Проект «Повелитель»

Где-то далеко шла какая-то возня. Но это что-то мелкое, не иначе крысы.

— Нет там никого. И самое главное сквозняком дует. Видать до поверхности идёт. Полезем?

— Поскольку это единственный выход, решение очевидно. Максим ты уверен, что в проходе эта землеройка не сидит?

— Ой, Хаймович, любишь ты блудословие, — вставил Федя, — проще сказать нельзя? Лезем.

— Словоблудие, Федор, — поправил Хаймович.

— Короче, слов много. Полезли Толстый. Давай я первый. Автомат у меня если, что.

— Да я уже почти…

— Максим возьми фонарик.

— Не откажусь.

* * *

Грязно, темно и холодно. Земля сыпется за шиворот, скользит под ногами, хлюпает жижей под животом. И ты, сплошным комком грязи извиваясь как змея, ползёшь, срывая ногти об стылую и скользкую землю. Желание вернутся, появилось вскоре. Ещё большее желание согреется, утереться от грязи, просто полежать расслабившись да же в грязи. Но оно невыполнимо. Поскольку тут же соскользнешь вниз на головы спутников. Подъём местами крут, что приходится выбивать ботинками ступеньки, чтоб хоть как то подняться. Им ещё хуже. Косому летит в лицо грязь с моих ботинок. Пару раз он хекнул, думал обругать, но потом понял, что иначе не получается и замолчал. Сзади тяжело сипит Хаймович. Сдюжит ли старый? Пару раз из руки выскальзывал скользкий как лягушка фонарик и упирался мне в грудь. Толку от него не много, свет через заляпанное грязью стеклышко пробивается с трудом. Но что-то сдерживает меня, его убрать совсем. Хотя темноты уже давно не боюсь, но без него будет совсем безнадёжно. Руки не слушаются. Пару раз устраивали привал, упирались ногами в стены и грели дыханием застывшие пальцы. Кажется мука эта бесконечная. Так и будем ползти до конца жизни, пока не помрём. Холод и усталость заняли все мысли и чувства, и я чуть было не прозевал момент … когда лучик света брошенный вперёд, вдруг высветил какой-то предмет. И я остановился как вкопанный.

Косой боднул меня головой в ботинок и матюгнулся.

— Что? Что там?

Я не ответил, молча шаря за поясницей пистолет. Ответить было страшно. Торки!

Гнездо. Мелкие, размером с дикую собаку. Вот чей запах я учуял, но не опознал!

Деваться мне было некуда, им то же. И я нажал на курок.

— Ты чего там!? — заорал Федор. И я практически затылком увидел как он рвет из-за спины автомат, а он выскальзывает из непослушных рук. Напрасно, подумал я, стрелять он не сможет, я на пути. А через мой зад стрелять, пуля ударную силу потеряет. Как о много можно, оказывается успеть подумать за долю секунды? Но пистолет застыл в моей руке, бесстыже, выставив оголённый ствол. Патроны кончились. Стало оглушительно тихо и в этой тишине я услышал шорох отползающих гадов.

— Етит твою мать, Толстый! Ты в кого палил?!

— Мужики, вы ножи приготовьте, сейчас через торков поползём, может недобитки попадутся, — выдавил я из себя, облизнув пересохшие губы.

— Говорил тебе, пусти вперёд! На автомат возьми! — пихнул мне под зад Федя.

— Максим, ты как там? — озабоченный голос Хаймовича.

— Нормально, патроны только кончились.

— Автомат бери, скотина упрямая! — тычок под зад.

— Не… я сейчас с сумки второй ствол достану.

— Максим, — это Хаймович, — ты поаккуратнее с боеприпасами, впрочем, тебе виднее..

— Ладно, ползём дальше, — сказал я, и поменяв пистолеты вцепился пальцами в землю.

Торков оказалось не так уж и много, по одному на брата и признаков жизни они не подавали. Фонарик в левой и ствол в правой выходило несподручно. Помаявшись, убрал его за спину и вытащил нож. Нож был самое то! И упираться удобно, и панцирь у молоденьких нож протыкал. Разминулся с первым и оставил его пощупать Косому. Тот чертыхнулся, вляпавшись в его кишки. Странная брезгливость. Мы в грязи по самые уши а он кишками брезгует. Впереди был ещё один живой, но он усиленно отползал назад. Я буквально наступал ему на хвост. Страх пропал совсем, и вместе с ним открылось второе дыхание. Хаймович говорит, что это адреналин поступает в кровь. Не знаю, что это такое, но кураж приходит точно. Я уже знал, что настигну торка и покромсаю его ножом на рагу. Так увлекся преследованием, что когда в глазах посветлело, сразу и не сообразил.

Нора кончалась. Торк это тоже понимал, и удирал изо всех сил. Вот он дернулся, и черный силуэт мелькнул на белом фоне. Ушел, гад! Я добрался до края и силы кончились.

Выпал из норы, поднялся на нетвердых ногах и тут же сменил нож на пистолет.

Рядом с норой лежал гигантский торк. Вздохнул и присел рядом. Он был дохлый, серый панцирь уже выцвел, клешни потрескались и обросли мхом. Нора выходила в пристройку какого-то дома. Через приоткрытую дверь лился серый, простуженный свет. На улице то ли темнело, то ли светало. Из норы вывалились Федя и Хаймович, так же жадно как и я, глотавшие ртом воздух.

* * *

Вещи горкой лежали в углу, а мы сидели у печки в исподнем и дули горячий чай, в который Хаймович для согрева плеснул чего-то спиртного. Жизнь казалась прекрасной и удивительной, как это всегда бывает после трудного похода. За дверью на втором этаже сиротливо скулил Толстый-2. Вот привязался! Хаймович кинул ему старый бушлат и пару кусков вяленой собачатины, мясо он стрескал, но скулить не переставал.

— Знаешь, Толстый, с этим надо что-то решать, — сказал Косой, прихлёбывая из чашки.

— Да уснёт он, не будет же всю ночь скулить, — ответил я и поморщился, нёбо обожгло и шкурка теперь слазила.

— Да я не том. Прикинь, кто его увидит, подумает, что это ты.

— Ну?

— Блин, я думал ты умнее. Ты посмотри на него? Он ведь безмозглый таракан, да и трус к тому же. Будут говорить, что у Толстого крыша съехала. Тебе это надо?

— Да мне по фиг! — ответил я, в глубине души посмеиваясь.

— Федор, ты предлагаешь убить живое существо только потому, что оно глупее и слабее тебя? — назидательно вставил Хаймович, помахивая в такт словам указательным пальцем.

— Не только, — жестко ответил Федор, — мне, например, интересно на его натуральную морду взглянуть, что оно такое. А вам не интересно? И потом как долго вы собираетесь этого дармоеда кормить? Ладно кот, он хоть крыс таскает, а от этого какая польза? А жрет он не в пример больше… В прочем вам решать.

И Косой дернулся, намереваясь подняться и уйти. Хаймович остановил его жестом и продолжил:

— В твоих словах Федор есть доля истина и прагматизма. Нам не меньше твоего интересен его истинный облик и сущность. Интересно за ним понаблюдать, посмотреть на его поведение, узнать его умственное развитие. Ты ещё никогда не был отцом Федор и это сказывается. Дети рождаются беспомощными и неприспособленными к жизни. Надо не мало времени, чтоб от ребенка была, хоть какая-то польза. Вот родиться у тебя ребенок? Ты что же поспешишь избавиться от обузы?

— Ну, ты и сравнил дед? То ребенок, а это неведомо кто?

— Знаешь в старые времена, люди помимо детей окружали себя животными. Они держали кошек, собак, лошадей. Заботились о них, кормили, учили простым командам. Создавали себе помощников. Может из этого существа со временем получиться помощник и друг.

Нужно только время и терпение…

— Ну, как хотите, — вздохнул Федя, — нянчиться значит, будите как с ребенком? Погремушку вам в руки.

Косой хлопнул себя ладонями по коленкам, давая понять, что разговор окончен и пошел к дивану. Мы с дедом в полном молчании допили чай и тоже пошли спать. Прилёг на диван рядом с Федей, натянувшим себе одеяло по самые уши. Косой не спал, я слышал это по его дыханию и колючим мыслям. Он считал себя абсолютно правым и незаслуженно обиженным. Впрочем, меня это недолго отвлекало. Сон большой теплой лапой накрыл меня до утра.

* * *

Просыпаться под свистящий чайник и вкусные запахи — верный признак удачного дня.

Ворчание Хаймовича с утра пораньше, признак того, что день не заладиться. Если приметы совмещались, значит, день пройдет как всегда. Последнее время приметы подводили.

Какая-нибудь фигня да происходила.

— Вставайте охламоны, завтрак готов, — забубнил Хаймович, — дел на сегодня много. Ловушки надо идти проверять. Запасы то не бесконечные, их пополнять надо регулярно.