Профессор бессмертия. Мистические произведения русских писателей
Шрифт:
— Конечно, я останусь здесь, — сказала она, весело взглянув на молодого Сухорукова. — Конечно, останусь здесь, — повторила Елена, добавив еще тихо, опуская глаза, — после вашего последнего хорошего письма… — Лицо ее озарилось светлой улыбкой.
— Так вы согласны… вы согласны быть моей женой? — порывисто спросил Сухоруков.
— Конечно, согласна, — отвечала Елена.
Он схватил руку Елены и прижал ее к своим губам. Он не хотел выпускать ее дрожащей руки, но она тихо высвободила ее и сказала:
— Не надо… нас могут увидать… здесь не место.
Оба они шли счастливые.
— Господи, как хорошо! — прервал молчание Сухоруков. — И какой я был безумец… И вы все мне простили?.. И стою ли я вас!..
— Стоите, — отвечала Елена, — вы теперь хороший…
Они
— Вот мы и пришли, — сказала весело Елена. — Теперь нам нужно обо всем объявить maman…
— Она разделит нашу радость…
Людмила Павловна Ордынцева не без волнения ожидала возвращения дочери из церкви. Она знала, что обедня уже кончилась; видела, что коляска Сухорукова подъехала к их дому пустая. Людмила Павловна поняла, что дочь ее возвращается с Сухоруковым по аллее и что, весьма вероятно, у них идут объяснения… Людмила Павловна продолжала тревожиться и бояться за свою дочь. Боялась она за нее, зная ее слепое увлечение Сухоруковым. Доверия у нее к Василию Алексеевичу не было. Быть может, и это его последнее письмо, о котором ей говорила дочь, это письмо и этот его настоящий приезд — это только продолжение той недостойной игры, которую он вел с ее дочерью полтора года тому назад…
Но вот Людмила Павловна, глядя в окно из гостиной, видит, что дочь ее и Сухоруков идут по аллее веселые и жизнерадостные, как люди, между которыми уже установилась сразу большая близость.
«Боже мой! — подумала мать. — Действительно, быть может, все это у него серьезно… Действительно он хочет жениться на Елене!»
Эта мысль стала у нее крепнуть, когда она увидала, что Сухоруков, войдя в гостиную, кинулся к ней с горячим приветствием, целуя ее руки, когда она взглянула на дочь и заметила ее ликующий вид… Людмила Павловна начала убеждаться, что происшедшее между молодыми людьми весьма значительно, что судьба Елены решена.
Наконец, после первых приветствий, Василий Алексеевич, усевшись в гостиной с Ордынцевой, приступил прямо к делу. Он спокойно и уверенно объявил матери Елены о сделанном предложении и о том, что он получил уже согласие девушки.
Услыхав это, Людмила Павловна, как нервная женщина, залилась слезами. Взволнованная, она вышла из комнаты. Елена последовала за ней.
Через несколько минут они вернулись в гостиную, и Людмила Павловна торжественно благословила свою дочь на брак с молодым Сухоруковым.
В Отрадном было принято обедать в три часа дня. В это воскресенье Василий Алексеевич домой к обеду не вернулся.
Так как молодой Сухоруков не предупредил своих, что дома обедать не будет, то Алексей Петрович и князь Кочура-Козельский ждали его к столу довольно долго.
— Куда это наш барин запропастился? — начал, наконец, допрашивать дворецкого Алексей Петрович.
— Они поехали в Горки, — отвечал дворецкий.
— В Горки! — удивился Алексей Петрович. — Зачем в Горки?
— Захар говорит, что к обедне, — отвечал дворецкий.
— Эка его по обедням носит!.. — удивился старик. Он пожал плечами и сказал князю Кочуре: — Пора бы, кажется, ему вернуться… Теперь все обедни давно кончились. Да не случилось ли чего? Не сломался ли у него экипаж?
— Я полагаю, — начал на это свои догадки князь, — Базиль просто-напросто у Ордынцевых обедает… Вот и вся причина, что его нет…
— Ну, это не думаю, — проговорил старик. — Василий ведь знает, что отношения у меня с Ордынцевыми совсем не те, что прежде были… А впрочем… если он действительно там, то я его не понимаю. Во всяком случае, я не понимаю, — начал он уже с раздражением, — что ему за охота с этими Ордынцевыми продолжать возиться… Сядемте, однако, за стол, будем без него обедать.
Они сели и обедали без Василия Алексеевича.
Между тем, князь Кочура-Козельский был прав в своей догадке. Молодой Сухоруков в этот день действительно остался обедать в Горках. Людмила Павловна его задержала. И остался он не без основания. Надо было о многом переговорить с матерью и невестой, переговорить о дальнейших планах. При этих разговорах Василий Алексеевич объявил
Людмиле Павловне, что он со своей будущей женой не будет жить в отраднинском доме, что он намерен выхлопотать у отца дозволение поселиться с Еленой в соседнем хуторе. Усадьба этого хутора отстоит всего в семи верстах от Отрадного. Называется хутор Образцовкой. Там имеется недурной домик в пять комнат. Домик этот до сих пор служил для приезда господ, когда они охотились около Образцовки. Имеются при домике и надворные постройки. Образцовская усадьба будет для них земным раем. Говоря все это, Василий Алексеевич не объяснил ни матери, ни невесте действительной причины своего решения так устроиться. Причина эта заключалась в том, что молодой Сухоруков находил неудобным жить с женой в атмосфере отраднинского дома, в атмосфере «барских барынь», весьма не подходящей для его будущей семейной жизни.Итак, как мы сказали выше, в сегодняшний воскресный день Василий Алексеевич не вернулся домой к обеду. Он приехал в Отрадное в шесть часов вечера, когда его отец, по обыкновению, отдыхал.
Прибыв домой, молодой Сухоруков решил говорить непременно сегодня же со стариком о своем деле. Так как за ужином будет присутствовать постороннее лицо, князь Кочура-Козельский, то Василий Алексеевич поведет с отцом речь о женитьбе после ужина в отцовском кабинете, когда они там останутся вдвоем. Василий Алексеевич был уверен, что старик не будет с ним много спорить по поводу задуманного брака. Правда, Ордынцевы небогатые люди, но они столбовые дворяне, хорошей фамилии. Невеста его — девушка образованная, с прекрасной репутацией. Чего же еще лучше желать?.. Он, женившись на Ордынцевой и поселившись в Образцовке, будет продолжать ведение хозяйства в имениях отца, будет продолжать помогать ему, будет старику той опорой, о которой тот мечтал. Уже и теперь его управление сказалось хорошими результатами. Недавно он передал отцу значительную сумму денег от удачной продажи хлеба из Отрадного. Отца он будет навещать в его отраднинском доме. С его женитьбой ничего, в сущности, не изменится для старика ни в его жизни, ни в его привычках.
Все это молодой Сухоруков будет говорить сегодня отцу после ужина в его кабинете.
Василий Алексеевич пришел в столовую за несколько минут до начала ужина. Ужинали в Отрадном в девять часов вечера.
Оказалось, что в это время отец его развлекался игрой на бильярде, который помещался рядом со столовой. Партнером старика был князь Кочура-Козельский.
— А вот и Василий! — сказал Алексей Петрович, увидав сына. Но он не стал ни о чем его расспрашивать. Он был занят своей игрой. По-видимому, старик играл «с ударом», и его тешило, как князь Кочура сердился. Князь проигрывал и был действительно смешон, выражая порывисто свою досаду на неудачу в игре. Пробило девять часов.
— Мы, князь, после ужина докончим, — сказал старик. — А теперь пора и за стол!..Часы пробили к ужину… Я люблю аккуратность.
Они уселись. Ужин начался.
— Ты был сегодня у обедни в Горках? — заговорил наконец Алексей Петрович, обращаясь к сыну.
— Да, отец, — отвечал Василий Алексеевич, — я ездил туда. Я забыл предупредить тебя об этом…
— У тебя там дорогой разве что случилось? — перебил сына старик. В тоне его чувствовалось раздражение.
— Ничего не случилось… Все у меня было благополучно, — Василий Алексеевич с некоторым удивлением посмотрел на отца.
— А если так, то ты, Василий, в другой раз, пожалуйста, говори вперед, когда почему-либо дома не обедаешь. Мы с князем тебя к обеду ждали-ждали… животики наши подвело…
— Виноват, отец, — отвечал молодой Сухоруков, — я не ожидал, что придется опоздать.
— Да где ты был-то? Где обедал сегодня? — продолжал свой допрос Алексей Петрович.
— Я обедал у Ордынцевых… Людмила Павловна меня задержала…
— У Ордынцевых!.. Это и-н-т-е-р-е-с-н-о… — произнес Алексей Петрович, как-то особенно растягивая слова. — Что же ты, любезный друг, без князя к ним поехал? — заговорил он уже шутливо. — Я помню, ты прежде, бывало, без него к ним не ездил. Посмотри-ка, какой он, князенька, грустный по этому случаю сидит…