Профессор пишет, наблюдает, играет
Шрифт:
Профессор у нас агностик, инопланетян он, в принципе, не отрицает. Но в зародыш у себя в груди не поверил. Поэтому он поднялся, включил компьютер, набрал в поисковике «острая боль в груди» и стал читать, что там написано на медицинских сайтах. Писали, что это, скорее всего, сердце поизносилось и теперь подает сигнал, что бьется только из одолжения. А это значит, что пора вспоминать лучшие моменты жизни и звонить родным и друзьям, особенно тем, кого давно не видел.
Но как же так, думал профессор, болит-то справа, а сердце-то…
Ну и что, писали на сайтах. Во-первых, сердце почти посредине. А во-вторых, оно может
Но нога у профессора не болела.
А если это все же не сердце (писали на сайтах), то тогда легкие. Что там есть-то в груди? Сердце да легкие. И всё. Но если это лёгкие, писали на сайтах, то тогда вы скоро начнете кашлять с кровью. Вызывайте тогда скорую и начинайте составлять список друзей и коллег.
«Ага, сейчас», – подумал профессор. Они сами будут решать, кому на поминки идти. И никто не придет. У всех свои дела.
Он подождал немного. Кашлять не хотелось, тем более кровью. Значит, не легкие. Там же еще пищевод есть.
Ну, может, и пищевод, писали на сайтах, но если пищевод, то уж лучше бы было сердце. А вообще-то это, вероятно, защемление нерва в позвоночнике. Тут все просто, идите к мануальному терапевту. Он вам выпишет направление на массаж, пять раз в неделю. Месяца три на массаж походите и будете совсем здоровый, но, правда, без денег.
А может, само пройдёт, подумал профессор.
Но на всех сайтах было написано: «Самая большая ошибка – думать, что пройдет само. Ничего само не проходит. Разве только ваша жизнь».
Профессор занимается самолечением
Мы оставили профессора посреди ночи перед компьютером, с острой болью в груди. Определить, что у него болит, путем обследования разных сайтов не получилось. Но это же не повод обращаться к врачу и отвлекать его от скрипучих старушек и скучных алкоголиков. «Надо намазать больное место мазью от ушибов и посмотреть, что будет», – решил профессор. Он же ученый, как-никак, а ученых хлебом не корми – дай провести эксперимент на себе. Профессор достал коробку с мазями, нашел красный тюбик фенистил-геля со сломанной крышкой и нанес мазь на больное место, а также еще на разные места, потому что мази вылезло очень много.
Боль меньше не стала. Тогда до профессора начало доходить, что фенистил, вообще-то, не от боли в мышцах. Он от чего-то такого на коже, чего у профессора, в общем-то, нет. Профессор снова достал коробку с мазями и откопал там тюбик долобене. И пока наносил эту мазь на больное место, стал думать, что как она теперь доберется до центра боли, если все каналы перекрыты фенистилом?
Профессор поплелся в душ и смыл обе мази. А пока смывал, решил, что ну ее, эту долобене. А намажется он лучше вольтареном эмульгелем, «проникающим глубоко в кожу», как было сказано в какой-то рекламе.
Он нашел еще один красный тюбик, выдавил гель, сантиметра на два, и начал мазать. И почти сразу понял, что это, во-первых, не гель, а во-вторых, не вольтарен, потому что ощущения были такие, что он набрал в руку охапку сухих еловых иголок, нет – суровой крапивы, нет – раскаленных углей, и теперь натирает ими грудь. Захотелось прыгать до потолка и бегать по стенам. А это и не был вольтарен. Это был финалгон, тоже в красном тюбике. Надо было очки на нос надеть, когда в коробке с мазями копался.
Профессор не стал бегать по
стенам. На стенах у него висят картины. Он боялся, что наступит на гвоздики, за которые крепятся эти картины, и поранит ступни. Поэтому он немного попрыгал до потолка, а затем уже попрыгал в ванную, чтобы смыть с себя эту гадость.Но финалгон смыть невозможно. Он просто сжигает кожу, чтобы добраться до мяса. А там уж как пойдет.
В общем, профессор еще какое-то время прыгал. Часа два. Или три. А потом обнаружил, что боли в груди больше нет. Что и не удивительно. Если человек выживает после финалгона, то никакие болезни ему не страшны.
И профессор стал собираться на работу. Утро же. Пора.
Профессор покупает рисунок
У профессора в прихожей висит рисунок: мужчина и женщина танцуют танго под фонарем. Называется рисунок «Сon el tango en el alma», и нарисован он был в городе танго – Буэнос-Айресе, Аргентина. Профессор никогда не был и никогда не будет в Буэнос-Айресе, а за рисунком этим он ездил во Франкфурт-на-Майне.
Ну, то есть, конечно, не специально за этим рисунком. Просто профессор, в своем стремлении к самому синему морю, взял билет на рейс в субботу, с таким расчетом, что прилетит он во Франкфурт утром, а продолжит полет ближе к вечеру. А там, во Франкфурте, по субботам блошиный рынок, на берегу реки Майн.
Ну вот.
Он нашел рисунок лежащим на земле, на коврике, рядом с пустыми рамками для фото; потертыми кошельками, без денег внутри; одинокими чашками, тоскующими по своим блюдцам, и пластмассовыми сувенирами, которые больше никому ни о чем не напоминают. Было холодно, все вокруг дрожали и ежились, даже фарфоровые фигурки у ног продавца. Профессор отдал пожилому старьевщику двадцать евро, положил рисунок в свой синий рюкзак и увез его в тепло, к самому синему морю. А оттуда – к себе в Ямки.
И получилась такая история.
Этот рисунок нарисовала художница по имени Мерседес в 1989 году. Он висел в ее мастерской, куда забрел как-то заезжий турист из Германии. Я думаю, он был пожилым человеком, молодые люди редко выбираются из Франкфурта в Буэнос-Айрес. Им работать надо, строить свою жизнь. Да и двадцать евро им есть на что потратить, помимо рисунка.
А это был пожилой сентиментальный немец. Может быть, даже в шляпе с пером. Он купил рисунок, увез его к себе в Германию и повесил его на стену у себя в доме. А через четверть века он умер, и его сын или внук отдал ненужное ему имущество старьевщику. И рисунок тоже. Он же, этот наследник, никогда не был в Аргентине, не пил мате, не брызгал соком горячей эмпанады, не танцевал ночью танго под фонарем со случайной встречной, что ему этот рисунок. То ли дело пустые белые стены. И два эстампа на них.
И он, этот рисунок, целый год или два лежал на земле, каждую субботу (а все остальные дни в пыльной коробке), пока его не купил пожилой русский турист, который, так уж случилось, специально для этого прилетел во Франкфурт в конце зимы. А теперь рисунок висит на стене, в прихожей, в квартире профессора в городе Ямки, в тепле и уюте. И думает, что с ним будет через четверть века.
Потому что картины, как попугаи.
Они переживают своих хозяев.
Профессор и тишина