Программа замещения

Белоснежное вафельное полотенце с витиеватым узором и надписью Giulietta вновь проскользнуло по столу и оставило после себя миниатюрную элегантную чашку с блюдцем из тонкого фарфора и дымящимся над ней ароматом жареной арабики, прозрачно-голубой бокал с водой, бумажную салфетку с надписью: «Приятного аппетита!» и счет с лаконичными сухими цифрами.

Отец заключил договор ровно на двенадцать месяцев, получив еще один шанс прожить некоторое время со своим дорогим человеком. И теперь, отчетливо понимая, что срок так невелик, а пустота, окружающая его, так страшна, он старался исправить все ошибки, сделанные им в их семейной жизни. Теперь он сам варил супы, заваривал чай с чабрецом, загружал стиральную машинку и менял постельное белье. А все свое свободное время «проводил» с Машенькой, а на настойчивые просьбы «комбата»-соседа из тридцать восьмой квартиры сыграть «партейку» в шахматы или «хлебнуть пивка» упорно отвечал отказом. Узнав о причине уклонения Алексея Семеныча от вечерних посиделок, друзья всерьез забеспокоились.

– Да-а, Егор, тяжело тебе с батей! – начал однажды разговор на лестничной клетке сосед. – Отличный мужик был! А теперь, видишь, такое горе – крыша и расплавилась. Не всякий выдержит, – понуро пробубнил дядя Леня, придерживая натянутый поводок своей собаки Джесси.

– Слыха-а-али мы про эту Программу! Ученые – они мастера на людях эксперименты ставить! Тут одними крысами не обойдешься, пойди пойми, что эти зверюшки себе в своей головенке представляют? А вот с людьми вишь как! Мысли теперь чужие рассмотреть могут, галлюцинации вызвать! Разреши только в твоем котелке крышку поднять, быстро там ревизию сделают, еще и своего туда накидают – варись похлебка, кипи! Посмотрим потом, что выйдет!

Собака заскулила и нетерпеливо помахала обрубком купированного хвоста, затем слегка подпрыгнула и толкнула Егора передними лапами в грудь, дружески лизнув его лицо большим шершавым языком. Хватит, мол, разговоры разводить, очень гулять хочется!

Пока картинки и мысли сменяли друг друга в голове Егора, чашка опустела, покинула свое блюдце и сиротливо застыла на самом краю белоснежного стола. Оставив деньги за кофе под металлической пепельницей, он поднялся, неохотно схватил тяжелую сумку и издалека помахал рукой юркой официантке. В ответ она подняла пустой поднос и просияла наивной улыбкой Джульетты.

«Съезжаем! Завтра же съезжаем!» – подумал Егор, оставляя кафе. Напротив красочного плаката, рекламирующего отдых на экзопланете «Экстремальный космос. Испытайте гравитацию на планете XGM-8g!», затормозило такси. Водитель вышел, уверенным движением открыл багажник и подал прыткому старику-пассажиру его затянутый ремнем черный чемодан. Тот легко подхватил его и резво засеменил к бордюру.

Егор приблизился к машине и вопрошающе взглянул на таксиста:

– До Бирюлевской довезете?

Водитель кивнул в ответ и поспешил за руль.

– Строение 44, – добавил Егор. Тот еще раз кивнул и поглубже натянул бейсболку, стараясь закрыться от солнца. Серый электромобиль «Тойота» тихо заурчал и плавно двинулся, сливаясь с гудящим потоком Онежского проспекта.

* * *

– Иди, иди ешь, Милка! – позвала Екатерина Елисеевна свою, видимую только ей, кошку, громко стуча жестяной банкой с кормом по краю металлической миски. Милка медленно и с достоинством кардинала пересекла просторную кухню, задевая кончиком задранного хвоста все, мимо чего она проходила. Есть она не стала, даже не подошла к своей порции в углу, изогнувшись, просочилась сквозь приоткрытую дверь и исчезла.

Хозяйка уж и не помнила, когда точно кошка появилась у нее. Когда Елисеевне исполнилось шестьдесят, муж умер, а дочка собралась переезжать к новому другу в Испанию. Перед отъездом она появилась у нее с влажными глазами и небольшой корзинкой в руках:

– Возьми, мама, малышку! Она, конечно, тебе нас не заменит, но все-таки живое существо рядом! – и крепко обняв мать, добавила. – Я звонить буду часто и приезжать.

Нескладное мяукающее существо сидело в подарочной корзинке с голубой лентой. Было ясно, что к сиамской благородной породе природа решила добавить здоровые пролетарские гены дворового кота. На дне корзинки лежала открытка с надписью: «Это Милка». Невесомая, непонятной белизны, с серым пятном на шее и испуганными глазами на Елисеевну жалобно смотрела крохотная кошечка, дрожа всем своим худосочным шерстистым тельцем.

Подросшая Милка стала смотреть на мир разными глазами: левый стал у нее темно-голубым, а правый – цвета весенней травы. В темноте они светились тоже по-разному: один – красным, другой – зеленым.

Кошка давала себя любить: «Хочешь да-ам тебе меня за ушком почесать, вот та-ак, за этим осо-обенно приятно. Нежнее, пожалуйста!». Или вдруг, перекинувшись на спину, выпячивала свой розовый с подшерстком живот: «Гладь меня, гла-адь!» – одобрительно урчала она. Но и сама дарила хозяйке теплоту и любовь, прижималась в постели к ее бедру и доверительно засыпала на коленях.

Столько лет прожили они вместе душа в душу… И когда Милка стала сдавать – то лапу подволакивала, то лежала целый день, не вставая, – Екатерина Елисеевна впала в уныние. Однажды утром она нашла свою подругу застывшей и неподвижной под креслом, в котором умер муж. Тяжело восприняла хозяйка утрату: лежала в постели, есть не хотела, стала сама о смерти задумываться. Тут и попалась ей газета с уникальной информацией: «На территории нашей области…» и т. д.

Появилась Елисеевна в Центре и сразу к самому главному:

– Пожалейте старую! Последнего друга в жизни потеряла! Дайте возможность еще чуток нам вместе пожить, друг друга побаловать!

Думала, что откажут. Сотрудник Центра посмотрел на нее и говорит: «Ну что ж, давайте попробуем!», и в главный офис Елисеевну направил. Все бумаги подписали и начала кошка вновь со своей хозяйкой человеческое жилье делить. Старая женщина не могла нарадоваться: «Головой понимаю, что ее нет, а она тут рядом сидит, и в глаза заглядывает, мурлычет, мягкой теплой лапкой меня трогает – заигрывает, значит». Взгляд у Екатерины Елисеевны повеселел, даже морщинки разгладились, суп вкусный наваристый стал, разговоры по телефону с подругами возобновились. Сериалы с Милкой на софе смотреть, книги читать захотелось, да и Милка теперь от хозяйки ни на шаг, так и трется о ноги, так и ластится. Только вот на улицу совсем Елисеевне не хотелось, все казалось, выйдет она надолго за порог, а подруга ее возьмет да и исчезнет, убежит куда-нибудь:

– В прошлом году два дня ее искали, еле нашли. На дереве сидела возле детской площадки, спасибо ребятне, сняли ее оттуда. А теперь и подавно уйти может, махнет своим вихлявым хвостом, на подоконник прыгнет, а с него в форточку, шасть, и исчезнет навсегда.

Этого Екатерине Елисеевне не хотелось. Страх пронизывал ее насквозь при одной мысли, что животное может снова ее покинуть. Друзей у нее, кроме бывших соседей Смилянских, и не было. Дружить Елисеевна не умела – язык у нее больно отточенный, ум острый, все за всеми подмечает и никогда не промолчит.

Узнав, что Семеныч Машу свою «воскресил», заволновалась она, обрадовалась, «что есть еще смелые люди», позвонила ему и без намеков рассказала, что тоже в Центре была и договор на Программу подписала. Вначале не мог он понять, зачем Екатерине кошку свою «замещать» понадобилось.

– Это что значит, ты из-за нее на эксперимент пошла, из-за Милки? – захрипел Семеныч в трубку. – Я думал, что только людей восстанавливать можно, родные ведь души, а…

Но соседка перебила его, возмущенно: