Профессор Корнелиус возвращается

Сидящий на подоконнике усмехнулся.

–  Смешно так думать. Ни один телепат не способен одинаково хорошо провидеть и прошлое и будущее.

–  Тогда чем же вы одарены?

–  Писатели-фантасты называют это машиной времени. В данном случае речь идет о крохотной железе, размером с божью коровку, не более. Она-то и позволяет экстраполировать любое событие по двум направлениям.

–  А всех ли людей снабдила природа такой железой?

–  Буквально всех. Может быть, одно из доказательств тому - толкование снов. Сны - те же скачки во времени, только люди не могут их толком объяснить. Даже с помощью теории наследственной памяти.

–  Выходит, между вами и нами нет никакой разницы?
– усомнился Марин.

–  Абсолютно никакой.

–  Почему же тогда вы способны предсказывать, а мы - нет?
– сказал победоносно Ангел.

–  Я много размышлял над этим, - спокойно отвечал Климент.
– И делал множество опытов. Действительно, я самый обыкновенный человек: болею гриппом и ангиной, а если порежу палец, кровь моя такая же красная, как у других. Но моя железа развита болел чем у других людей, именно потому я могу предсказывать. В сравнении с людьми я как левая рука и правая. Назовем условно всех людей “правосторонние”, то есть им соответствует симметрия правой руки. Тогда - разумеется, лишь в известном отношении - я “левосторонний”, с обратной симметрией.

–  Это произвольный пример, не так ли?
– спросил Ангел.

–  Нисколько. Я назвал людей “правосторонними”, потому что их железы перерабатывают определенные вещества в пище именно в “правые”, то есть в вещества, которые направляют плоскость поляризованного света вправо. У меня же все наоборот. Точный механизм мне неизвестен, но именно “левые” вещества, попадая в мозг, наделяют человеческое сознание возможностью делать невероятные скачки во времени. Эти скачки вы называете предсказаниями. Вопрос формулировки, не более. В сущности, это просто перемещение во времени.

–  Но это же недоказуемо!
– воскликнул сбивчиво Марин.
– Допустим, в нашем теле существует эта железа. Однако вы не можете видоизменить ее так. чтобы…

–  Проще всего пойти обратным путем, - перебил его Климент с превосходством.
– А почему бы не синтезировать некие “левые” вещества? Тогда любой человек мог бы совершить подобное путешествие во времени с помощью нескольких миллиграммов абсолютно безвредного снадобья…

–  Понимаю!
– закричал возбужденно Марин.
– Это идея!

–  Отчего же вы не синтезируете, боже мой?
– воспламенился и Ангел.
– Чего вы ждете?

–  Сознаюсь, я давно уже работаю над синтезом, - сказал кротко Климент.
– Но положение, в котором я нахожусь сейчас…

И вот тут-то двое врачей-практикантов протрезвели. Только теперь они вспомнили, что этот невероятный разговор происходил не в академии наук и не на международном симпозиуме, а в психоневрологической клинике, в одной из ее бесчисленных палат.

Марин поглядел на светящиеся стрелки часов.

–  О, да уже около семи! Как неощутимо летит время с вами, Климент!

–  Я лечу впереди времени, - загадочно отвечая безумец и добавил: - Однако об этом - в другой раз. Наверное, вы торопитесь.

–  Да, у нас важная встреча, - хладнокровно солгал Марин.

–  Знаю!
– гласил двусмысленный ответ.

–  Я совсем запутался, - признался Ангел, когда они остались одни в коридоре.
– Любой может спятить, слушая Климента.

–  Между прочим, теория его достаточно стройна, - размышлял Марин.
– Большинство пищевых веществ, которые принимает человек, отклоняют поляризованный свет вправо. Не исключено, что…

–  Стой! Что это?
– Ангел указывал пальцем на стену, за которой находилась палата Климента. Он глядел перед собой как помешанный.

–  Стена!
– промямлил Марин.

–  Я спрашиваю о направлении, глупыш.

–  А-а-а… Запад… Даже юго-запад.

–  Так я и думал!
– заявил восхищенно Ангел и припустился бегом по длинному коридору.

Марин, привыкший к внезапным порывам своего друга, покорно последовал за ним. Вскоре он оказался в пустой комнате дежурного санитара. Ангел ждал друга у открытого окна.

–  Гляди!
– сказал он таким тоном, как если бы показывал на новый континент. Пред ними как на ладони сиял индустриальным благолепием целый район.
– Это церковь, вон там, за ней, живу я, а вон дом Калояны. Видишь его? Через два перекрестка, второй дом от угла. И точно под окном Климента.

–  Действительно. А вон и железные ворота.

–  Теперь уяснил механику предсказаний?
– спросил победоносно Ангел.
– Достаточна обладать хорошим зрением и легковерными глупцами, позволяющими себя разыгрывать.

–  Выходит, он опасный лжец!
– рассмеялся Марин.
– Никогда бы не предположил. Остается только уточнить, кто свихнулся: он или мы?..

Друзья переоделись и направились к выходу. Нужно было поужинать, поскольку через два часа они заступали на ночное дежурство.

–  Одного не могу объяснить в его предсказании - бабку Калояну. Откуда Климент проведал о ней?
– недоумевал Марин.

–  Именно это занимает сейчас и меня, - признался Ангел, пока они спускались по лестнице.

–  А не мог ли он раньше познакомиться с Калояной-младшей?

–  Откуда мне знать? Что же касается пророчеств насчет женитьбы, то я гарантирую: тут он перемудрил. Вряд ли мы с ней подходим друг другу. А может, и вообще уже не увидимся никогда.

–  Никогда не делай скоропалительных выводов!
– заметил Марин философски и пропустил друга вперед.

Ангел открыл дверь да так и застыл на пороге - их ждала Калояна.

–  Задерживаетесь!
– возроптала с укоризной девушка.
– Договорились встретиться ровно в семь, а теперь четверть восьмого. Я уж начала замерзать.

Смутившийся Ангел незамедлительно снял свой плащ. Марин, проклиная свою забывчивость, бормотал извинения.

“Представляю, как потешается сейчас Климент, - мрачно думал Ангел.
– Он наверняка еще раньше заметил ее, из окна своей палаты”.

Но Климент ни над кем не потешался, поскольку его сейчас не было, да и не могло быть у окна. И звали его вовсе не Климентом; Корнелиус - приблизительно так звучало его имя на языке того мира, обитатели которого чтили профессора Корнелиуса как выдающегося исследователя цивилизаций в стадии послеварварского общественного развития. Как удивились бы Ангел, и Марин, и Калояна, когда могли бы знать, что профессора Корнелиуса не было не только у окна палаты, но и вообще в палате.