Прогулки с бесом

Неожиданная пальба, и понимай что-то в стрельбе - назвал бы её "торопливой", всякая пальба говорит о душевном состоянии палящего. В небо взлетело несколько зелёных, белых и красных ракет. И всё вдруг разом стихло! Странное дело, но стрельба не испугала, как прежде.

Полураздетые обитатели монастыря повыскакивали на мороз, и, не медля, приступили к излюбленному занятию: рождению паники.

– Наши наступают, прятаться надо!

– Куда прятаться? Под печь!? Если наши наступают чего прятаться? Радоваться надо!

Через какое-то время родилось открытие: "красивый шум немцы устроили по случаю прихода Рождества!"

– Какого Рождества!? Рождество седьмого января бывает, до Рождества язык высунешь и ноги протянешь! И что тебе в рождестве?

– Это ты язык высунешь, а немцы Рождество перед Новым годом празднуют!
– вот оно, начало падения: какие-то месяцы враги пребывают в городе, а оккпированные уже знают когда и что пришлые празднуют!

Когда пальба и фейерверки утихли - пришёл момент выяснить кто автор паники о серьёзных и обещающих переменах на фронте, но такового не нашли: или плохо искали, или было холодно и хотелось в тепло

Сколько переполошенных граждан монастыря поверило в советское наступление установить не удалось, да и надо ли?

Зима тянулась медленно, и казалось, что не будет конца бедствию. Всяческие ледниковые периоды на Земле голытьюе казались бесконечными и затяжными, а потому и ненавистными...

– ... и при всей ненависти к зиме вы не меняли старушку на чужое, заморское тепло.

– Не сбивай с темпа: "особенно для меня зима была "врагом номер первый": голым был. Не полностью голым и с определением " в чём мать родила", но близко к этому. Что-то из одеяния на мне имелось, но это "что-то" никак не могло защитить от "космического холода", что царил за стенами старой кельи.

Перечень моего гардероба "военного времени": штаны из военного брезента до колен и с одной лямкой через плечо. Тонкого брезента защитного цвета. С пуговицей. Какой из воюющих сторон принадлежал брезент на моих тощих ягодицах - "следствием не установлено". Штаны из тонкого, военного брезента были созданы руками записной "мастерицы по нужде": матерью. Всё она и всегда!

Штаны носились на голом теле, и при тонкости военного брезента ухитрялись швами натирать "причинные" места" обладателя.

Принадлежность материала первых штанов к брезентам армейского назначения - отечественная: штаны иготовились до контакта с врагами и называться "вражескими" никак не могли. Первые штаны семь десятков лет не хотят уходить из памяти: карманов, этих закутков мужских брюк - , мать не предусмотрела:

– Обойдёшься без карманов. Чего в них класть?
– какая из неприятностей - натирание промежности грубыми швами, или отсутствием карманов преобладала - не могу определить и до сего времени.

– Оба "хороши, негда печать ставить!
– неоспоримый вердикт матери в ссорах с сестрой.

Рубашка "свободного покроя", как сказали бы о ней сегодня. С длинным рукавом и без деталей. Чулки на завязках. Резинок не было. Определение будет точным, если сказать так: "резинки, исчерпав возможности резинить, продолжали служить телу верёвочками". Подтяжек, кои в старые времена держали детские чулки на нужном уровне не имел. Не было и зимнего пальто, а то, что было - мать называла приобретённом в детском доме определением "харпаль", и если матушкино "харпаль" разложить на части - вторая половина понятна: "паль", "пальто", но что значило "хар" - осталось загадкой. Выросшие, вроде меня, в тряпочной нищете до конца дней остаются безразличными к одежде:

– Тело закрыто? Закрыто, вот и будь доволен, большие желания "блажью" - зимнего пальто, а равно и осеннего не имелось. Небрежность и нерящливость в одежде матушка определяла детдомовским:

– Отряха!

– "Отряха"!

Когда заключение в стенах кельи переходило в стадию непереносимости - поднимал "русский бунт бессмысленный и жестокий" и с результатом: получал в экслуатацию валенки сестры с дыркой на месте большого пальца в правой обувке. Мои нечастые "восстания на борьбу за свободу" сочувствия и любви к восставшим не выхывали: валенки существовали в единственном экземпляре, и сестра, как всякий собствненик, не понимала страданий заключённого брата и претензии на пользование личным имуществом расценивала как враждебные выпады.

Но всё проходит. Прошла и лютая зима за номером сорок один/дробь два. Наступала своим порядком весна, но и она имела разделы, из которых интересным был такой: когда, не опасаясь простуды - можно будет бегать босиком! Тогдашне время было удивительным: о таком явлении, как простуда, мы ничего не знали. Кого сейчас из детей, возрастом полных восемь лет, выпустят босиком на прогулку в середине апреля? Нет таких сумасшедших! И впредь не ожидается! Как интересно всё происходило: вначале выйдешь из кельи и постоишь на прогретом солнцем и сухом клочке земли... Ноги привыкают быстро и начинают действовать отдельно от головы, самостоятельно. Тянут далее первого места, и не успеешь сообразить, как эти ноги унесли тебя от дома!

Не люблю нашу зиму. Красивая она, стерва, поэтичная, много о ней сказано хорошего. Кем? Думаю, что ни один голодранец не воспел "русскую зиму", её воспевали сытые и одетые люди.

Стал взрослым, начал работать, мог вынуть "главный козырь жизни": "одеться и обуться" и поменять отношение к столь прекрасному дару природы, как зима, полюбить её! Но нет, не приходит любовь к зиме, не рождается любовь! Зима - вот она, а любви - нет! С чего бы так?

– Не ты один зиму не любишь. Ваша зима нелюбима и работниками жилищно-коммунального хозяйства. Родную, русскую зиму они ненавидят за два нехороших свойства: внезапный приход и лютость - поставил бес "точку".

Глава 91.

Друг. Вопросы без ответов.

Лето почему-то приходит медленно, а уходит - быстро. Странно, но этот феномен занимает меня и до сего времени.

Недалеко от водонапорной башни, в аллеи из старых лип, немцы отрыли два углубления с наклоном. В этих, не очень глубоких ямах, стояли две громадные машины. Большие. Интересные. С "усиками".

Кто бы тогда просветил в названиях фортификационных сооружений? Не знал бы до скончания дней, если бы не служба в "рядах советских вооружённых сил. Сапёрные войска, а проще - стройбат за сведения об устройстве в земле, кое имело наклон и называлось "капонир".

К сведениям о капонире добавлена "межпозвонковая грыжа между третьими и четвёртым позвонком поясничного отдела". О солдатском рационе питания речи нет: не было рациона.

В семь лет видел сооружение вживую, а в двадцать - узнал название. Расстояние между виденным и понятым всего-то четырнадцать лет. Немного, легко отделался: у других бывало и больше...