Прогулки с бесом
Шрифт:
– "Аверс" медали, а "реверс" мог быть иным: куда оказавшиеся под властью оккупантов вчерашние граждане "страны советов" пустили бы излишки зерна, позволь "совецкая" власть осуществиться "зерновой" фантастике?
– Завёл бы кур, или иную какую живность...
– Куры в монастыре? В оккупированном городе? У тебя бы вмиг всё "реквизировали для нужд германской армии".
– Не всё, не всё: немцы не дураки, они бы не стали "рубить голову курице, несущей золотые яйца". Это у нас здравствует "метод взаимного удушения", а немцы такое понять не могут. Налогом обложили - и всё! Абориген, разводящий птицу, партизанить не станет! Мог бы из зерна и самогон гнать...
– ...и
– Тогда остаётся смолоть зерно в муку и выпекать хлеб....
– ... и ожидать каждую минуту реквизиции... Без неё - никуда - как бы не фантазировал о подаренном советской властью зерне - фантазии непременно сходилось в угол, из которого не было иного выхода, как только жрать неаппетитное варево из подгоревшего зерна. Кто-то более мудрый, чем я, знал правильный выход: "сжечь зерно"!
Не претендую на правоту суждений: "колоколенка" моя низкая, ни хрена с неё не вижу! Ни того, что было позади, ни того, что будет впереди. Даже и то, что сейчас творится - не понимаю. А, может, и не нужно понимать и верить медицине:
– "В мозгу среднего человека имеется некий регулятор, не позволяющий всему телу думать над явно неразрешимой проблемой, а гениальным людям Природа забыла поставить регулятор-ограничитель - они и свирепствуют над дураками"!
У субъекта, снабжённого регулятором-ограничителем, даже при большом желании понять что-то трудное, а затем выполнить - ничего не получится. Кто ставит "регуляторы" и "барьеры в компетенции"?
Хотя и обидно сознавать наличие такого барьера, но временами бывает и приятно: "как хорошо, что не дано понимать весь этот бордель! Если мой организм имеет охранительные барьеры - ему лучше знать, где и как их расставлять для своей защиты от нападений"!
Глава 72
Время тишины.
Что буря, что гроза - обе начинаются после какого-то времени полной тишины. Так и говорят:
– "затишье перед бурей..." с проверенным уточнением:
– "Дольше длится тишина - страшнее будет гроза... избавь нас, господи, от пожаров"!
Война "свалила" на восток, в монастырь пришла тишина с названием: "после грозы". На какое время пожаловала тишина к монастырцам - те не задумывались:
– Чего можем? Без нас решат...
– совсем простые удивлялись:
– "Слава богу, не бомбят"!
– благодарность в адрес бога следовало понимать так: "это он стараниями лётчиков Люфтваффе бомбил город", "высокие вершители" ни при чём:
– "Ни хера они не могут"!
– легкомысленную часть обитателей тишина развращала, а другие, в меньшем числе - сомневались:
– "Надолго затихло-то"?
Радость наступившей передышке от бомбёжек имела название "гневить бога": от налётов вражеской авиации никто из обитателей монастыря чем-то осязаемым не пострадал, а выбитые взрывными волнами стёкла оконных рам - мелочь:
– Слава богу: сами живы остались!
– пережитые порции недавних страхов от налётов вражеской авиации забывались.
Не без следа убежала советская власть: брошенным гражданам оставила лозунги и призывы:
– "Враг будет разбит - победа будет за нами!" - оно, может, и так будет в будущем, а пока в городе хозяева немцы, и когда врагам "доблестная
совецкая армия" разгром учинит - убежавшая на восток "руководящая и направляющая" о сроках ничего не сказала. "Победа будет за нами!" - будет, кто сомневается, но когда? И как будет выглядеть "победа"? Нет бы сказать оставшимся:– "Потерпите, курвой буду, но через месяц вернусь и освобожу от вражеского ига! Сидите смирно и не вздумайте изменить "совецкой" власти" морды ваши предательские"!
– лозунг о предстоящем разгроме врагов затмевался заботами о прокорме на каждый день. Каков процент оккупированных "совецких" граждан города меняли местами лозунг о разгроме врагов в неизвестном будущем и заботу о пропитании на предстоящий день - не знаю.
– Не прикидывайся идиотом, не ври! Прекрасно знаешь ваше великое и бессмертнон "лучше синица в руке, чем журавль в небе" а всё же крутишь гузном!
– Некому было провести "опрос общественного мнения" в среде насельников по вопросу: "Насколько крепко верите в оставленный "вышестоящими товарищами" лозунг о победе над врагом"?
– сколько жителей монастыря верили в незыблемость лозунга о будущем разгроме врага - малый возраст и знания не позволяли интересоваться столь важными вопросами.
И ныне не следует выяснять "за сроком давности".
– Ещё раз: не прибедняйся!
– Бесяра, был договор не употреблять словесные "выверты"? Почему нарушаешь?
– Ох, уж эти вечные ваши заботы о хлебе насущном! Не вам ли тысячу лет говорили, что "не хлебом единым жив человек, но лозунгами, спущенными "сверху"!? Вам бы только утробу набить, а что гинет "первое в мире государство рабочих и крестьян" - наплевать!
С чего началась оккупация? С регистрации. Новое и непонятное слово. Её помянул отец после первой вылазки в город.
– Регистрацию проводят - неслыханная прежде "регистрация" означала простое и погятное намерение оккпационных властей: провести учёт всех, кто верный родным хижинам остался на месте и не ударился в побег на восток... Попутно враги предупредили:
– "Уклоняющиеся от регистрации автоматически перемещаются в разряд врагов Рейха"!
– коротко и понятно.
Следом пошли другие разговоры, теперь о "директиве с востока", но не менее приятной: "всякий, кто посмеет выполнить приказ оккупантов о регистрации - будет осуждён советским судом полным "букетом":
а) "изменник родины",
б) "предатель"
в) "враг народа"!
Оставшиеся в оккупацию обитатели монастыря вспомнили о персонажах греческой мифологии Сцилле и Харибде, но не все: ничтожно малая часть процента знала о напастях греческой мифологии. В каких долях, и сколько жителей монастыря разделились в симпатиях к той, или другой из упомянутых особ греческой мифологии - и этого не знаю. Не было тогда ВЦИОМа - раз, основная масса насельников ничего не знала из греческой мифологии -два, мудрёные слова "Сцилла и Харибда" принимались ими скорее, как матерные слова чужого, но явно матерного языка. Им были ближе и понятнее свои, родные и вечные "хрен" и "редька". О любимых растения они знали, что:
– Хрен редьки не слаще!
– не указывая конкретно, кто на то время был "хреном", а кто - "редькой".
Наиболее образованные из монастырцев, сложившуюся военную обстановку сравнивали с "жерновами", а себя - с "зёрнами", кои не хотели быть перемолотыми в муку.
Кое-кто поминал "огонь да полымя", "молот и наковальню", но последняя пословица не имела хождения потому, что её написал Хенрик Гейне, а он был из Германии.
Ничего не знаю о том, что говорили жители других оккупированных городов, но монастырские обитатели рассуждали: