Проект "Плеяда" 2.0

— Почти, — скрипнул зубами Свицкий. Илта, посмотрела на него — украинец держался за бок, сквозь пальцы проступила кровь. Черт, как не вовремя!

— Зацепило только, — усмехнулся украинец в ответ на невысказанный вопрос Илты, — царапина, — добавил он, снова открывая огонь.

Град пуль из двух самозарядных карабинов заставил нападавших залечь, но не прекратить огонь. Стреляли явно професионалы, причем хорошо воруженные: характерным звуком трещали советские автоматы, к которим вскоре присоеденился и ручной пулемет. Уже через пару минут Свицкий и Илта не могли даже голову поднять. Вокруг поднимались фонтаны земли, сверху сыпались выбитые пулями щепки и срубленые ветки.

— Уползать нужно пока непоздно, — опять меняя магазин, прохрипел Свицкий, — а то прижмут и гранатами закидают, или с фланга обойдут как ты тех мудаков на острове.

Внезапно стрельба стихла и наступила давящая на уши тишина.

— Эй, фашисты! — прозвучал веселый голос из камышей, — не скучаете? Мы тут на двоих ваших наткнулись. Одного, правда, замочить пришлось, зато вот второго скрутили. Выйдете по-хорошему — всем жизнь будет, не выйдете — хлопнем и его и вас за ним.

— Смотри, — опять прохрипел Свицкий.

Илта осторожно подняла голову и замерла. Камыши расступились и на открытое место вытолкнули скрюченого в три погибели человека, сильно избитого и глотавшего ртом воздух. Куноити шепотом выругалась, узнав Степанова. Его руки были связаны за спиной, от запястий отходила длинная веревка, конец которой явно держал кто-то из залегших в камышах красных.

— Думайте быстрее, — очередь подбросила фонтан земли рядом с якутом.

Илта, закусила губу — она слишком хорошо знала своих врагов, чтобы верить их обещаниям. Но и оставаться в кустах она не могла — самурайский кодекс чести, причудливо смешавшийся в ее голове с понятиями детдомовской стаи, не позволял ей бросить соратника. В голове ее бешено неслись мысли: скорей всего ей все-таки не врут — она им нужна живой, как командир, как носитель полезной информации. Ее доставят в местный штаб, может даже в тот самый Центр — как раз туда куда нужно. В плену она как-нибудь догадается, как уйти живой — воспитаннице «Черного дракона» было не привыкать к таким поворотам.

— Я выхожу, — громко крикнула Илта, выходя из-за дерева — не трогайте его.

Со всех сторон зашуршали камыши и рядом с плененным Степановым, стали выходить диверсанты — высокие, крепкие мужики, с холодными глазами опытных убийц. Поверх формы были наброшены советские масхалаты, темно-зеленые с более светлыми пятнами (Илта припомнила, что тут их называют «березкой»). Все они держали в руках автоматы.

Вперед шагнул широкоплечий верзила, с черными кудрями, выбивающимися из-под буденовки, украшенной листьями и ветвями.

— Оружие брось, — сказал командир, направляя ствол. Поколебавшись, Илта расстегнула ремень с кобурой пистолета, повесила его на сук ближайшего дерева и шагнула вперед.

— А второй где? — спросил командир красных, с похотливой улыбкой рассматривая гибкую фигурку девушки.

Илта, неуспела ответить, когда позади послышался шорох. Обернувшись, она увидела как поднявшийся из кустов украинец подходит к ней.

— Тут я! — проворчал он, прижимая руку к правому боку. Красный раздраженно дернул стволом, и украинец неохотно поднял руку. Пальцы его были в крови, на боку также набухало красное пятно.

За спиной грохнул выстрел. Свицкий дёрнулся и Илта словно в замедленном кино увидела, как его лицо вдруг взорвалось страшной раной, как высокий мужчина медленно оседает в заросли. Она обернулась — красноармеец, ухмыляясь, глядел на нее.

— Нет времени, — сказал он, — тащить его по горам, еще подохнет по дороге. Ступай давай, пока я и этого не отправил следом.

Пред глазами Илты поплыла кровавая пелена, лютая, застарелая ненависть, копившаяся все время внутри нее, поднялась мощной, всесмывающей волной. В висках застучали множество молоточков и она, уже не соображая, что делает, метнулась вперед, но ноги подкосились и девушка рухнула на землю, забившись в конвульсиях. Как сквозь стену где-то над ней слышались голоса.

— Эй, ты чего?

— Слышь, что с вашей узкоглазой?!

— Я-то откуда знаю!?

— Припадочная что ли? Рехнулась с горя?

— Подохнет еще тут!

Красноармейцы переговаривались, пятясь к камышам, наводя стволы на бьющуюся на земле Илту. Та сейчас представляла зрелище не для слабонервных: глаза закатились под самые веки, изо рта текла пена, зубы клацали, каким-то чудом не откусывая язык. Руки куноити шарили по телу, тонкие пальцы рвали плотную ткань красноармейской формы, словно бумагу.

— Ща, я ее успокою! — произнес командир, осторожно подходя и примечиваясь прикладом, — ишь распрыгалась, стер…

Он не успел договорить — тело Илты выгнулось дугой, так, словно в нем вовсе не было костей и она забилась на земле. Лицо ее исказилось, губы задвигались и с них темным пугающим потоком полились слова никому не ведомого здесь языка.

Лишь сгинувший непонятно где финн мог бы понять это песнопения:

Копья были там столбами,

Змеи были там жердями,

Их гадюками скрепили,

Ящерицами связали,

И хвосты у них висели,

С свистом головы шипели,

Черепа вверху качались,

А хвосты мотались снизу.

Змеей вилась в грязи Илта и змеиное же шипение издавали ее уста, перемежая его словами заклинаний далекого северного народа.

Мать твоя ведь — людоедка,

Мать твоя — из глуби моря.

Мать твоя плевала в воду

И слюну пускала в волны.

Давно отвергнувшие и бога и черта, бледные как мел красноармейцы крестились, пытаясь шептать давно позабытые молитвы. Даже якут трясся, как банный лист, молясь одновременно Христу и родным полузабытым богам, когда слышал слова незнакомого языка, странным образом становящегося все более понятным.

Из слюны змея явилась,