Прогулка по Дальнему Востоку

Вот описание этого города, которое мы находим у одного из поэтов индусской древности:

«Нет числа храмам и дворцам Анурадгапуры; их купола и крыши из чистого золота сияют на солнце. Улицы полны воинов, вооруженных луками и стрелами. Слоны, лошади, колесницы, тысячи людей движутся вверх и вниз непрерывным потоком. Много жонглеров, плясунов, музыкантов из разных стран, цимбалы и инструменты которых украшены золотом».

Теперь здесь тишина; теперь здесь мрак; зеленая ночь. Люди ушли и лес замкнулся. И над этими развалинами, которые скоро исчезнут, утро занимается так же спокойно, как когда-то над первобытным лесом, в самые отдаленные времена мировой истории.

Тут внизу, в красной земле, целый мир, — нестройный мир обломков и развалин, меж гигантских корней, что извиваются, как змеи. Сотнями покоятся разбитые божества, слоны из гранита, алтари, чудовища, свидетельствуя об ужасающей гекатомбе символов, принесенной две тысячи лет назад вторгшимися малабарцами.

Буддисты наших дней благоговейно собрали наиболее чтимые из этих предметов вокруг неразрушенных «dagobas»; на ступенях павших храмов они положили рядами отбитые головы древних богов, и их заботливые руки покрывают каждое утро древние, уцелевшие, источенные и бесформенные алтари чудесными цветами и зажигают над ними скромные лампады. Для них Анурадгапура по-прежнему осталась священным городом, и из самых отдаленных мест, обманутые земными божествами, сюда стекаются пилигримы, чтобы найти прибежище и помолиться под сенью дерев (подобно тому, как было две тысячи лет назад).

Размеры и очертания великих святилищ до сих пор отмечены глыбами мрамора, плитами, колоннадами, идущими от башен, чтобы затеряться под деревьями. Вероятно, чтобы попасть к святилищу, нужно было в свое время пройти бесконечный ряд дверей, охраняемых низшими богами и чудовищами, — целым миром камня, теперь поверженным и обращенным в пыль.

Помимо этих, возвышающихся над пушистыми джунглями, храмов, существуют сотни других, разбросанных повсюду, а также остатки бесчисленных дворцов; лес заключил в себе столько же гранитных пилястров, сколько древесных стволов, и все это перемешалось под покровом вечной зелени.

Весь лес проникнут настроением какой-то странной меланхолии; она исходит от всех этих порогов, роскошных мраморных порогов, которые встречаешь здесь на каждом шагу, с их тонкой и странной скульптурой; от всех этих входов, со ступеней которых неведомые божества встречают вас приветливой улыбкой, но которые не ведут никуда больше: жилища были из дерева, и века не сохранили от них других следов, кроме мраморных ступеней и плит; у этих когда-то пышных входов теснятся теперь одни только корни, стволы и травы.

* * *

Так вот что такое Цейлон! Почти девственный лес! Когда-то здесь цвела высокая культура. А теперь наша цивилизация только и делает, что отгрызает кусочки от этого большого круглого острова.

Мы проложили дороги; мы пощадили с грехом пополам первобытный лес. Не станем же проникать в него: не то нам не избежать печальной участи, — тигр и кобра в нем, как у себя дома.

Да и кроме того, раньше чем окончится наша стоянка, наше любопытство и так будет удовлетворено свыше меры. Мы увидим слонов, крокодилов, мы увидим змей и мангуст; увидим тучи индусов и сингалезцев, которые будут наперебой предлагать нам драгоценные камни, по большей части фальшивые, и заставлять на наших глазах, для нашего удовольствия сражаться мангусту с коброй (заранее предупреждаю, что мангуста съест кобру, а не наоборот).

Но вместе с тем мы все еще не познаем подлинной тайны Азии, этой великой желтой тайны. И только завтра, когда мы отплывем от Цейлона, в нас зародится первое смутное предчувствие.

Итак, отправляемся дальше. Нашему пароходу осталось лишь пересечь Бенгальский залив; это недолго: каких-нибудь три дня. Мы пройдем мимо Андаманских островов. Один английский романист чрезвычайно занятно описал их. Он, конечно, никогда там не бывал, потому что его живописные разглагольствования не имеют ничего общего с действительностью.

В том виде, в каком они существуют, Андаманские острова не представляют ни малейшего интереса, если не считать того, что здесь находится место ссылки для индусов. По этому поводу я хотел бы высказаться, и очень энергически, в защиту политических осужденных или иных индусов, отправляемых на Андаманские острова. По общепринятым религиозным воззрениям буддистов, факт морского плавания является великим грехом в глазах божества; так что кто-либо, сосланный в каторгу на Андаман, если он истинно верующий, в силу этого, является вдобавок осужденным на вечные муки, что, конечно, страшно несправедливо. Как вам кажется?

Я полагаю, что европейцы-судьи должны были бы задуматься над этим и не делать другим того, чего они не пожелали бы перестрадать на собственной персоне.

* * *

На третий день с правого борта появился туманный берег, на этот раз довольно высокий и негостеприимный. Не мешает знать, что там находятся каннибалы: то Суматра.

Я всегда очень жалел, что путь в Индию лежит через Малаккский пролив вместо того, чтобы проходить значительно южнее; по этой причине мы лишаемся случая видеть Яву. Но обычный путь минует ее.

Вскоре с левого борта начинает быть виден полуостров Малакка, который открывается понемногу. Мы вступили в полосу тумана. С великолепной погодой приходится распрощаться, но мы ее видели в достаточной степени. Мы пересекли Индийский океан (быть может, была даже разыграна салонная комедия, — кто знает? до того погода была хороша!), а завтра будем в Сингапуре.

Сегодня вечером пакетбот скользит в предательском тумане… и нам не хочется выходить на палубу. Не пойти ли, от нечего делать, чтобы убить часок, другой, подальше от наших обычных местопребываний, — в бар? Чтобы попасть туда, придется пройти несколько узких коридоров…

Позвольте, позвольте! На пароходе появилось нечто новое! В самом деле, что это за запах? Да, да! это запах необыкновенный, и далеко не из приятных! С Цейлона мы приняли на борт несколько жителей Небесной империи, направляющихся в Сингапур; больше ничего и не требуется!

Но необходимо привыкнуть; а в этот первый момент у вас ощущение, как будто вы внезапно переменили материк и что та пресловутая дверь, что открывается на Дальний Восток, не так уж далека.

Мы пройдем через эту дверь в действительности, — и даже раньше, чем прибыть в Сингапур. В один прекрасный вечер, слева от нас, мы увидим Малакку, как видели справа Суматру. Покажутся острова, открывая узкий проход. Большая дорога здесь суживается, переходит в тропинку, тропинку столь узкую, что невольно спрашиваешь себя, — сможет ли пройти здесь пароход.

Но он все таки проходит, и внезапно море снова расширяется; мы прошли ворота. Мы обогнули Малаккский полуостров, самый южный в Азии, мы касаемся экватора; несколько миль еще, — и наш форштевень заехал бы в южное полушарие… Но… «лево на борт!» — и мы поднимаемся к северу.

И вот мы по ту сторону Азии, там, где все непривычно и полно тайн. На том Дальнем Востоке, куда я вас вел. Пока еще на пороге. Но все-таки остановимся.

Сингапур. О, какая разница, как он не похож на Цейлон! Там была Индия, мечтательная и религиозная; здесь, если не Китай, то его прихожая, многолюдная и кишащая, как он.