Проходные дворы

Он появился в комнате оперов минут через десять.

– Все ясно. Я их знаю. Двоим уже по телефону позвонил, их дома нет. Значит, гуляют гады, пропивают хабар. Действия наши такие: на территории – четыре хорошие пивные. У Нинки их нет, мы сами только что оттуда, на автобусный круг они не пойдут – опасно все же, отделение рядом. Стало быть, они или в шалмане у ткацкой фабрики, или у Вальки на станции. Сейчас на ткацкую пошлем «катафалк» (так назывался в отделении мотоцикл), а сами к Вальке.

К железнодорожной станции подъехали, когда уже начало смеркаться. Проходящая электричка ушла, и народу рядом с платформой было немного, но в Валькиной пивной гостеприимно светились занавешенные окна.

Вася Паршиков подошел к двери и прочитал магические слова на вывешенной табличке: «Закрыто на переучет».

Опера заглянули в щель между занавесками и увидели, что в центре пивной составлено четыре пластиковых стола, на которых стояли кружки с пивом и початые бутылки водки. В центре красовалась огромная сковородка жареной картошки, залитой яйцом, прямо на столе лежал целый окорок. За столами сидели четверо серьезных мужиков, которые отдыхали по полной программе.

Дальше все происходило как в немом кино. Один мужик махнул рукой, стремительно из-за стойки подскочила Валька, он что-то сказал ей, откинул брезент, достал из сундучка горсть монет и каких-то украшений и сунул ей в руку. Валька отбежала к стойке, достала деньги, отдала уборщице. И уборщица стремглав выскочила за дверь, где наткнулась на Васю Паршикова.

– Ох, Катерина, – сказал ей Вася, – хорошая ты девка, с брательником твоим в армии служил вместе, а вот попала ты, дура, под расстрельную статью.

– Ой! – завопила Катька. – За что?

– Как за что? За соучастие. Те, четверо, банк грабанули, государственные сокровища вынесли, а власть наша советская таких шуток не любит.

– Что же мне делать? – запричитала Катька.

– Тебя Валька куда послала?

– За шампанским, в зеленый магазин.

– Вот и иди в магазин по вечерней прохладе, а нам ключи отдай от служебного хода.

Вася Паршиков открыл дверь, и четверо оперативников ввалились в пивную.

– Валька, – сказал Паршиков, – две минуты тебе, чтобы сдать все цацки, что ты от этих придурков получила, и за бюстгальтер колечки не засовывай, у нас ребята не стеснительные, они у тебя везде найдут. Ну а теперь пошли к «миллионерам».

Оперативники вошли в зал.

– Василий Иванович, – закричал один из четверки «миллионеров», – садись с нами, такая пруха пошла!

Вася Паршиков подошел к столу, чинно сел, налил полстакана водки, отрезал добрый ломоть окорока, положил на него соленый огурец. Выпил, закусил с приятностью, закурил сигарету «Памир» и сказал:

– Придурки вы, и ты, Лешка, и ты, Мишка. Если бы вы этот сундук к нам в ментовку принесли, каждый из вас минимум по «Волге» поимел. А сейчас я должен вас задерживать.

Сундук и изъятые у Вальки ценности доставили в отделение. Несмотря на позднее время, понаехала куча полковников из областного управления. Несчастного дежурного опера заставили составлять опись ценностей. А на следующий день приехал веселый красноносый подполковник из особой инспекции, начал по очереди вызывать оперов и, прихохатывая спрашивал: «Ну, колись, колись, капитан, сколько монеток в кармане-то затерялось, может, колечко на палец надел? Твои-то дружки уже все рассказали».

Подполковник ерничал, требовал писать объяснения. Опера пошли через дорогу к Нинке, выпили по стакану дешевого портвейна и решили для себя, что зря они добывали эти ценности государству, уж лучше бы они остались у работяг.

* * *

Солнечным мартовским днем мы хоронили Игоря Скорина. Ушел из жизни не просто полковник милиции, не просто мой близкий друг, а легенда российского сыска. Народу на кладбище было немного, потому что большинство из тех, с кем работал Игорь, ушли раньше него.

Снег только что растаял, на глине Митинского кладбища стояли лужи, и из вырытой могилы два профессиональных алкаша ведрами вычерпывали воду. Мы вышли с кладбища втроем – Эдик Айрапетов, Володя Чванов и я. Над Москвой висело солнце, и ветер по-весеннему пьянил… Почему-то мне вспомнилась строчка из «Трех товарищей» Ремарка. Друзья хоронят Ленца. Помните? И последняя фраза героя романа, выходящего с кладбища: «Я обернулся – за нами никто не шел».

Тюремный вальс

Разговора не получилось. Павел Трофимов был апатичен и вял, реакция замедленна, ответы односложны. Он смотрел мимо меня пустыми, казалось, невидящими глазами. В углу камеры стоял надзиратель, тихонько похлопывая дубинкой по ладони. С приговоренными к смерти разрешалось общаться только в присутствии охраны.

Передо мной сидел двадцатидвухлетний парень со скованными наручниками руками. Ничего не осталось от молодого отморозка, державшего в страхе весь район вокруг завода малолитражных двигателей. Ночью он с подельниками поджидали припозднившихся прохожих, затаскивали их на пустырь, раздевали, снимали часы, отбирали деньги и убивали заточками. Потом их повязали опера угрозыска. Следствие, суд, высшая мера четверым, а пятому, малолетке, – десять лет.

Я приехал писать о том, как заводской комсомол упустил пятерых своих товарищей. Уговорили начальника тюрьмы, вопреки всем правилам, разрешить мне поговорить со смертником. Но разговора не получилось.

– Все, пора, – сказал старшина-надзиратель, – вы уж извините, но больше он ничего не скажет, боится очень.

Я встал. Надо было что-то сказать Трофимову. Любая форма прощания не соответствовала обстоятельствам нашей встречи. Поэтому я сказал:

– С наступающим Новым годом.

– Если доживу, – впервые за этот час с надеждой ответил он.

– А куда ты денешься, Трофимов, – усмехнулся старшина. – Кассация твоя в краевом суде, потом в республиканский пойдет, потом – в Верховный. Так что сидеть тебе у нас еще минимум год.

– Год? – радостно переспросил Трофимов.

– Год, год, – ответил старшина и рявкнул: – Руки!

Я вышел. В камеру выдвинулся второй надзиратель.

Дежурный офицер провожал меня к начальнику тюрьмы.

– Посмотрите, как мы к Новому году готовимся, – улыбнулся он.

Мы шли по длинному коридору мимо одинаковых дверей с «кормушками» и глазками «волчков».

– Тюрьма у нас старая. Бывший каторжный острог. Ее здесь поставили при Александре П.

Начальника тюрьмы подполковника Назарова мы нашли в библиотеке. Он руководил немного не свойственным его профессии процессом. Под зорким командирским оком зеки из хозобслуги делали новогодние гирлянды.

– Видите, чем приходится заниматься, – странно, одной половиной лица, улыбнулся Назаров. Вторую пересекал рваный шрам от кастета. Давно, когда он был начальником отряда «на зоне», там начался бунт. «Мужики», устав от издевательств воров, начали их убивать. Вот тогда и заработал подполковник «знак мужского отличия».