Проект 'Четыре комнаты'
Шрифт:
– "О", - ворчал недовольно Ломоносов.
– Что это за "О" такая!
– Шестнадцатая буква русского алфавита-с?
– подобострастно подсказал юркий помощник его Крюхтенсбункель, которого Ломоносов ценил за полное отсутствие в том немецкой высокомерности.
– Может лучше "О-го-го"?
– размышлял Михайло, мимоходом одарив нерасторопного
Пытаясь найти вдохновение, наш гений вынул из заветного сейфа любимый калейдоскоп, установил его посреди кабинета, попенял себе же за необходимость пользоваться ножным приводом и, встряхнув прихотливый тубус, вгляделся в его сияющие недра...
А в Версале бледный от гордости и от беспробудного блуда Жоффруа показывал королеве и собравшемуся вокруг нее избранному обществу свою камеру и рассказывал о перенесенных за честь Франции страданиях. Перед камерой установили увеличительное зеркало, но увеличивать-то пока было и нечего.
– Устройство сей камеры нам хорошо известно, - изрек граф д'Армоньяк, круча вороной ус.
– Желательно нам увидеть оного мужа, по-русски речащего.
– А может, лучше свежий анекдотец, - пожелтел Суиратон, ибо уж стал сомневаться, не привиделась ли ему в голодном бреду образина инородца из северной страны.
Hо желтеть пришлось недолго: как по заказу въедливого крутоусца в камере возникло изображение искомой персоны.
– Опять ты, шпиён, - пробасила она и плотоядно закусила каким-то невиданным, зеленым в пупырышках, фруктом, отчего сок потек по парику. Собравшиеся затаили дыхание.
– Я, я, дяденька, - обрадовался Суиратон, а потом, желая выслужиться перед Анной, заорал:
– Hа колени перед Королевой-Матерью, холоп!
Кровь вскипела в Ломоносове, вспомнил он, как в юности боролся с медведем-шатуном.
– А этого не хочешь, лягушатник!
– вскричал Михайло Василич и, обернувшись к калейдоскопу тылом, спустил с мощных чресел штаны 58
Глазам французской знати предстала огромная, во много раз увеличенная задница простого холмогорского мужика, кое-где покрытая фурункулами и геморроидальными шишками. Воцарилась мертвая тишина, в которой четко прозвучали шаги входящего в зал короля с примкнувшим к нему Мольером, которых никто не заметил.
– Глядите-ка - жопа!
– выкрикнул вдруг выживший из ума девяносточетырехлетний старик де Гиз и залился безумным смехом.
Hазванная своим именем, задница, наконец произвела должный эффект. Придворные закричали в ужасе перед такой статью. Кто-то из дам прикрылся веером, иные попадали в обморок - что кому нравится.
– Что здесь происходит?!!
– раздался заглушающий общий гвалт голос Короля-Солнца...
Последствия сего конфуза хорошо известны. Много голов придворных полетело с плахи. Мольер написал весьма едкий пасквиль, который в подвалах тайной канцелярии ему настоятельно посоветовали сжечь. Интересна дальнейшая судьба подлеца Суиратона. Воспользовавшись суматохой, он сумел скрыться из дворца и из Франции, много путешествовал и уже в чрезвычайно зрелом возрасте приехал в снежную Россию. Падкого на экзотику старикана по его просьбе повели в русскую баню, где по странному стечению обстоятельств парился молодой, только что прибывший в столицу, Михайло Василич. Увидев его запомнившуюся на всю жизнь задницу с характерным родимым пятном в виде сломанного носа, Жоффруа упал в обморок, что окружающие сочли действием слишком высокой температуры на нежное естество иноземца. "Что русскому - в кайф, то французу - смерть", - шутили они, растирая снежком синеющее тельце Жоффруа. Hо старикан лишь хрипел и от души удивлялся русскому народному гению, способному даже через годы и огромные расстояния показать всему миру свою жопу!
Юрий Жулин
Ронэс
Лукас
Violent Violet