Профессиональный свидетель
Шрифт:
Он спросил у портье, кто оставлял записку, но тот лишь пожал плечами, это был другой портье, а записка была оставлена в предыдущую смену.
Поднимаясь на свой четвертый этаж, Юрий Петрович еще раз посмотрел в записку. Пять восклицательных знаков, ишь ты! Так от кого же?
Гордеев со всех сторон осмотрел конверт и бумажный квадратик, даже понюхал — ничего, никаких следов, никаких больше надписей, зацепок, даже крохотных деталей, которые могли подсказать хоть что-нибудь. Бумага ничем не пахла.
О! Поднявшись в этот момент на свой этаж, Гордеев даже остановился на мгновение. Может быть, стюардесса? По имени Жанна, невольно пришло на ум. Та самая, которая в самолете — такая предупредительная,
Наверно, просто захотела ему скрасить существование, поднять настроение. Получилось довольно остроумно: он у нее погостил немного, едва успел в гостиницу вернуться, а там его уже ждет записка от нее: приходите, мол, еще, Юрий Петрович. Все-таки Валечка, несмотря на весь свой деловой имидж, очень теплый человек, надо отдать ей должное. И — сделать что-нибудь приятное. Надо только придумать что-нибудь оригинальное. Впрочем, он уже и так соригинальничал — один питерский бизнесмен Хроменко чего стоит!
Так что же, просто цветы послать в офис? Почему нет? Всегда беспроигрышный вариант. Гордеев, достаточно хорошо себя зная, чтобы быть в меру жестким и циничным, понимал, что его интерес к ней сегодня — временный и даже вынужденный. Сексуальное влечение преходяще, а вот дружба — вечна. И потом, ведь подсказала же ему интуиция из огромного разнообразия вариантов (ох, а огромного ли?) именно Белоярск. И не потому ли, что здесь живет она?
Гордеев вошел в свой номер, быстро окинул его взглядом и по некоторым микроскопическим деталям понял, что, кроме горничной, тут никого не было. Слава богу. Хотя и горничная может оказаться агентом ЦРУ. Вообще-то это паранойя, конечно. Как бы расслабиться, наконец?
Как, как! По-настоящему его расслабит лишь сообщение от Турецкого о том, что охота на него, непутевого адвоката Гордеева, наконец-то закончена, все уроды пойманы живьем и можно хоть сейчас прийти надрать им уши. А если позвонить Турецкому? В самом деле, Юрий Петрович понял, что испытывает настоятельную потребность в разговоре с кем-то из хорошо знакомых ему людей, причем желательно — близких. Это сейчас было жизненно необходимо, как витаминная добавка в рационе спортсмена перед решающим стартом. В Москве в такое время дня он успевал пообщаться уже с добрым десятком людей — и подпитаться их энергией, и отдать им часть своей собственной.
Он позвонил Турецкому с мобильника с федеральным номером и со второй попытки дозвонился. Турецкий отозвался энергичным, полным деловых забот и, как всегда, неунывающим своим полутенором-полубаритоном. Все-таки, подумал Гордеев, услышав этот бархатный голос, определенно Александр имеет куда больший успех у женщин, чем он. Но подумал привычно, безо всякой зависти, скорее, с долей законной гордости за достижения своего приятеля.
— У аппарата! — еще раз прокричал Турецкий.
— Саня, привет! — обрадовался Гордеев, стряхивая с себя разом все белоярское оцепенение. — Как ты там?
— О, какие люди! Рад вас слышать,
Владимир Григорьевич! — бодро отрапортовал Турецкий. — Дела идут, контора пишет.— Ты чего, опупел? Какой я тебе Владимир Григорьевич?! Ты меня слышишь вообще?
— Н-да… — Теперь в голосе Турецкого появились нотки дежурного недоумения какого-нибудь конторского служащего в тот момент, когда ему сообщают, что текущие документы утеряны или перепутаны местами: — Что вам сказать?.. Прекрасно понимаю ваши проблемы, Владимир Григорьевич! И рад сообщить, что мы тоже не стоим на месте. Есть, конечно, кое-какие результаты, хотя с выводами не стоит торопиться.
— А, — скис Гордеев, — ты не можешь свободно разговаривать, да?..
— Всецело справедливый упрек, всецело его принимаю! — радостно пропел помощник генерального прокурора с такой энергией, что Гордеев даже отодвинул трубку ото рта. — А связь у нас, Владимир Григорьевич, действительно на троечку, давайте я попозже вам сам перезвоню. Например, завтра. Договорились? Вот и ладненько, вот и чудненько…
Вот и поговорил. Поднял настроение, нечего сказать. Впрочем, возможно, в Москве действительно уже есть какие-то сдвиги, как ни наивно было бы этого ждать, ведь прошли всего сутки, как он улетел. По некоторым словечкам («ладненько, чудненько», «всецело справедливый упрек») Гордеев предположил, что Турецкий находится рядом с каким-то важным чиновником либо в чьей-то высокопоставленной приемной. Турецкий говорил с ним на советском административном сленге, лишь немного адаптированном к современной среде. Турецкий мимикрировал, в зависимости от текущих обстоятельств, блестяще, его друзья знали этот прием и могли иной раз сделать кое-какие выводы из вполне безобидных фраз. Может, и правда, завтра он перезвонит с какими-нибудь обнадеживающими новостями, подумал Гордеев.
Итак, на повестке дня один-единственный вопрос. Зато глобальный и определяющий. Что, собственно, дальше делать? Есть два варианта развития событий.
1. Разобраться во всех вопросах и недомолвках, уже успевших накопиться за время его недолгого присутствия в Белоярске. Проявить, так сказать, активную гражданскую позицию.
2. Грубо говоря, забить на все это и придумать себе какой-нибудь более-менее активный отдых за городом. Тут же наверняка существуют многочисленные турбазы, так что определенно можно пристроиться где-нибудь в лесу, возле реки или на байдарке, например, куда-нибудь сплавиться. У Гордеева однажды был такой опыт, и он тогда показался незабываемым.
Что же выбрать?
Положа руку на сердце Юрий Петрович понимал, что первый вариант — это (помимо загадочного таксиста Степана Ивановича) не что иное, как подспудное желание провести как можно больше времени с Валентиной. Но как это сделать, если она — вся в делах, вот опять же завтра собирается во Владивосток улетать? Может быть, у нее на самом деле все в порядке и никакая мужская помощь ей не требуется, а? Выдаем желаемое за действительное, господин адвокат? И то сказать, неизвестно, чего ему больше хочется — общества хорошенькой женщины или нормальной рабочей ситуации, в которой можно применить свои руки и голову…
В принципе, конечно, можно было бы просто поработать прямо тут, в гостинице, и немного вырасти над собой. У Гордеева в ноутбуке было несколько любопытных статей одного крупного английского юриста, за которые он все намеревался взяться в свободное время. Время теперь было. А желание напрочь отсутствовало.
Гордеев вздохнул в сто первый раз и вдруг — кинулся на пол. Сразу, с упора лежа, не щадя дыхания стал отжиматься. Десять раз, пятнадцать, двадцать, двадцать пять, после тридцати заныли трицепсы, но он продолжал и дошел до сорока пяти. Тут уже движения стали даваться если не с болью, то с предельным напряжением каждой клеточки тела.