Проходимец по контракту

Мы, вслед за лейтенантом, пошли по палубе к довольно просторному входу в одном из корпусов катамарана, поднимавшемся метров на пятнадцать над палубой, миновав небольшой по протяженности, хорошо освещенный коридорчик, мы оказались в роскошном на вид полукруглом в сечении зале, где стоящий посредине овальный стол сверкал различной посудой и столовыми принадлежностями.

Усевшись по приглашению лейтенанта за стол, я, продолжая держать Маню на коленях, внимательно окинул взглядом зал, могущий по комфорту и обстановке соперничать со многими ресторанами: деревянные лаковые панели, металлические кованые экраны с вычурными изображениями парусных судов, роскошные хрустальные люстры-полушария на сводчатом потолке, затейливая мебель, дорогая, с первого взгляда, посуда на столе… Что ж, неплохо устроился капитан Джангат, неплохо. Странно было подумать, что мы находились не в салоне-ресторане пассажирского океанского лайнера, а в кают-компании боевого корабля.

Я взглянул на Нэко: тот явно чувствовал себя не в своей тарелке, но виду не подавал. Мне очень хотелось расспросить его, что он знает о нашем гостеприимном капитане, но я благоразумно решил перенести это на будущее время, когда у нас будет более подходящее окружение.

Ками тоже притихла. Создавалось впечатление, что окружающая нас обстановка давит на девушку, отчего та казалась еще более маленькой и хрупкой. Что ж, по крайней мере, она не выказывала желания кидаться своими любимыми гранатами, что уже радовало.

«Так, — вдруг вспомнил я, — а как ты, дорогой, есть собираешься? Забыл о губе?»

Я осторожно, стараясь делать это незаметно от других, вытащил из-за нижней губы ленту переговорного устройства и спрятал ее в карман джинсов. Оставалось только надеяться, что ничего особо острого мне не предложат: простреленная губа вряд ли бы вынесла перец.

— Сейчас будут подавать на стол, — раздался голос сзади нас. — Чувствуйте себя спокойно, как в гостях у лучшего друга.

Капитан Джангат вошел в кремовом костюме-кителе, в котором явно угадывались восточные мотивы, но это скорее подчеркивало его красоту и изящество. Выглядел он потрясающе, чем-то напоминая капитанов российского парусного флота где-то середины тысяча восьмисотых годов, но с некоторой поправкой на Восток. Я сразу почувствовал неловкость за свою огромную кожаную куртку и измазанные ржавчиной и кровью джинсы.

— Красиво у вас здесь, — заметил я, когда капитан сел за стол и низкорослый расторопный стюард налил вино в бокалы. — И как-то…

— Не по-шебекски? — поднял брови капитан. — Что же, я могу ответить на это: я ведь не только на Шебеке побывал. Пришлось постранствовать по разным местам. И везде свои обычаи и вкусы. Некоторые мне понравились, некоторые — нет. Но вы не беспокойтесь: кормить вас национальной обрядовой пищей я не буду.

Я насторожился, глядя на его невозмутимое лицо и больше угадывая, чем наблюдая, легкие искорки смеха в карих прищуренных глазах. Действительно, капитан не выглядел простым воякой. Нет, он больше мне напоминал человека влиятельного и при этом — самостоятельного, имеющего свое мнение и планы.

И очень информированного, к слову.

— Я думаю, — проговорил капитан, когда стюард вкатил в кают-компанию многоэтажный столик, уставленный парящими и распространяющими головокружительный аромат емкостями, — что неплохо бы вам было сначала подкрепиться после трудов ратных, а после и поговорить можно будет по душам. А, Алексей-нэр?

Я, просто ошарашенный этой фразой, произнесенной на русском языке, только и смог что кивнуть, и, пожелав всем приятного аппетита, принялся за нежнейшую котлету на косточке, стараясь использовать как можно непринужденнее нож и вилку, инкрустированные красивыми вставками из полированного бирюзового камня. Нижняя губа приняла процесс еды благосклонно и даже почти не болела, не мешая мне наслаждаться сочным, политым каким-то кисло-сладким соусом мясом. Все испортила Маня, сунувшись в тарелку и стащивши котлету, забрызгивая стол и мои колени соусом.

— Да, мы совсем забыли про вашу красавицу, — заметил капитан, еще больше подпустив блеска в смеющиеся глаза.

Он отдал какое-то приказание стюарду, и тот, сняв со стола, поставил на пол, прямо на пушистый ковер, широкое блюдо с какими-то колбасками. Я спустил Маню с рук и подтолкнул к блюду. Гивера недоверчиво понюхала запахи, доносившиеся от колбасок, и вопросительно взглянула на меня.

— Ешь, — ободрил ее я и, наклонившись, взял одну из колбасок, сунул в рот… Что ж, действительно неплохо!

Маня тут же кинулась к блюду, предусмотрительно зашипев на стюарда, который поспешил убраться за другую сторону стола и уже оттуда, сильно перегибаясь через стол, заменил мне ограбленную гиверой тарелку.

— Да, — подтвердил я, — теперь она считает эти колбаски своей собственностью и будет эту собственность защищать до последнего вздоха.

— И, скорее всего, это будет вздох моего стюарда, — тонко заметил капитан Джангат. — Попробуйте это вино, Алексей, оно должно вам понравиться.

Я понюхал темный ароматный напиток, отпил глоточек, посмаковал… Что-то это вино мне напоминало, какие-то образы завертелись рядом с краем сознания, что-то такое летнее, жаркое и легкое…

— Что, знакомый вкус? — невозмутимо спросил капитан, как видно просто наслаждавшийся оказанным эффектом. — Да, вино неплохое. В Массандре плохого и не делают, верно? Ну, я имею в виду элитные вина, конечно.

— Вы там были, капитан? — осторожно спросил я.

— Я много где был, — многозначительно сказал капитан. — Бывший Советский Союз был хорошим, с одной стороны, государством, где военные имели большой вес, и с ними было хорошо сотрудничать. И выгодно к тому же. Но он был следствием разрушившей царскую Россию революции, и я предпочитал не посещать его.

Он снова наполнил свой быстро опустевший бокал вином.

— Но вино оттуда все же получаю. И, заметьте, неплохое. Наследие князя Голицына, так сказать.

Некоторое время все молча ели. Я, заметив, что Маня уже управилась со своими колбасками, подкинул ей на блюдо пару кусков запеченной в яичном кляре рыбы, начиненной грибами. Гивера спокойнехонько начала поедать рыбу, не брезгуя грибами.

Жуя, я иногда поглядывал на все более мрачнеющего Нэко: тот, похоже, не понимал сути происходящего, и это его выводило из себя. Ками ела молча, опустив глаза в тарелку и не поднимая их, даже когда стюард менял блюдо. Я тоже пока мало что понимал, но не мог удержаться от возможности подковырнуть недавно такого уверенного в себе шебекчанина и его воинственную сестренку.

— Вы бывали в Ялте? — непринужденно спросил я на русском у капитана Джангата, пригубив искристое вино.

Чтобы говорить по-русски, мне пришлось немного напрягаться, словно выталкивая из какого-то уголка памяти запертый там язык.

— Я туда ездил, когда меня из питерского мореходного на Черноморский флот отправили и перед этим на побывку отпустили, — мечтательно прикрыл веки капитан. Он говорил по-русски с небольшим акцентом, иногда останавливаясь, словно подбирая слова. — Тогда Ялта славилась своей неформальной атмосферой и сборищами творческой элиты: художники, писатели, музыканты, поэты… Все, стремившиеся к недосягаемой тогда в русском государстве свободе мышления и творчества, превозносили далекую Америку, поминали Европу и пили местные вина… Да, попал я тогда в переплет со своей молодой глупостью…

Капитан замолчал и осушил бокал до дна.

— Да, давно я там не был, — сказал наконец он. — С тех пор как большевики власть захватили и выбили интервентов из Крыма…

Большевики? Интервенты?

— А сейчас там всяческие кинофестивали проводят, — осведомил его я, налегая на какую-то рыбную нарезку, что просто таяла во рту, оставляя восхитительное послевкусие. — А всякая творческая элита общается на джазовых фестивалях в Коктебеле.

— Не бередите раны памяти, молодой человек! — строго сказал капитан Джангат и вдруг улыбнулся, встал, протянул руку. — Меня, Алексей, между прочим, Евгением Викторовичем зовут. Евгений Викторович Чаушев, к вашим услугам.