Проект «Колония»
Шрифт:
– Хорошо, – поднял руку и указательным пальцем обвёл окружающую толпу, снова остановив его движение на мужике, – я вас выслушал…, – и тут же вновь обратился к толпе: – Вы доверяете этому человеку?
Люди активно зашевелились и со всех сторон вразнобой посыпались громкие, одобряющие реплики: – Да… Доверяем… Знаем… Петр, нормальный мужик и справедливый… И его не раз били, за то что он за правду стоит…
Я резко поднял руку вверх, останавливая человеческий гвалт, и когда толпа немного притихла, продолжил: – Тогда поступим следующим образом. Майор Пеньков, сколько там единиц оружия?
– 8 автоматов, пять пистолетов, одна винтовка и 12 единиц гладкоствола охотничьего…
– То есть 26 единиц. А теперь выбирайте 25 мужчин, которым вы тоже доверяете. И давайте посмелее… Я за вас, вашу жизнь и ваши проблемы решать не буду, да и время не ждёт. Я вам только помогу, а вы тут дальше сами разбирайтесь…
После некоторого замешательства, люди в толпе закрутились, завертелись, загалдели, решая кому выходить. В эту же круговерть резко воткнулся
Пока шли такие выборы, я надавил на мужика и теперь знал его имя, фамилию, отчество и адрес. Не хотел он это сообщать, но пришлось согласиться на мои требования, особенно когда пригрозил ему, что сейчас плюну, сниму охрану с цыган и уеду, а они пусть сами тогда с цыганами разруливаются и делят торговый центр. Только тут же выразил справедливое сомнение, что цыгане после случившегося будут более сговорчивее. Под таким же соусом переписали и других вышедших мужиков. Правда, когда услышали, что и их надо переписать, 7 человек труханули и сразу нырнули обратно в толпу. Но уже через три минуты, другие 7 человек сами добровольно заняли места струсивших и дали свои данные.
– Товарищ Севастьянов, – обратился к мужику, – Все тут стоят нормальные? И всем ты тут доверяешь?
Пётр Григорьевич обошёл строй, задал несколько вопросов видать незнакомым ему людям и утвердительно кивнул головой. А я лично отобрал из кучи оружия самый лучший на мой взгляд автомат, самодельный подсумок с магазинами, вручив его Севастьянову, того вывел на середину строя.
– Внимание! Сейчас я буду говорить не только им, выбранным вами, но и вам всем, кто здесь находиться, чтобы понимали – как жить дальше. Товарища Севастьянова я назначаю командиром вашего отряда самообороны и передаю вот это оружие вам, для того чтобы вы сами здесь смотрели за порядком, чтобы вот этот торговый центр, пусть даже брошенный и бесхозный, не просто так разграблялся, а товары в нём справедливо распределялись между вами. Чтобы вы, через свой отряд, сами поддерживали порядок на улицах своего района и могли защищаться от пришлых врагов. Я думаю, вы сами определите кто для вас враг. Ну, а арестованных я передаю тоже вам, чтобы вы выбрали из своего состава народный суд и справедливо определили степень вины каждого и назначили им наказание. Но сразу хочу предупредить – никаких издевательств, пыток над арестованными. Заслуживает смерть – пулю в лоб. Заслуживает другого – значит выпороть прилюдно по голой заднице, вот здесь на площади….
По толпе прокатился одобрительный гул и тут же стих, увидев мою поднятую руку.
– Продолжаю. Но каждый приговор должен быть оформлен и подписан, вот этими народными судьями, которые будут нести ответственность за неправедный суд. А нет так просто. И через три дня, когда откроем снова Портал для второго этапа эвакуации, сюда пришлю отряд для проверки. И не дай бог, если тут будет несправедливость. С тебя, товарищ Севастьянов, в первую очередь спрошу, и с остальных тоже….
И последнее, что хочется сказать. Я тоже не люблю цыган и считаю их бесполезным народом, присосавшимся к местному населению. И хотя понимаю, что и среди них вполне возможно есть и хорошие люди, но ни один цыган на мою территорию не попадёт. Если как-то кто-то сумеет проскользнуть, вышвырнем безжалостно обратно. И самое последнее – не тяните с решением об эвакуации. Через неделю будет поздно и никто вам больше не поможет. Думайте своими головами и не слушайте слухи….
Все мои слова были встречены одобрительным гулом, особенно когда Севастьянов, грозно встряхнув автоматом веско заявил: – Ну…, за таким начальником можно смело идти….
Закончив этот импровизированный митинг, я отвёл в сторону командира отряда: – Севастьянов, у тебя есть тридцать минут. Сейчас мигом назначай себе пару замов. Разбирайте оружие и загоняйте цыган в любой подвал и сажайте под замок. Мои помогут. Выставляй охрану у торгового центра и как только мы уедем, пошли несколько групп своих людей по домам цыганского посёлка с целью поиска оружия и боеприпасов, но только не для погромов и какой либо экспроприации… И флаг тебе в руки. Сейчас быстро напишут приказ о назначении тебя командиром отряда, который подчиняется лично мне. Всё как положено – с печатью, с моей подписью. Чтоб всё было на законных основаниях. Предупреждаю насчёт местной полиции, не все там продажные…. Договаривайся с ними как хочешь, тряси моим приказом, крутись, но оружие против них не применять. А со своей стороны доведу до местного руководства об вашем отряде, чтобы не было недоразумений. Они всё-таки пока здесь законная власть, а через три дня сюда пришлю свой отряд и если местные менты здесь как-то неправедно или жёстко поступят с вами, мой отряд с ними будет разбираться. Ну и давайте к нам людей выпихивай и сам переходи. Мне такие люди нужны. Да, если перейдёшь к нам – оружие придётся сдать. А теперь ты тут власть и иди рули этой властью….
Через тридцать минут моя небольшая колонна убыла с парковки торгового центра, где вовсю распоряжался новый командир, и мы вновь запетляли по окраинным улицам, где царила вакханалия беззакония, банальный грабёж торговых точек, и тут же драки уже за добычу, которую опоздавшие пытались отобрать у более удачливых. Мы даже не вылезали из машины, тихо подъезжали
к месту разборок, давали очередь в воздух из крупнокалиберного пулемёта и драка мигом прекращалась, а участники прыскали в разные стороны испуганными зайцами, бросая то из-за чего и бились. А мы ехали дальше. На одной из пустынных улиц наткнулись на банду подростков, лихо бившие камнями, арматурными прутьями витрины мелких магазинов на первых этажах старых, советских времён пятиэтажек, стёкла ларьков на остановочных комплексах. А из лихачества, безнаказанности, ощущения мнимой крутости от своей многочисленности, весело запуливали каменюки и в окна вторых этажей и даже третьих, Особенно резвились против окон, откуда хозяева возмущённо кричали, пытаясь стыдить и урезонить сосунков. И такое безудержное веселье было бесцеремонно прервано нашим внезапным появлением и от неожиданности они даже не успели разбежаться. Так и замерли на месте, хлопая в великом испуге глазами. Поставил их к стенке, отчего они испугались ещё больше, предполагая логичный финал. Потекли слёзы, послышалось откровенное поскуливания, жалобные просящие голоса, а один прямо тут же обоссался.На мой вопрос – Зачем они это делали? Скулёж только усилился, а главарь этой банды, пятнадцатилетний долговязый парень, как ребёнок из младшей группы детсада, просяще протянул: – Дяденьки, не надо нас стрелять. Мы больше не будем…
Я тяжело вздохнул и со своего места оглядел серый фасад пятиэтажки, около которого и словили пацанов. Когда мы въезжали на улицу, лишь только двоих мужиков видел на застеклённых балконах пятых этажей, откуда они орали на хулиганов, а сейчас чуть ли не на всех балконах стояли люди и требовали сурово наказать щенков.
Вытащил за ухо главаря на середину тротуара и ткнул лицом в жителей дома: – А они требует, чтобы я вас расстрелял…, Прямо здесь шлёпнул. Слышишь, что они кричат? Тут вас знают как отпетое хулиганьё…, – и пацан сломался. Бурно зарыдал, размазывая слёзы по щекам, умоляя пощадить и обещая, что больше не будут. Заревели в голос и его подельники, чувствуя беду.
Конечно, щенков этих расстреливать рука не подымалась, а урок нужно было преподать жестокий, да такой, чтобы на всю жизнь.
Ну, а раз родители не смогли до их мозгов донести истину – «Что такое хорошо и что такое плохо….». Эту истину будем вбивать в самом прямом смысле слова. Сняли с них штаны, труселя, положили голыми письками и животами на стылый, заснеженный асфальт и жестоко выпороли, обрывками верёвок, выкинутых нам с балконов. Я дал установку – так выпороть, чтобы две недели кушали стоя, а спали ночью только на животе. И чтоб после порки могли до дому дойти.
А главарю, чтоб знал, что старший банды несёт отдельную ответственность за действие своей банды, после порки поставили под обоими глазами два хороших синяка, после которых на мир смотришь целую неделю через узкие щёлочки. Потом выбили зубы, при этом прилично раскровенив губы, а напоследок сказали назидательно: – Это чтоб ты, когда две недели через трубочку пищу принимал – помнил об ответственности главного в коллективе, который он возглавляет…
Поколесив по улицам ещё немного, мы окраинными улицами направились в сторону Портала. Проезжая мимо серого бетонного забора очередного большого гаражного кооператива и уже сворачивая за угол забора, бросил случайный взгляд через прореху от упавшей плиты и мельком увидел вдали, в гаражном проезде, нескольких мужиков. И вроде бы ничего в открывшейся картинке не было странного – трое мужиков, явно поддатых, вели ещё одного, тоже датого, но вяло сопротивляющегося. Картинка мелькнула и скрылась, за плитами целого участка забора. И вроде бы мелькнула и должна тут же забыться от своей банальности, но что-то в картинке было неправильное, и через секунд десять колебаний я приказал разворачиваться. В дыре забора давешних мужиков видно уже не было, видать уже свернули куда-то, но мы проскочили ко въезду в гаражный кооператив с поднятым обломанным шлагбаумом, наугад свернули, потом ещё раз и выехали прямиком к искомой группе, которые уже открыли ворота гаража и мигом стало понятно почему меня посетили определённые сомнения. Пьяные мужики, где-то на улице словили приличную женщину и сейчас затаскивали её в гараж, а та уже из последних сил сопротивлялась. По всем повадкам, одежде, внешнему виду можно не ошибаясь определить, что это были обычные работяги, причём самой низкой категории, с такими же низкими жизненными принципами, главными из которых были – меньше работать и побольше выпить. А вот женщина, судя по дорогой курточке, разорванной напрочь одежде, причёске и умелому макияжу, который впрочем был напрочь погублен слезами, липким потом страха, явно принадлежала к совершенно к другому слою населения – продвинутому и обеспеченному. Вот и решили работяги в этом безвластии вкусить «белого мяса», потому что их жёны наверняка были такими же забитыми жизнью серыми мышами, как и их мужья.
Двое мужиков за руки тащили её во внутрь гаража, а третий, садистки смеясь, пятясь спиной в глубь бокса, продолжал на ходу рвать спереди одежду и одновременно видать больно хватал женщину за оголённые груди, отчего она громко и смертельно испуганно, кричала во весь голос: – Не надо…, не надо…, мне же больно… Помогите…, помогите мне…, не трогайте меня…, отпустите… прошу вас…., – что только раззадоривало насильников.
Оглушительная очередь в узком и длинном пространстве гаражей, прозвучала как гром возмездия, превратив мужиков сначала в изумлённые соляные столбы, когда ещё нет испуга, а одно только изумление – «Вот только что были однииии…. Через минуту пялили бы бабу… А откуда эти соколики прилетели на халяву….?».