Проект «Геката»

— Нам на двоих, Джед. Тут всё!

— На разное мясо не ведись, — предупредил Иджес, разглядывая свой тощий контейнер. — Вкус один и тот же, а жевать утомишься.

Они устроились в бывшем «медицинском» отсеке; роботы-уборщики отдраили его до блеска, и кровью там больше не пахло. Гедимин, открыв контейнер, с удивлением смотрел на свёртки внутри. Каждый предмет, как-то относящийся к еде, был завёрнут в тонкую плёнку, отдельно лежала россыпь маленьких одноразовых тюбиков разной окраски.

— Давай сюда, Джед, — Кенен ловко вытянул у него из-под руки один тюбик. — Это имбирный соус. Тут их два, я тебе оставил.

«Имбирный…» — Гедимин качнул головой. Новая информация валилась на него со всех сторон, даже из контейнера с пищей. «Странные штуки. Надо всё рассмотреть.»

На трёх тюбиках он разглядел знакомые надписи — «чили», «васаби», «горчица». Все названия повторялись четырежды — латиницей, кириллицей, мацодской письменностью и синскими иероглифами какой-то полузнакомой конфигурации. Отложив соусы в сторону, сармат достал большой свёрток в прозрачной плёнке и повертел его в руках. Сквозь упаковку хорошо просматривалось устройство образца — три внутренних слоя: тонкий белесо-жёлтый, ещё более тонкий зелёный с красными и оранжевыми вкраплениями и толстый центральный «стержень» серовато-бурого цвета. На ощупь он состоял из нескольких несвязанных элементов.

Осмотрев незнакомый образец, Гедимин взял следующий свёрток. Таких в контейнере было четыре, сходной формы и похожего состава — два толстых мягких пласта снаружи, один толстый бурый — внутри, тонкие красные, жёлтые и зелёные различных оттенков — сверху и снизу от него. «Ага, бургеры,» — Гедимин выловил из памяти знакомое слово. «Это я ел.»

Остался ещё один неизученный свёрток, разрисованный синскими иероглифами. Большая их часть Гедимину не была знакома, а остальные не складывались ни во что связное — кажется, изготовитель упаковки принимал их за красивый орнамент. Внутри лежало четыре трубки, покрытых тончайшим чёрным напылением. На срезе виднелся толстый белый слой и три внутренних стержня разного цвета. «Любопытная структура,» — подумал Гедимин, осторожно тронув пальцем белый слой. «Зернистая. Это в самом деле состоит из многих элементов, или просто так сделали?»

Слева от себя он услышал сдержанные смешки. Удивлённо мигнув, он поднял взгляд на сарматов и увидел, что все трое, отложив недоеденную пищу, смотрят на него и ухмыляются.

— Ничего-ничего, Джед, — махнул рукой Кенен, заметив его удивление. — Изучай.

Он уткнулся носом в полусъеденный бургер и мелко задрожал. Гедимин мигнул.

— Ты, того и гляди, анализатор возьмёшь, — сказал, хихикнув, Айзек. Гедимин представил себя с анализатором над образцами человеческой пищи и усмехнулся. «А вот Хольгер бы…»

Додумать до конца он не успел — резкая боль вспыхнула в груди, словно под лопатку вогнали длинный штырь. «Хольгер…» — он вспомнил дымящуюся рану на виске неподвижного сармата. Воспоминания всплывали одно за другим с промежутком в миллисекунду, — вот Хольгер сквозь стекло смотрит, как Гедимина пытают, вот Юпанки с застывшей кривой ухмылкой и чёрный кровавый след, краснеющий по краям, вот огрызки и разлитая красная жидкость на полу… Сармат глубоко вдохнул, задержал дыхание, пережидая приступ, случайно бросил взгляд на контейнер — и его едва не вывернуло прямо на пол.

— Забери, — сказал он Кенену, бросив свёртки в ящик; он старался не смотреть на пищу — ещё немного, и его бы вырвало. — Я не буду.

Он встал и, не оглядываясь, вышел из отсека. Невидимый штырь так и сидел под лопаткой, иногда, при резких движениях, шевелился, и сармат шипел от боли.

Его догнали через пару минут — точнее, нашли сидящим у спуска в трюм. Сармат уткнулся лбом в прохладную переборку и сидел так, чувствуя, как уходит тошнота, и понемногу, по сантиметру, вынимают из груди штырь.

— Атомщик, ты чего? — растерянно спросил Иджес, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Это из-за Айзека?

Гедимин мотнул головой.

— Всё нормально, — пробормотал он, поднимаясь на ноги. — Только я не атомщик. И пищу макак есть больше не буду. Не лезет.

23 марта 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк, ремонтная база «Маккензи»

— Держись, атомщик! — выдохнул Хольгер, просовывая руку Гедимина в «рукав» экзоскелета. — Вот так, подтянись, ноги сюда… Прижмись к спине, мы там поместимся. Ну, давай же, тут скобы…

Сармат, корчась от боли в животе, пытался нащупать скобы, но всё тело сводила болезненная судорога, и металл ускользал из-под пальцев. Хольгер протянул ему руку — и, пошатнувшись, повалился на палубу. Его спина дымилась. Гедимин с глухим воем рванулся к нему — и, не удержавшись на матрасе, скатился и с грохотом врезался в переборку, ударившись головой и плечом. Боль в ушибленной макушке разбудила его окончательно.

— Has-sulesh, — выдохнул он, вытирая мокрое лицо. Руки тряслись. Кто-то шагнул из дверного проёма к нему, заслонив источник тусклого света.

— Гедимин, а Гедимин? — встревоженно прошептал Иджес, опустившись на матрас рядом с ним. — Чего ты? Больно?

— Сон… — неохотно ответил сармат, стараясь не встречаться с ним взглядом. Он вспомнил, что отсек Иджеса далеко в стороне, и досадливо сощурился.

— Я всю палубу разбудил?

— Вот нашёл о чём думать! — сердито прошептал Иджес. — Я просто решил посмотреть, как ты. А ты метался и стонал. Гребучие макаки!

Он встал, снял с плеча что-то длинное и уложил у переборки, там, где между матрасом Гедимина и стенкой был узенький проём. В изголовье он бросил подушку.

— Ложись, атомщик. Надо спать, — прошептал он, укладываясь вдоль переборки. — Может, со мной тебе будет спокойнее.

Гедимин изумлённо мигнул.

— Иди к себе, — тихо сказал он. — Ты работаешь. Должен нормально отдохнуть. Я, может, всю ночь буду метаться.

— Вот это мне и не нравится, — проворчал Иджес. — Ну чего ты сидишь?! Выпей воды и ложись. Замечу, что мечешься, — разбужу. Может, так мозгу надоест гонять по кругу одно и то же.

Будить пришлось скоро — не прошло и получаса, как проснувшийся Гедимин увидел над собой испуганное лицо Иджеса.

— Атомщик, не надо грызть руку. Ты уже до крови прокусил…

Гедимин посмотрел на кулак, прижатый к груди. Сбоку в самом деле были неглубокие кровоточащие ранки. Сармат досадливо зашипел и отвернулся к переборке.

Что ему снилось потом, он не запомнил. Иджес будил его ещё четырежды. В последний раз Гедимин проснулся сам, и вроде бы не от кошмара. Механик спал рядом с ним, положив локоть поверх подушки и уткнувшись в него лицом. Светлая кожа поблескивала в неярком свете из коридора. Гедимин огляделся и нашёл одеяло — у себя в ногах, сбившееся в бесформенный ком. «А его одеяло — под ним,» — понял сармат. «Матрас в ту щель не пролез бы.» Он снова взглянул на одеяло, на свои руки, покрытые испариной, и досадливо сощурился. «Мартышечьи вещи…»