Проект «Ковчег». Воздушные рабочие войны. Часть 2
Шрифт:
– Немцы где? – выдавил из себя Василий.
– Ушли.
Вот так. Ушли. Он так ждал этого боя, первого своего боя, мечтал о нем. И вот… Карначенок сбит, а сам он и не понял толком ничего. И даже сбитый немец не радовал. Это была случайность. Везение. Фриц, судя по всему подумал, что русский летчик убит, вот и расслабился. Внезапно на стекло фонаря густо брызнуло маслом и самолет затрясло, в кабине запахло горелым.
– Похоже, меня серьезно зацепили, движок масло кидает – почему-то ему совсем не было страшно. Ни во время боя, ни сейчас. Только в тот момент, когда перед ним оказались кресты, Василия запоздало охватило ледяным ужасом смерти и звериной жаждой жизни. Может быть именно поэтому ему удалось сбить того немца? А сейчас страха не было, только злость и обида.
– Прыгайте, товарищ майор! – забеспокоился Агеев, – тут наши
– Нееет, капитан! – Василия охватил азарт. Ему теперь жизненно важно было дотянуть до аэродрома и сесть. Чтоб хотя бы счет по сбитым с немцами был равным. Василий потянул ручку на себя, набирая высоту. Мотор чихнул и надсадно загудел, кашляя маслом, как туберкулезник кровью. Горелым больше не пахло, наверное, система пожаротушения сработала. Самолет трясло, как в лихорадке, но он летел. Машина будто чувствовала настроение своего летчика и упрямо тянула из последних сил, словно яку тоже было важно долететь и сесть. А может и, правда, важно? Может он тоже хочет жить? – Потерпи, родной, – уговаривал самолет Василий, – еще немножечко потерпи. Прилетим, там девочки тебя подлечат. Видал, какие красавицы? Особенно эта шустренькая, младший сержант. Вооот! Нам с тобой падать никак нельзя! Папка ругаться будет! – Василий нервно хохотнул. – Еще и летать запретит! – сердце охватило холодком. Отец может. Опять в инспектора сошлет. – Угораздило же нас с тобой подставиться! Это я виноват! Размечтался! А тут война, брат! Тут мечтать нельзя! Сожрут пиковые! Хотя, так себе они. Не шибко-то и страшные, – кабина окрасилась кроваво-красным цветом от закатывающегося позади самолета солнца. – Смотри-ка! Как кровушка, прям! – бормотал Василий, сосредоточившись на управлении. В шлемофон ему что-то говорил Агеев, но Василий его не слушал, не до него было.
Все. Вот она станица. Он пошел на посадку.
– Ну, братишка, не подведи! Только сейчас не заглохни! – уговаривал он самолет, – А то кувырнемся мы с тобой на глазах у младшего сержанта! Расстроим девушку! А таким красавицам расстраиваться нельзя! У них от этого морщины.
Василий с замиранием сердца выпустил шасси. Есть щелчок. Вышли. Самолет тут же потянуло вниз. Ручка не слушалась. Вася с трудом тянул ее на себя.
– Ну же! Ну! Нууууу! – внизу проносилась трава аэродрома, самолет качался с крыла на крыло будто пьяный. – Даваааай! – буквально проревел Василий, прижимаясь к земле и выключая двигатель. Тяжелый удар. Еще удар. Только б стойки выдержали! Еще прыжок и самолет спокойно покатился по земле, постепенно теряя скорость. – Ну, вот и все, вот мы и дома, – он откинулся назад и закрыл глаза. Василий понимал, что надо быстрей покинуть машину, которая в любой момент может загореться. Но не было сил. Да и предательством это будет по отношению к Яку. Он сидел в каком-то оцепенении и очнулся только, когда в кабину замолотили чем-то тяжелым. Он открыл глаза и посмотрел на пытающегося сорвать снаружи фонарь Агеева. Вот же неугомонный капитан. Видно же, что все нормально. Или не видно? Василий тяжело откинул фонарь.
– Товарищ майор, вы в порядке? – и столько страха и беспокойства было в голосе капитана, что Василию стало не по себе.
– В прядке. Не переживайте. И это… Извини, капитан, – выдавил из себя Вася.
– Ай, – Агеев отчаянно махнул рукой и, спрыгнув с крыла на землю, размахивая руками, как крыльями пошел к своему самолету. Да, уж, нехорошо получилось. Надо будет поговорить с капитаном. Хороший он мужик.
Василий сам выбрался из кабины и посмотрел на свой самолет. Правое крыло из-под сорванной обшивки сверкало голыми ребрами нервюр. А на фюзеляже между кабиной и мотором виднелась аккуратная строчка пулевых отверстий. Повезло. Повернувшись от самолета, он буквально натолкнулся на полные ужаса и слез глаза младшего сержанта. Почему-то из всех людей, толпящихся и галдящих около его самолета, в глаза бросился именно ее взгляд.
– Тебя как звать, красавица?
– Таня, – всхлипнув, представилась девушка.
– Выше нос, Таня! – улыбнулся он ей, подмигнув – Нас так просто не возьмешь!
Девушка робко улыбнулась в ответ, но Василий этого уже не видел. Он шагал к Агееву и Баклану, устроившимся прямо на земле у своих самолетов. Не стоит откладывать тяжелый разговор. Надо извиниться перед парнями. Да и не помешает понять, как немцы их подловили. Ведь не только он не заметил атаку, но и более опытные Агеев со старшими лейтенантами. А потом надо позвонить своим в Краснодар. Может
Карначенок с ними связывался? В гибель старшего лейтенанта Василий верить не хотел. Ведь был же парашют! Был![i] Пиковый туз – эмблема 53 истребительной эскадры Люфтваффе, ворона – эмблема первой эскадры пикирующих бомбардировщиков, входящей в состав VIII АК
III
– Докладывай, Семен! – голос Сталина был спокоен и только чуть дернувшаяся щека и побелевшие от напряжения пальцы с силой сжимающие телефонную трубку выдавали его волнение.
– Товарищ Сталин, в пять часов утра немцы атаковали наши позиции в Севастопольском оборонительном районе и на Керченском направлении. Массированной бомбардировке подверглись Севастопольский рейд и Феодосия. Потоплены эсминцы «Свободный» и «Безупречный», получил повреждения лидер «Ташкент».
– Опять Октябрьский обосрался! – Сталин выругался по-грузинский.
– Не понял, Коба, – в голосе Буденного послышалось удивление, вроде до этого вице-адмирал крупных промахов не допускал. Если не считать потерю лидера «Москва», но там особо его вины не было, решение о рейде на Констанцу принимали в наркомате ВМФ.
– Тебе и не надо! – излишне резко ответил старому товарищу Сталин, – Почему о потерях докладываешь ты, а не флотские?
– Октябрьский арестован Мехлисом. Временно исполняет обязанности командующего флотом контр-адмирал Владимирский, – в голосе Буденного послышалась обида, – а почему флотские не доложились, я не знаю. У них там сейчас Мехлис командует. Наверное, сначала разобраться хочет. Обстановка там тяжелая.
– Ясно, – Мехлис действовал в рамках полномочий, добро на отстранение Октябрьского в случае, если командующий Черноморским флотом не будет справляться, у Льва Захаровича было. Но добро было на отстранение, а не на арест. Да и доложиться Мехлис был обязан. Ладно, с этим вопросом надо будет разбираться непосредственно с исполнителями. – С Мехлисом и флотом я разберусь. Что у тебя? – Сталину было не до обид друга, не то время. Да и Буденный не кисейная барышня.
– Севастополь интенсивно бомбят. Массированного штурма пока не было. И не думаю, что будет…
– Почему?
– А не чем им рвать нашу оборону, – голос Буденного радостно зазвенел, – сорок минут назад авиакорпусом Стаина уничтожен 833-й немецкий артдивизион. Восемь шестисотмиллиметровых мортир в труху, Коба! – восторженно доложил Буденный. – И «Дора»! Понимаешь, Коба?! «Дора»!
– Это точно?! – очень тихо спросил Сталин, – Стаин мне ничего не докладывал.
– Твой Стаин сухарь, хоть и молодой! – не понятно то ли хваля, то ли осуждая Стаина, заявил Буденный, – На него драгунскую форму надень, вылитый ротмистр Крымшамхалов-Соколов! Такой же зануда и уставник! И то, ротмистр, пожалуй, поживей будет! Карачай, как-никак! А этот твой! Пока не будет фотоподтверждения уничтожения целей, докладывать в Ставку не буду! – явно передразнил Стаина Буденный. Но, тем не менее, чувствовалось, что ворчит маршал не зло, а скорее уважительно. – Только какое еще ему подтверждение надо?! В Севастополе слышно было, как рвануло и зарево на полнеба! Да и попритихли немцы как-то сразу.
– Везде попритихли?
– Если бы! На Керчь давят. Особенно по фронту 44-ой армии. Потери большие. Раненых не успеваем эвакуировать. Боюсь, если так будут давить, придется отводить войска к Киммерийскому валу, – немцы действительно атаковали большими силами. И хоть это наступление ждали и готовились к нему, но очень уж мощной оказалась сила удара. Войска пока держатся, но Черняк уже просил подкрепления. А где их взять? Резервы, конечно, есть, но их мало и бросать в бой в первый же день немецкого наступления… Отход на подготовленные позиции на Киммерийском валу напрашивался сам собой. Так можно сохранить людей и технику. Не спеша ввести в бой подкрепления, а потом, вымотав противника контратаковать. Но это означало сдачу Феодосии, а на такое Коба не пойдет.
– И отдать врагу Феодосию?! – зло зашипел Сталин, подтверждая мысли Семена Михайловича.
– Но… – Буденный хотел что-то возразить, но Сталин не дал ему сказать ни слова.
– Отвод войск запрещаю! Семен, зубами, когтями, чем хочешь, но Феодосию и фронт удержи. Вводи в бой резервы. Разрешаю.
– И с чем останусь? У меня тех резервов кот наплакал! – начал распаляться Буденный.
– Будут тебе резервы. В течение трех дней к тебе начнут прибывать части 27-ой армии Резерва Главнокомандования.