Проект "Вервольф"

Пётр Евграфович всё это время держал меня на мушке, но автоматный ствол слегка дрогнул, когда я упомянул командующего обороной Сталинграда.

— Шихов, обыщи пленников, — приказал Синцов. Правда, последнее слово он произнёс с каким-то сомнением что ли. Словно уже не был твёрдо уверен в том, кто перед ним стоит.

Парень даже сделать шаг не успел, как я продолжил гнуть свою линию:

— Старшина, ты зря теряешь время и своим упорством рискуешь провалить важнейшую операцию. Если это случится, я лично прослежу, чтобы тобой заинтересовались товарищи из определённых органов. Аббревиатура НКВД тебе о чём-нибудь говорит?

— Допустим, вы говорите правду, — Синцов опустил автомат, но держал его так, чтобы в любую секунду пустить в ход. Глядя на него, солдаты тоже убрали оружие. — И вы на самом деле полковник. Но тогда почему мне никто не сказал о встрече? Почему майор не озвучил это в приказе? Я мог бы пристрелить вас, и тогда ценная информация, которая, как вы говорите у вас в голове, умерла бы вместе с вами.

— Послушай, старшина, давай я отвечу на все твои вопросы в каком-нибудь доме, а? Видишь, девушка замёрзла, да и мне бы согреться не мешало.

Марика в самом деле выглядела не лучшим образом: нос красный, щёки бледные. Я опасался, как бы она не получила обморожение. О себе лучше промолчу: печка в животе потухла так же неожиданно, как и разожглась; последние крупицы тепла покидали коченеющее тело, и я держался из последних сил.

— Всего несколько минут, старшина. Ну, что тебе стоит?

Синцов на секунду задумался.

— Ладно, давайте зайдём в дом.

Я выдохнул с чувством огромного облегчения. Отдых и обжигающий губы кипяток — вот и всё, что нам сейчас было нужно.

— Но перед этим я вынужден вас обыскать. Обоих, — с нажимом сказал старшина.

— А чёрт с тобой, обыскивай, — кивнул я и улыбнулся, хотя вряд ли так можно назвать жалкую попытку растянуть застывшие губы. — Всё равно ничего не найдёшь.

По знаку Синцова красноармеец Шихов обыскал сначала меня. Потом, покраснев до ушей, приблизился к Марике. Та хоть и порядком замёрзла, сразу встрепенулась, когда безусый юнец протянул руки к её куртке.

— Тылько доткноньть до мни, смарки, одразу траскну! — сказала она по — польски.

Разведчик покраснел ещё сильнее, опустил руки и оглянулся, словно ища поддержки у товарища — грузин во все глаза таращился на Марику, разве что языком не цокал от восхищения — и командира.

— Смелее, — подбодрил я его, а сам на немецком попросил спутницу умерить девичью гордость и позволить солдату выполнить приказ.

Старшина сделал стойку, едва услышал вражескую речь, но я сразу продублировал сообщение по — русски.

Красный как рак Шихов торопливо обыскивал девушку, едва дотрагиваясь до куртки. Ножа не нашёл. Он, видно, выпал из кармана ещё там у реки. Марика терпела его прикосновения, но лишь до тех пор, пока дело не дошло до штанов. Она так сильно толкнула красноармейца, что тот хлопнулся задом в сугроб под дружный хохот старшины и второго солдата.

Шихов вскочил на ноги, сдёрнул автомат со спины, навёл на девушку.

— Отставить! — громовым голосом рявкнул Синцов, мгновенно перестав смеяться.

— Товарищ старшина, а чего она дерётся, — обиженно протянул рязанец, вешая ППШ на плечо.

— Понравился ты ей, Ваня, — с кавказским акцентом сказал боец с орлиным носом. — Тебя девушка на свидание пригласила, а ты не понял. Обижаться начал, нехорошо, э!

— Помолчи, Резо. Неизвестно, как бы ты отреагировал, свалившись в сугроб, — повернулся к нему Синцов.

Грузин широко улыбнулся:

— Я бы, таварищ старшина, обрадовался. Упасть в снег от руки такой девушка — счастье! У нас в Грузии…

— Хватит, Резо, слышали мы про твою Грузию. Там и горы высокие и реки быстрые, и невесты одна другой краше.

— Правильно гаварите, таварищ старшина! Приезжайте ко мне домой после войны, мама вам такие хачапури сделает, пальчики оближешь! М — мм! — он даже причмокнул от удовольствия.

— Хорошо, Резо, приеду, надо только дожить до победы.

— Доживём, таварищ старшина, ещё как доживём! — воскликнул грузин, взмахнув рукой. — И ты, Ваня, приезжай, и вы, таварищ полковник, — только форму эту проклятую снимите! — и девушка ваша пусть приезжает. Мама всем будет рада…

— Всё, всё, Резо, угомонись. И ваши и наши — все приедем, — сказал старшина, подзывая к себе Шихова. — Ну, Ваня, что нашёл?

— Кроме этого, ничего, — ответил разведчик, протягивая командиру моё удостоверение.

— Так, так, — протянул старшина, разглядывая подмокший прямоугольник из серого картона с тремя строчками печатных букв и фашистским орлом с зажатой в когтях свастикой внутри венка. — Что это?

— Удостоверение на имя штандартенфюрера СС Отто Ульриха фон Валленштайна, — сказал я. — А что ты ожидал увидеть, старшина? Красные "корочки" со звездой? Давай уже веди нас в дом, пока девчушку совсем не заморозил.

Синцов махнул рукой. Всё ещё красный Шихов пошёл впереди к ближайшему дому, из трубы которого валил дым. За ним, ступая след в след, двинулись я и Марика. Гоношвилли и старшина замыкали колонну.

Хозяйка — седая бабулька с пуховым платком на голове, в валенках на босу ногу, старой домотканой юбке серого цвета и меховой жилетке поверх белой холщовой рубахи встретила нас с веником у порога. Она увидела гостей в окно и заранее приготовила метёлку, чтобы мы смахнули снег в сенцах.

Красноармейцы сняли снегоступы, поставили их в угол, потом поочерёдно обмели одежду и обувь, причём Резо ещё и за Марикой поухаживал: смахнул с неё снег.

А я почистить шинель не смог, поскольку последние силы оставили меня. Так и осел кулем на дощатый настил пола и только благодаря Ване — тот успел подхватить меня, когда я падал — избежал удара головой о бревенчатую стену сруба.

Под цепким взглядом старшины Иван снял с меня задубевшую шинель, помог подняться по крашенным коричневой краской покосившимся ступеням крыльца и, пригнув ладонью мою голову, чтобы я не стукнулся о низкую притолоку, завёл в дом.

Жильё встретило нас теплом и весело потрескивающим огнём в сложенной по центру избы печке. На вбитом в потолочную балку крюке висела старая керосинка с закопчённым стеклом. Я так и представил, как по вечерам в ней теплится огонёк, размазывая тени по стенам и разгоняя мрак по углам.

В красном углу на полочке под белым рушником когда-то была икона Христа Спасителя. Брёвна со временем потемнели и там, где она стояла, остался светлый прямоугольник. Теперь это место заняла перевязанная чёрной ленточкой фотокарточка мужчины в военной форме с двумя миниатюрными танками в петлицах.

Печальные глаза танкиста смотрели на каждого, кто заходил в дверь, и от этого взгляда становилось как-то не по себе. Погибший сын хозяйки как будто заглядывал в самые потаённые уголки души, извлекая на свет всё тёмное и светлое, что хранилось там.