Проект «Феникс»

Она вздохнула и стала собирать снимки.

— Но, по крайней мере, мы знаем, с кем имеем дело. В то время как множество вещей, понятий и свойств эволюционировало, жестокость на протяжении тысячелетий оставалась неизменной. Как будто она распространялась по вертикали.

— По вертикали, то есть с помощью генов, это вы имеете в виду? Речь о пресловутом гене жестокости, который передавался от отца к сыну?

Ученая дама отреагировала так, словно услышала богохульство:

— Я сказала «как будто»! Ген жестокости — всего лишь уловка или просто бред. Никакого гена жестокости не существует.

Люси когда-то слышала о гене жестокости, например, тогда, когда говорили о «синдроме XYY». Уже в пятидесятых годах некоторые ученые предполагали, что у тех преступников, которые совершили самые жестокие убийства, есть лишняя хромосома Y. Очевидно, тогда все эти предположения были чисто умозрительными, опиравшимися на генные наследственные аномалии, и впоследствии были опровергнуты другими учеными. С тех пор доверие к теориям, основанным на гипотезе о существовании гена жестокости, сильно пошатнулось.

Люси продолжала внимательно изучать фотографии. Сцена чудовищно жестокого преступления. Древний убийца не пожалел беззащитных — женщину, ребенка. Убийство, внешне ничем не мотивированное. Странная живопись — картинка перевернута. Люси не могла избавиться от образа Грегори Царно, застрявшего в ее голове. Эти черные глаза, приклеившаяся ко лбу прядь волос, безумный взгляд. И то, что он был крепким и был левшой. Как много общего с преступником, жившим тридцать тысяч лет назад! Как много общего у современного ужаса с доисторическим. Люси подняла на собеседницу глаза:

— А упоминала ли Ева Лутц о том, что уже видела такое изображение вверх ногами в тюремной камере?

— Да, она сказала мне об этом, вы правильно догадались. Более того, мне кажется, она и приехала-то сюда, в нашу лабораторию, именно из-за этого увиденного в тюрьме изображения. Она просила, чтобы я рассказала ей то, что сейчас рассказала вам, и сильнее всего ее заинтересовала необъяснимость и крайняя жестокость убийства в пещере. Убийства, лишенного всякой логики.

Люси опять вспомнила камеру Царно и тот ужас, который ее охватил, когда она увидела рисунок на стене.

— Какая может быть логика, когда речь идет о преступлении? Скажите, а ваш сотрудник, Арно Фекамп, он присутствовал при вашем рассказе о перевернутом рисунке?

— Да, конечно. Мы принимали Еву вдвоем. Она была чрезвычайно любознательной, ей хотелось узнать об открытии абсолютно все, она даже записывала всё, что мы говорили, на диктофон. Вела себя как настоящий следователь. Вот как вы сегодня.

Люси откинулась на спинку кресла. Фекамп то и дело врал ей. Наврал, что ничего не знает о перевернутых рисунках, и насчет интересов Евы Лутц тоже наврал… Почему? Что он хотел скрыть? Люси припомнила всю последовательность событий с минуты, когда вошла в институт. Этот рыжий толстячок вызвался сам принять ее, быстро провел по помещениям, его объяснения имели отношение к чистой науке, но только запутывали ее и сбивали с толку. Потом он пытался отправить ее восвояси, даже не показав мумий. Возможно, визит человека из полиции всего через десять дней после Евы Лутц оказался для него слишком большой неожиданностью?

— Арно Фекамп сказал мне, что результаты анализов кроманьонца были похищены как раз тогда, когда вы начинали их исследовать. Это правда?

— Правда. Вскоре после того, как была восстановлена последовательность оснований в его ДНК.

— То есть грабители пришли сюда в самый подходящий момент, если можно так сказать.

— Нельзя. Я бы сказала, в самый что ни на есть неподходящий!

Люси промолчала, обдумывая появившуюся мысль. Она встала, попрощалась с заведующей лабораторией и пошла было к двери, но, прежде чем выйти из кабинета, задала еще один вопрос:

— В котором часу сотрудники вашей лаборатории заканчивают работу?

— На самом деле рабочий день у них ненормированный, но обычно они расходятся по домам часов в семь или в полвосьмого вечера. А почему вы спрашиваете?

— Сама не знаю.

Придется еще с час просидеть в машине: если Фекампу есть что скрывать, возможно, она это засечет.

— Да, и последнее: не дадите ли вы мне копии снимков, сделанных на месте преступления, если опять-таки можно так сказать. Мне бы хотелось взять их с собой.

Тассен кивнула и отксерила снимки.

Через несколько минут Люси поняла, что ждать до семи ей не придется.

Рыжий толстячок в цивильном костюме, показавшись в конце коридора, помчался к лифту и мгновенно исчез в нем.

Казалось, за ним гонятся силы преисподней.

21

Вулкан проснулся.

Красные и синие флаги полощутся в воздухе. Шарфы тех же цветов врастяжку. Мужчины, женщины, дети сплоченными косяками движутся в одном направлении. Мостовые забиты, воют автомобильные гудки, глушители раскалились — несчастным водителям только и остается, что терпеть.

Арно Фекамп шел быстро, пробивая себе дорогу в толпе. Люси старалась не отставать от него: сначала людской поток нес ее вперед, потом, когда они миновали стадион, пришлось бороться с встречным потоком. Раззявленные в крике рты, пары алкоголя, покрасневшие от возбуждения глаза. А ведь матч еще не начался!

Светофор засиял зеленым, и лаборант внезапно изменил направление: он перебежал на другую сторону авеню Жана Жореса и нырнул в дверь станции метро «Стад де Жерлан», откуда извергались волны тел. Люси попыталась выбраться из толпы. Выбраться с тротуара ей кое-как удалось, но стоявшие вплотную одна к другой машины в это мгновение двинулись, и единственное, что можно было сделать, — это протискиваться между ними, выслушивая со всех сторон ругань в свой адрес: водители и без того издергались в пробке, а тут еще эта баба.

Дальше был трудный спуск по ступенькам — Люси работала локтями и извинялась, люди орали, пели и толкались, не обращая на нее никакого внимания. Потом она углубилась в узкий коридор. Здесь рыжего уже и след простыл. И не осталось ни малейшей надежды отыскать его в этом галдящем муравейнике. Люси, вконец расстроившись, пробивалась сквозь толпу в поисках хоть какого-нибудь указателя. Вот она — схема Лионского метро. Станция, на которой она спустилась вниз, оказалась, к счастью, конечной на линии Б, и, стало быть, Фекамп мог ожидать поезда только на одной платформе, той, откуда шли поезда в направлении площади Шарля Эрню, или, как ее называют местные жители, Шарпенн. Путь к этой платформе преграждал турникет, но Люси с легким сердцем прилепилась к какой-то даме, и таким образом ей удалось проскочить без билета. Когда за ее спиной захлопнулась плексигласовая дверь, она бросилась вперед бегом.

Рыжий, слава богу, был еще тут — стоял на краю платформы. Подошел поезд, он первым вошел в вагон и сразу же уселся на свободное место. Запыхавшаяся Люси устроилась в соседнем вагоне, не спуская с него глаз. Через два стекла она различала только профиль, тем не менее было заметно, что Фекамп нервничает. Он сидел, уставившись в пол, челюсти были сжаты, взгляд пустой.

Арно высадился на станции «Сакс-Гамбетта» и перешел на линию Д, выбрав направление к Вэз. Вагоны здесь были набиты битком, но это было Люси только на руку. Поезд, гудя, помчался по туннелям, углубился в пекло раскаленной стали. Пахло застарелым потом, жженой резиной.