Программа замещения

В конце выступления Гербарич попросил остаться руководителей подразделений.

– После вчерашнего случая с водителем автобуса, оказавшимся нашим реципиентом, приказываю приостановить Программу для участников, принимающих препарат более десяти месяцев, до полного выяснения, – уже другим тоном говорил Басланов. – А также для находящихся в группе риска, то есть тех, кто в своих еженедельных или ежемесячных отчетах упоминал о возникновении их фантома в неожиданных местах и при странных обстоятельствах. Этим участникам должно быть объявлено, что после доработки Программы она будет возобновлена с последующим продлением.

Оставшиеся понимающе закивали.

– По поводу дальнейших действий соберемся с непосредственными исполнителями направлений РН-3 и PH-1 в семнадцать часов в лаборатории номер два. Всем спасибо! – зелено-желтые огоньки вновь засветились, Басланов окинул всех взглядом льва, усмиряющего свой прайд, и двинулся к выходу.

Быстров, сорвавшись со стула, догнал его уже в коридоре:

– Георгий Бариевич, мне нужно с Вами поговорить!

– Сейчас, здесь? – немного раздраженно сказал Гербарич.

– Не-ет, – протянул Петр Андреевич, – но желательно срочно!

Гербарич жестом показал, что можно следовать за ним, и, завернув в небольшой холл, открыл дверь своего кабинета.

– Заходи, садись! – прогудел Басланов, опуская на стол свой компьютер. – Времени мало, давай по существу!

Быстров был готов к разговору и потому спокойным и уверенным тоном сообщил:

– Я ухожу из Программы. По идейным соображениям, – прибавил он и взглянул Гербаричу прямо в глаза. – Решил для себя давно… – он помедлил. – Прошу подписать мое заявление, – и вынул из папки белый лист, исписанный бисерным почерком.

– Я думал, что смог тебя переубедить, – также, глядя в глаза собеседнику, процедил Басланов. – Сказать «мне очень жаль» – ничего не сказать. Таких специалистов, как ты, немного, – он притянул заявление к себе и коротко взглянул на него. – Тебе, говорят, на конференцию еще ехать?

– Да. К ортопедам. Просили доклад на пятнадцать минут – «Психологическая реабилитация после серьезных травм». И после я бы уже не выходил, – он встретился взглядом с хозяином кабинета.

Георгий Бариевич опустил глаза и чиркнул что-то своим золотым пером в левом верхнем углу заявления, издав звук, похожий на звук селезня на болоте.

– Хорошо. Не смею Вас задерживать, – немного картинно произнес Басланов, переходя на «Вы».

Видно было, что ему очень не хотелось отпускать Быстрова, за эти два года они успели подружиться, да и начинали эксперимент вместе, в одной команде. Как получилось, что Петр Андреевич оказался по другую сторону баррикад, он не мог понять до сих пор, хотя всегда чувствовал в нем какую-то напряженность. Правда Быстров никогда не скрывал своих взглядов.

– Георгий Бариевич! Вы знаете мое мнение. Если существует хоть малейший повод полагать, что в ходе эксперимента может иметь место смерть участника или причинение ему вреда, ведущее к недееспособности, эксперимент проводить нельзя! У все большей группы ученых и врачей появляются вопросы к создателям Программы замещения. А главное, я не уверен, что результаты научных исследований будут использованы во благо человеку, а не во зло!

– Мы достаточно много дискутировали с Вами на эту тему, Петр Андреевич, чтобы вновь возвращаться на круги своя. К сожалению, здесь мы с Вами не найдем взаимопонимания. Я не могу Вас больше задерживать! – снова официальным тоном ответил Гербарич и взял в руки свой мобильный, дав понять Быстрову, что разговор окончен.

– Прощайте! – коротко бросил тот в ответ и широко распахнул массивную дверь, казалось, что он хочет громко хлопнуть ею на прощание. Но уже стоя на пороге, Быстров оглянулся и тихо произнес: – Простите! Но я не могу это оставить! Я буду бороться! – и он аккуратно прикрыл дверь.

В повисшей тишине кабинета раздался баритон Басланова:

– Аткан ук! – Сказанное слово, выпущенная стрела.

* * *

Полгода назад в конце апреля, когда дожди заливали дороги и ветер гнал волны в городских лужах, вся команда Программы встретилась в загородном доме у Гербарича. Бесшумные электромобили заполнили небольшую часть земли, отведенную для парковки гостей, окружили дом цветной металлической цепью из Nissan Leaf, Chevrolet Bolt, Tesla и BMV, а на входе пестрела надпись на татарском «Туган кене 48» («День рождения 48»).

Скатерть манила белизной, и за щедро уставленным блюдами столом сидели айтишники, врачи, ученые и сотрудники Программы замещения. Басланов встречал свой сорок восьмой день рождения с коллегами, близкими друзьями и семьей – восемнадцатилетней дочерью Альфой и няней дочери, племянницей Даей.

– Друзья! Табын (Застолье) для вас! – выкрикивал хозяин, рассаживая гостей вокруг большого стола, заставленного фруктами и ягодами, рыбными и мясными закусками, свежими и засоленными овощами, сладостями и аппетитной выпечкой.

– Авыз итегез (Попробуйте)! – слетало с губ Альфы. Казалось, она порхала между гостями и накрытым столом, как маленькая невесомая колибри, присаживаясь на секунду то там, то здесь, и вновь, вспорхнув крылышками, растворялась где-то за занавесом. На ходу она одаривала всех ясной, как солнечный день, улыбкой. Вновь появившись из ниоткуда, перекидывалась двумя словами с гостями, при этом не прикрывая стыдливо глаза, как положено молодой татарской девушке, дерзко и смело, без заигрывания, смотрела она в лицо собеседнику. Ее доходящие до плеч русые волосы то и дело метались по плечам от ее стремительных легких движений, нос с маленькой горбинкой, как у отца, временами очень симпатично морщился, глаза редкого медового цвета сразу освещали собеседника своим густым желтым светом.

Быстров тогда пришел со своим сыном Бертом и, представив всем молодого человека, сразу же подвел к юной красавице.

– Берт Быстров. Молод, силен и готов к любым начинаниям, – пошутил сын, протягивая руку девушке.

– Альфа, – коротко ответила она и улыбнулась глазами.

– Вот молодые люди, – подхватил разговор Гербарич, – вам и места за столом. Думаю, ты устала, доченька. Отдохни! Дая может перенять твою важную роль гостеприимной хозяйки. Как-никак племянница, – и он кивнул в сторону, где застыла на мгновенье Дая – небольшого роста молодая женщина лет тридцати семи, со смоляными, аккуратно уложенными волосами и темными глазами. Взгляд был внимательным и цепким, а тонкие губы, казалось, навечно растянуты в улыбке.

Дая кивнула и жестом показала Альфе, что та может садиться за стол.

– Это моя няня, – указала девушка на женщину, присаживаясь рядом с Бертом. Он оглянулся на живо беседующих гостей и спросил, чтобы поддержать беседу:

– А где Ваша мама? – и тут же осекся. Ему показалось, что его ослепил резкий свет желтых фар.

– Мама умерла сразу, когда я родилась, – голос не выдавал смущения или затаенной грусти. – Мы с отцом и Даей живем втроем, – и Альфа стала наполнять тарелку гостя овощным салатом. – Она для меня мама, бабушка, тетя и няня в одном лице.