший более усталым и нездоровым, чем когда-либо.