Профессорятник

А брал Андроник Асатурович студенческим клубом, который был в его времена настоящей «меккой» для студентов, о чем нынешнее поколение герценовцев может только мечтать. Он не занимался показухой, а реально организовывал досуг молодых людей, заботился о духовном их развитии, как бы окормляя студентов, тем более что многие тогда приезжали из глухих деревень (кстати, на третьем этаже главного корпуса в те времена располагалось общежитие факультета народов Севера). Он как бы невольно разделял в душе пафос одной блатной советской песенки тех лет: «много у нас диковин, каждый чувак Бетховен», поскольку всячески вовлекал ребят в многочисленные клубные студии, академический хор и т. д.

Особой популярностью пользовались танцевальные вечера, которые регулярно устраивались в так называемом «голубом зале» — узком и длинном помещении-коридоре (кем-то по недоразумению превращенным сегодня в одноплоскостной конференц-зал — об атмосфере демократии в подобном зале, где люди могут видеть лишь затылки впереди сидящих, можно практически забыть). Кстати, руководителями студий тогда были весьма талантливые артисты ленинградских театров, которым автор, будучи официально оформленным работником клуба (фактически, помощником директора), выдавал ключи от студий и, разумеется, не упускал возможности лишний раз пообщаться.

Однако студии и танцевальные вечера могли «поглотить» далеко не всех студентов. Подлинным «хобби» Андроника Асатуровича стала организация упоительных вечеров встреч со знаменитыми людьми Советского Союза — деятелями искусства, литературы, науки, спорта, армии и флота. В такие дни вместительный колонный зал клуба (с балконом) штурмовали сотни, если не «тыщи» студентов, жаждавшие стать непосредственными участниками общения со знаменитостями. В те времена живое общение ценилось еще и потому, что телевизор для многих студентов был своего рода роскошью. По долгу службы, автору посчастливилось встречать с цветами (а иногда и сопровождать) многих знаменитостей — И. Эренбурга, М. Шагинян, А. Хачатуряна, В. Соловьева-Седого, Н. Черкасова, Е. Лебедева, М. Дудина, Л. Хаустова и др.

Но, не станем далеко уходить от заявленного жанра. Уж если наша задача — концентрировать внимание на юморе и приколах, то вначале опишем обстоятельства, способствовавшие знакомству с Андреем Андреевичем.

А история приключилась, действительно, презабавная. Студенты-географы второго курса, понятное дело, еле-еле сводившие концы с концами и экономившие буквально на всем, включая еду, «зайцами», но весело, с гитарой, возвращались электричкой в Ленинград со своей геостанции «Железо», и, на свою голову, всей оравой угодили под облаву контролеров. Одна примерная барышня, трусиха, опрометчиво предъявившая ревизору свой студенческий билет (ей потом всыпали по полной!), тут же была подвергнута штрафной санкции. У остальных, естественно, ни студенческих билетов, ни денег с собой, якобы, не оказалось. Поэтому им строго повелели назвать свои фамилии, с тем, чтобы занести в реестр, а затем отправить соответствующую «ксиву» по месту учебы.

И вскорости такая «ксива» оказалась на столе ректора, но вот только среди «зайцев» красовались больно уж странные фамилии ...самого ректора, проректора, декана факультета, преподавателей, а также Андрея Андреевича Ахаяна. К сожалению, инициатора этой подставы, благодаря струсившей студентке, быстро вычислили, и на некоторое время ваш покорный слуга снискал лавры антигероя, врага института номер один. Ректор «плевался», его кабинет был похож на пороховой погреб, некоторые профессора кипели от негодования и требовали немедленной расправы с «обнаглевшими зайцами» и их «вожаком», а вот Андроник Асатурович, сам любивший юморить, шутку оценил по достоинству и после состоявшегося знакомства пригласил на работу в студенческий клуб. Вот такая педагогика!

(Кстати, прием с «подставой» начальников стал настолько заразителен, что много лет подряд студенты-географы в электричках неоднократно дублировали его, нагло приписывая себе идею новаторства, вызывая самую настоящую ярость в парткоме учебного заведения, и, по иронии судьбы, автору, заварившему всю эту кашу еще студентом, приходилось отчитываться за «никудышнее состояние идеологической работы на факультете». Обида выходила двойная: украденная авторская идея и отложенные оплеухи за нее).

Дружба (пускай не дружба, но тесная работа в течение пяти лет) с Ахаяном дала нам пищу для многих забавных сюжетов. Один из них, не столь уж и смешной, но в меру пикантный, к которому оказались причастными мы оба, относится к 1969 г. Зачисленный в заочную аспирантуру педагогического института им. А. И. Герцена, автор отправился добывать «хлеб насущный» в Новгород (теперь — Великий) в качестве школьного учителя английского языка (поскольку на факультете из нас готовили учителей географии на английском языке). Работа оказалась не слишком «пыльной» (часов было мало), отчасти, поэтому возникло желание, столь честолюбивое, сколь и дурацкое — пополнить свой бюджет журналистикой.

И вот однажды был «состряпан» пространный опус, довольно ядовито критиковавший городскую сферу обслуживания, в особенности злачные места Новгорода, где любили токовать бандиты, воры, любители древней профессии, местные цыгане-шулера и прочие деклассированные элементы. Но перед тем как передать статью в «Новгородскую правду», одержимый холодным расчетом и практицизмом, я решил обратиться к Андронику Асатуровичу с нескромным предложением, чтобы он согласился на авторство вместо меня. Смысл задуманного трюка был прост до неприличия и заключался в том, что положить статью, как это тогда бывало, под сукно, отказать в публикации острого материала фронтовику, участнику освобождения Новгорода от фашистов, писателю, заслуженному работнику культуры, будет крайне неудобно (могли последовать санкции по партийной линии). Рассчитывал, что в этом случае гонорар будет почти в кармане «Остапа», что и требовалось доказать.

— Хорошо, — ответил Ахаян, — не возражаю. Получим гонорар — пойдем в Кавказский ресторан хаш кушать. Ты когда-нибудь его хоть пробовал? Нет? Ну, какой же ты после этого джигит? Тогда ты и не жил на свете.

Изведать хаша — древнейшего армянского супа, распространенного по всему Закавказью, до того мне, действительно, не приходилось. После узнал, что особая любовь к нему мужчин объясняется тем, что даже мертвецки пьяный человек, съев миску этого супа, становится трезвым и веселым (именно поэтому на третий день армянской свадьбы всех гостей потчуют хашем). Любопытно, что если речь идет о хаше, то даже с утра не то, что можно, нужно выпить водки, потому, что хаш — это не просто суп или пища, это целый ритуал!

Случилось так, что отправив статью в газету, я вынужден был вернуться в Ленинград, поскольку был восстановлен в дневной аспирантуре и поселился с семьей в одном из корпусов на территории самого учебного заведения. А буквально через пару недель после этого, ранним воскресным летним утром, был неожиданно разбужен звонком в дверь. Там стоял Ахаян, в майке (его семья также жила на территории института), с выражением экзистенциальных мук на лице, протягивая мне почтовый конверт.

— На, читай, гусь лапчатый! Ты теперь понимаешь, что ты наделал? Меня вызывают в Новгородский горком партии на обсуждение твоей паршивой статьи. Ты прекрасно знаешь, что после окончания войны я там ни pay не бывал и ни хрена не имею представления о тех местах, которые ты упоминаешь. Ты зачем это сделал? Ну, натворил, ну опозорил— головой надо думать...

— Андрей Андреевич, — пытался отшутиться я, — кто рано встает, тот всех достает. Ну, что вы гоните пургу. Отпишем им, что у вас, например, диарея или простуда, мало ли что может приключиться с заслуженным ветераном войны и труда. Не горюйте— я заварил кашу, я ее расхлебаю. Успокойтесь, ради бога.

Именно все так и было сделано. Мотивированное письмо с подробным описанием ветеранских недугов было отправлено редактору уважаемой газеты, после чего злополучная статья (правда, в несколько укороченном виде) появилась в свет. Вслед за этим, как и планировалось, пришел гонорар, и я был приглашен в ресторан «Кавказский» отведать знаменитого армянского супа.

— Ну как тебе армянский хаш, гусь лапчатый? — спросил умиротворенный Андроник Асатурович. Увидев поднятый к верху мой большой палец, добавил: приятного аппетита, или, как говорят армяне: бари ахоржак!

4. КАК РАЗЫГРАЛИ «ОРТОПЕДА»

В советское время особенно популярен был фельетон — сатирический литературный жанр, высмеивающий порочные явления в общественной жизни. Именно такого рода опус, незатейливый по содержанию, да и написанный не ахти какой талантливой рукой, появился в «Вечернем Ленинграде» где-то в начале семидесятых. Его содержание было банально: фабрику по выпуску ортопедической обуви, располагавшуюся в одной из квартир многоквартирного дома, по ночам охраняла бедная псина, которая от безысходного одиночества то ли лаяла, то ли жалобно выла, нарушая тем самым законное право на покой тружеников города «царей». Ответ же на вопрос, почему фабрика базировалась в жилом доме, довольно прост: в те годы (впрочем, как и во все последующие), у власти имелась куча гораздо более важных, с ее точки зрения, дел, чем забота о гражданах, имевших патологические отклонения в стопе, голени или бедре. Что же касается самой фабрики, то она состояла из трех небольших комнат, в которых несколько сапожников ежедневно колдовали над индивидуальными заказами несчастных клиентов.