Прогулка по легендам
Шрифт:
– Да ничего, - смутился Селентий Петрович, - вы лёгкая, словно пёрышко!
Интересно, где это он видел пёрышко сопоставимое по весу с большим мешком картошки?..
– Ну что, пойдёмте в деревню, а то мороз крепчает!
– он ещё и спрашивает!
Идти в молчании было скучно, поэтому староста попытался, как бы невзначай, выведать у меня основные сведения о моей биографии; мне было не жалко, поэтому моя светлость охотно просвещала мужичка на сей счёт. Сколько мне лет? Двадцать один... что, выгляжу моложе?.. Почему в лесу одна околачивалась? Заблудилась маленько, с кем
Деревня была добротная, около сорока домов и все сделаны на совесть; сразу становилось понятно, что "командир" Пыталова держал односельчан крепкой рукой. Если вы думаете, что дом старосты хоть чем-то отличался от остальных тридцати девяти избушек, то сильно ошибаетесь. Лично мне это кажется правильным: сегодня один начальник, завтра другой... и что, каждому неоновую вывеску с "искренними" пожеланиями здравия, доброты и радости вывешивать? Так на это никакого сельского бюджета не хватит!..
До деревни мы добрались быстро... точнее добрался Селентий Петрович, а я же, благополучно отморозив себе не только руки-ноги, но и нос, большую часть пути провела на руках этого милого дядечки.
"Вот, мать, до чего ты довела бедных преподавателей!" - тю, внутренний голос очухался.
– "Они тебе массово решили отомстить, и "забыли" предупредить, что 27 градусов по Цельсию со знаком "минус" - это очень-очень-очень холодно."
Мысленно согласившись сама с собой, сделала "отметку" о том, что по возвращении в Академию (причём явно с соплями по колено, всеми признаками бронхита и температурой под сорок), просвещу преподавателей, что в теплых колготках с начёсом, ватных штанах, трёх свитерах, валенках, ватнике поверх тулупа, шарфе и шапке-ушанке было ЗВЕРСКИ холодно (а я же, стоя во дворе своей альма-матер ещё смела жаловаться, что вот-вот помру от жары!)!!! А если ещё основательно покашлять на магистра Боули, то можно даже выбить себе недельку каникул... то есть, больничный... или ещё лучше: выпросить, чтобы Эдита Марковна приносила мне горячий чай с мёдом в постель!
"Ага, она туда либо цианиду добавит, либо этот же чай на тебя "нечаянно" выльет" - разморозился инстинкт самосохранения.
Ничё, и на старуху бывает проруха! Главное всё правильно рассчитать и ...
– Не боись девонька, - оторвал меня от кровожадных мыслей староста, - счас домой придём, так враз тебя вылечим, есть у меня одно народное средство!
– Апчхи!
– громогласно согласилась я на лечение.
– А долго ещё... кхе-кхе?
– Да не, вон за тот пригорок свернём и там уж совсем не далЕче, - самое интересное, мужик-то совсем не запарился тащить мои семьдесят кило!
Вот уж не знаю, правду ли сказал Селентий Петрович насчёт пригорка
или нет (закемарила я на плече доброго самаритянина), но вот относительно сведений о ближайших соседях, количестве домов и жильцов в деревне, о поштучном поголовье кур/свиней/утей/коров /лошадей/собак /котов/мышей знала досконально по истечении первого часа, проведённого в доме старосты Пыталова. И попрошу заметить, что данные сведения я не у кого не выбивала путём угроз и применения пыток, мне их по доброте душевной выболтала дочка хозяина гостеприимного дома.– Ефросинья, отстань от гостьи, ей отдохнуть с дальней дороги надо, - шуганула от меня девчонку Елена Петровна - мать Фроси и по совместительству жена моего "пони".
– Но мам, Стефка совершенно непротив, - эй, а моё мнение уже никого не интересует?!
– Ох ты горюшко!
– ласково улыбнулась женщина и скрылась на кухне, откуда незамедлительно раздался звон тарелок.
"Не бросайте меня с ней, я её уже боюсь!!!" - чуть было не завопила моя измученная светлость, но (горжусь собой!) в последний момент сдержалась и лишь криво усмехнулась, мысленно простившись с оставшейся частью нервных клеток.
– Фрося, тебе не стыдно?
– грозно насупив брови, в залу теперь заглядывала голова Селентия Петровича.
– Нет.
– А должно быть! Пойди, принеси, что ли, книгу, нехай Стефания почитает!
– это был приказ для его дочери или для меня?
– Хорошо батюшка, - я чуть не прослезилась от почтения, проскользнувшего в словах и во взгляде девочки.
Не прошло и пяти минут, как мне всучили талмуд Патрикеевой Рыжухи на триста восемьдесят семь страниц под интригующим названием "Ага!". Только я прочитала первые три страницы, как в комнату снова ввинтился староста и, шикнув на дочь, аккуратно угмоздился у меня в ногах (мою тушку не только со всеми почестями занесли в дом, но и положили на мягкий диван, предварительно замотав в тёплый и пушистый плед!). Подоткнув одеяло, мужчина протянул мне стакан, наполненный прозрачной жидкостью, от которой пахло как-то очень знакомо...
– Выпей!
– судя по голосу, возражения не принимаются.
– Залпом и до дна!!
Я девушка послушная, поэтому долго не думая, отправила жидкость себе в рот. Гортань и желудок обожгло огнём, а голова начала кружиться даже в лежачем положении.
– Что это?
– только и смогла я прохрипеть между приступами кашля.
– Самогон, - довольно улыбнулся Селентий Петрович, забирая из моей ослабевшей руки пустой стакан и поднимаясь на ноги.
– Ты поспи, а завтра будешь как новенькая!
– ещё раз потормошив плед, он вышел, а меня же накрыла темнота.
Утро встретило меня жестоким похмельем (голова, трещащая по "швам", во рту явный привкус кошачьего туалета и руки, трясущиеся даже в лежачем положении); вставать не то чтобы не хотелось, нет, даже глазами шевелить было невыносимо противно!
– Экая ты соня, - неожиданно укорил меня голос Селентия Петровича, - на дворе уже утро, а ты всё ещё в постели!
О боги, вроде у него вчера не был такой громогласный голос... или я что-то пропустила?