Прогулки пастора

Надо выиграть время, чтобы подумать, сказал он себе. Что еще важнее, нужно время, чтобы сперва полностью успокоиться, прежде чем он откроет рот. Осторожнее, Боггис. И главное, сохраняй спокойствие. Эта люди невежественны, но они не дураки. Они недоверчивы, подозрительны и хитры. И если это правда... нет, это не может быть правдой, не может...

Он прикрывал глаза рукой, как будто от боли, и сейчас опасливо и незаметно чуть-чуть раздвинув пальцы и взглянул в щелку.

Ошибки нет, он тут, стоит по-прежнему на месте, и теперь-то мистер Боггис всмотрелся в него как следует. Да! С первого взгляда он определил правильно. Никаких сомнений быть не может! Невероятно!

То, что он видел перед собой, было предметом мебели, за который любой знаток выложил бы какие угодно деньги. На непосвященного он, вероятно, не произвел бы должного впечатления, особенно в теперешнем виде, покрытый белой краской и слоем грязи. Но для мистера Боггиса это была мечта антиквара. Он, как и любой торговец мебелью в Европе и Америке, знал, что среди самых известных и желанных образцов английской мебели восемнадцатого века числятся три знаменитых "чиппендейлских комода". Он знал их историю в обратном порядке, то есть что первый из них был обнаружен в 1920 году в доме на Мортон-ин-марш и в том же году продан на аукционе Сотби; что два другие объявились год спустя на том же аукционе и оба поступили туда из Рэйнем-холла, Норфолк. Все принесли баснословный доход. Он не мог вспомнить точно, сколько именно давали за первый, да и за второй тоже, но знал наверняка, что последний проданный пошел за три тысячи девятьсот гиней. И было это в тысяча девятьсот двадцать первом! Сегодня же комод стоил бы десять тысяч фунтов! Кто-то (мистер Боггис не мог вспомнить фамилию) не очень давно тщательно изучил историю этих комодов и доказал, что все три вышли из одной мастерской: фанеровка сделана из одного и того же бревна и при сборке использовался один и тот же набор лекал. Счетов к ним не нашлось, но все эксперты сошлись на том, что эти три комода могли быть выполнены только руками самого Чиппендейла на пике его карьеры.

А здесь, повторял себе мистер Боггис, украдкой глядя в щелочку, здесь - четвертый комод Чиппендейла! И нашел его он! Вот теперь он разбогатеет! И прославится. Те три комода имели в мире мебели свои имена: чейслтонский, первый рэйнемский, второй рэйнемский. А этот войдет в историю как комод Боггиса! Только представить себе выражение на лицах всей этой лондонской публики, когда они увидят комод завтра утром. А заманчивые предложения важных господ из Вест-энда - Франка Партриджа, Моллета, Джетли и прочих! В "Таймс" появится снимок с подписью "Превосходный комод Чиппендейла, недавно найденный мистером Сирилом Боггисом, лондонским торговцем мебелью"... Боже милостивый, ну и шуму он наделает!

Здешний комод, соображал мистер Боггис, почти вылитый второй рэйнемский. Первые три имели только мелкие различия. Этот же, величественный, внушительного вида, сделан в стиле французского рококо в чиппендейловский период Директории - большой, "пузатый", на четырех резных с желобками ножках, приподнимающих его на фут от пола. Имеется шесть ящиков: два длинных посредине и по два более коротких по бокам; выпуклый фасад роскошно орнаментирован вдоль столешницы, боковых стенок и низа, а также по вертикали между ящиками затейливой резьбой в виде растительных завитков. Медные ручки, хотя и замазаны частично белой краской, выглядят благородно. Вещь, разумеется, "тяжелая", но замысел выполнен с такой элегантностью и изяществом, что массивность ни в коей мере не делает ее громоздкой.

– Ну как вы сейчас?
– услышал мистер Боггис чей-то голос.

– Благодарю, благодарю вас, гораздо лучше. Это всегда быстро проходит. Мой доктор говорит, что беспокоиться особенно нечего, просто в таких случаях надо несколько минут отдохнуть. Да, да, - он медленно поднялся со стула, - уже лучше. Все в порядке.

Немного неуверенно держась на ногах, он стал обходить комнату, рассматривая мебель, вещь за вещью, и делая по ходу короткие замечания. Он сразу увидел, что, кроме комода, тут ничего не заслуживает внимания.

– Славный дубовый стол, - проронил он.
– Но, боюсь, недостаточно старинный, интереса не представляет. Хорошие удобные стулья, но современные, да, да, слишком современные. А вот буфет, что ж, вполне симпатичный, но опять-таки ценности не представляет. Этот комод, - он без всякого интереса прошел мимо чиппендейлского комода и небрежно щелкнул по нему пальцем, - полагаю, стоит несколько фунтов, но не более того. Боюсь, это довольно грубая подделка. Сделан, вероятно, в викторианскую эпоху. Вы сами выкрасили его в белый цвет?

– Да, - ответил Рамминс, - Берт красил.

– Очень разумно поступили. Белый он не кажется таким громоздким.

– Крепкая вещь, - вставил Рамминс.
– И резьба неплохая.

– Машинный способ, - свысока отозвался мистер Боггис, наклоняясь, чтобы разглядеть поближе затейливую работу, - за милю видно. И все-таки согласен, он очень мил. У него есть свои достоинства.

Он пошел было дальше, но вдруг остановился и медленно вернулся обратно. Он приложил кончик пальца к середине подбородка, наклонил голову набок и нахмурился, будто глубоко задумавшись.

– Знаете что?
– Он говорил так лениво, что голос его к концу каждой фразы почти замирал.
– Я вдруг вспомнил... Мне давно нужны ножки вроде этих. Дома у меня есть занятный стол, низкий такой, какие ставят перед диваном, что-то вроде кофейного столика. В последний Михайлов день, когда я переезжал в другой дом, бестолковые грузчики повредили у стола ножки самым безобразным образом. Я этот стол очень люблю. Держу на нем большую Библию и все мои записи для проповедей.

Он помолчал, поглаживая подбородок пальцем.

– Вот я и подумал - ноги от вашего комода могли бы подойти. Вполне могли бы. Их без труда можно отрубить и приделать к моему столу.

Он огляделся и увидел, что вся троица стоит абсолютно неподвижно и с подозрением глядит на него; на него смотрели три пары глаз, разных, но одинаково недоверчивых - маленькие свинячьи глазки Рамминса, большие с тупым выражением Клода и два каких-то неправильных глаза Берта - один странный, выпученный и белесый, с черной точкой в центре, похожий на вареный рыбий глаз.

Мистер Боггис улыбнулся и покачал головой:

– Полно, что это я тут болтаю? Говорю так, будто комод уже мой. Прошу извинить меня.

– Вы хотите сказать, что не прочь купить его, - проговорил Рамминс.

– Н-ну, - мистер Боггис оглянулся на комод и нахмурился, - я не уверен. Может быть, и стоило бы, но опять-таки если подумать... нет... пожалуй, получится слишком большая возня. Он не стоит того. Не буду с этим заводиться.

– А сколько вы думали за него предложить?
– поинтересовался Рамминс.

– Боюсь, что не много. Понимаете, все-таки это не подлинная старина, а всего лишь подделка.

– А я не так уж в этом уверен, - возразил Рамминс.
– Он у нас тут больше двадцати лет, а до этого стоял в господском доме. Я сам купил его на аукционе, когда старый сквайр помер. Так что не говорите мне, будто вещь новая.

– Нет, не то чтобы новая, но не старше шестидесяти.

– Нет, старше, - настаивал Рамминс.
– Берт, где та бумажка, которую ты откопал в глубине одного ящика? Ну, помнишь, старый счет.