Продюсер

Медянская сухо кивнула и прошла в зал. Присела, понимая, что жизнь изменилась необратимо, сунула в рот карамельку против — или взамен — курения и взяла с журнального столика плотный, цветастый, доставленный международной курьерской службой пакет.

Пробежала глазами адрес, решительно вскрыла и жадно впилась в строчки чужого языка. Прикусила губу, бросила пакет на столик и откинулась в кресле.

— Что с вами, Виктория Станиславовна? — встревожилась домработница.

Медянская посмотрела сквозь нее.

— Сигарет, — хриплым голосом распорядилась она. — Иди, купи мне сигарет. Быстро.

Незнакомец

Артем волновался. Его настораживало состояние Виктории, а точнее — постоянная смена настроений. Да, это можно было объяснить той душевной травмой, которую она получила в результате смерти мужа Иосифа, но она ведь вовсе не лила слезы и не рвала волосы от этой потери. Напротив, она скорее выглядела освободившейся от какого-то непосильного груза. При этом Артем так и не выяснил, до какого предела она пойдет в своей нелегкой борьбе за наследство. Да, вначале Медянская твердила, что выведет всех, кто причастен к гибели ее мужа, на чистую воду. Но прошло время, совсем немного времени, и она словно разуверилась.

За патетическими заявлениями адвокат не чувствовал уверенности, а его самые худшие прогнозы оправдывались. Вдова то загоралась от очередного, хоть и небольшого, успеха адвоката, то теряла всякий интерес к делу. Тянуть ее и постоянно подталкивать Павлов не собирался и готовился к откровенному разговору. Хотя, конечно же, начать этот разговор было непросто.

Павлов поднялся на площадку, где совсем недавно лежал труп самого могущественного отечественного кукловода и продюсера Иосифа Шлица, и его снова посетило странное чувство. Как если бы его все время подталкивал к тем или иным решениям невидимый манипулятор. Даже таинственные тени под окнами вдовы и загадочные телефонные звонки, казалось, были срежиссированы умелым постановщиком. И как только Павлов подумал об этом, уже у квартиры Шлица, раздался телефонный писк.

— Да? Алло? Говорите!

— Павлов? — тихо спросили из трубки.

— Да. А с кем я говорю? Представьтесь, или я…

Артем не успел договорить, что он сделает, если звонивший не представится. Незнакомец быстро отозвался:

— Слушай внимательно, адвокат! Не доставай мою Викторию! Лучше пошурши в бумагах Ротмана. Там далеко не все в порядке. Особенно, что касается лицензий на радиовещание… Найдешь много интересного.

Артем замер: «И кто же ты такой? Фадеев? Нет! Фрост? Нет, не он. А кто?»

— С кем я говорю?

— У меня нет времени, адвокат! Я тебе все сказал. Займись делом, а не то я займусь тобой!

Резкий гудок и вязкая тишина отбросили Павлова от телефонной трубки. Он еще набирал воздух в легкие для ответа, как дверь квартиры Шлица распахнулась, и на пороге возникла заплаканная Медянская:

— Это вы? Что вы здесь делаете, Артемий Андреевич? Что происходит?

Пара мокрых воспаленных глаз изучала адвоката столь пугливо, что Артем растерялся. Он чувствовал себя так, словно его застигли за каким-то незаконным занятием.

— Виктория, извините… это недоразумение… то есть… на самом деле… я иду к вам… надо поговорить по делу. А здесь вдруг звонок…

— Какой звонок, Артем?

Она по-прежнему оглядывала замявшегося адвоката с недоверием и даже страхом. Павлов потер виски и потряс головой, чтобы избавиться от наваждения:

— Бр-р-р-рр! Ффуу-у! Виктория, очень странно это все! Сейчас все объясню. Дайте в квартиру хотя бы пройти! — Павлов сделал шаг вперед, и хозяйка отступила:

— Проходите…

Размолвка

Медянская куталась в длинную черную шаль и… курила. Вопреки собственному решению бросить. Артем прошел в дом, но на него не смотрели. Отстраненность и отчужденность — вот чем был пропитан воздух квартиры, и это неприятно задевало самолюбие адвоката. Артем присел на край огромного мягкого кресла и, не сводя глаз с тлеющего огонька сигареты Медянской, монотонно начал свой рассказ:

— Виктория Станиславовна, я по порядку. Все идет точно по плану, который мы с вами наметили. Регистрация приостановлена. Страховщики вот-вот выплатят все, что положено.

Реакция Медянской была равнодушной. Она мрачно затянулась сигаретой и повторила сказанное адвокатом:

— Все, что положено… — Она подняла пустые глаза на Артема. — А что и кому положено? Возможно, мне и положено страдать? Возможно, это моя судьба?

Артем ничего не понимал: ее словно подменили!

— Виктория! О чем вы говорите?!

— Не кричите на меня, — она перешла на еле слышный полушепот. — Я была на опознании…

Вдова глубоко затянулась и тут же закашлялась.

— Где? — брови Павлова полезли вверх. — О чем это вы?

— На опознании, — она всхлипнула, — смотрела на мертвого Ванечку Бессараба.

Артем обмер. Нет, не смерть Бессараба, скорее всего, насильственная, стала для него потрясением. Он узнал об этой смерти раньше Виктории. Просто ему показалось, что по поводу смерти этого бандита Медянская сокрушается гораздо сильнее, чем о гибели мужа. А Виктория продолжала всхлипывать и рассказывать:

— Ваня погиб. Он утонул. Упал в реку. На машине.

— Я знаю.

Медянская уронила недокуренную сигарету и вытаращила мокрые глаза на адвоката:

— Как?! Вы знали? Как же… вы… Почему?! Почему вы не сказали!

Артем сосредоточился:

— Виктория Станиславовна, я не успел вам об этом сказать, потому что сам узнал только что. Этот факт следствие некоторое время скрывало. Видимо, они пытались из него сделать сенсацию. Что, в общем, и получилось. В общем, это была ИХ игра. Я в нее не хотел втягиваться и вас не хотел втягивать.

Медянская недовольно сдвинула брови, и Артем тут же перекинул вопрос обратно вдове:

— А вы? Почему не предупредили, что вас на опознание вызвали? Как так получилось? Я же адвокат потерпевшей стороны. Вы меня специально для этого наняли. Зачем было ехать одной? А?

— Не знаю… как-то все быстро произошло…

Медянская пожала плечами и закуталась еще плотнее в свою шаль-покрывало. Она не могла внятно объяснить, почему побежала по первому зову оперативников, которые позвонили ей и сказали, что нашли тело Ивана Бессарабского и просят ее опознать его. Видимо, она действительно переживала за него не меньше, чем за Иосифа. Он часто был рядом, всегда имел свободный доступ в дом. Даже ночевал часто у них. И Виктория никогда даже не задавала такого вопроса: кто для нее Иван? Это было ясно: друг, близкий и доверенный человек. Именно поэтому она пребывала в полном недоумении по поводу нелепых выводов следствия о причастности Вани к гибели Иосифа. Медянская не верила, но доказать ничего не могла. Услыхав о гибели друга, она и не вспомнила о Павлове. Ценность и важность этих двоих для нее была несоизмерима и несравнима. Легкое чувство не стыда, а скорее некой неловкости, безусловно, осталось. Она чуть смягчила свой взгляд и вздохнула: