Проходные дворы
Шрифт:
У них в Москве не было установившихся связей, посему сыщикам трудно было их искать, хотя работу они вели усиленно и уже начинали выходить «в цвет». Но тут произошло событие, положившее конец разбоям.
Наводчик Вадик наколол квартиру вернувшегося из-за границы в отпуск обычного работника МИДа. Прием был прежним. Хозяин открыл дверь. Четверо ворвались, но хозяин сразу же вырубил двоих. Тохадзе пришлось впервые применить оружие.
И бандиты, забрав покалеченных подельников, оставили поле боя.
Жена раненого позвонила не в милицию, а дежурному по КГБ, поскольку муж
Раненый полковник был занят каким-то весьма крупным делом, поэтому Андропов приказал: надо выяснить, было ли это специальной акцией для устранения офицера спецслужбы или обычным налетом. Московские сыщики щедро поделились с «соседями» своей информацией, и заработала огромная машина спецслужб.
За три дня отработав последние контакты раненого, вышли на Вадима. Быстро сложив его расходы и доходы, установив круг общения, поняли, что наводил именно он.
А потом ему велели позвонить в Грузию по связному телефону и сказать, что есть хорошая хата.
Разбойники прибыли в столицу и отправились на встречу с наводчиком в загородный ресторан «Иверия». Там их и взяли.
Но КГБ в брежневские годы не только защищал владельцев видеотехники, но и активно, по указанию ЦК партии, боролся со скверной, привозимой из-за бугра на видеокассетах.
В начале своего рассказа я говорил о двух причинах. О криминальной я рассказал. Осталась вторая, главная – идеологическая.
В нашей газете «МК» есть милая рубрика «День рождения». В номере от 21 ноября среди фамилий всяких знаменитых людей я вдруг прочел: «Михаил Суслов (1902 г.), главный идеолог КПСС».
Не главным идеологом я назвал бы этого человека, а главным инквизитором. Мне довелось один раз увидеть его. Я шел к своему товарищу, он жил в знаменитом правительственном доме на улице Грановского. Но дойти до его подъезда я так и не успел. Внезапно появились крепкие ребята, загородившие мне дорогу.
Подъехали два ЗИЛа, из первого вышел сутулый человек, в сером костюме, с серым аскетическим лицом, и вошел в подъезд. Суслов в жизни совсем не был похож на свои парадные портреты, висевшие во всевозможных кабинетах. На самом деле, как мне показалось, это был больной, озлобленный человек.
Но именно он, оставаясь серым кардиналом при Никите Хрущеве и Леониде Брежневе, как мог, угнетал нашу литературу и искусство. Главные редакторы газет и журналов произносили его фамилию с дрожью в голосе: в любую минуту он мог любого из них отправить, как писали Илья Ильф и Евгений Петров, «на культработу среди ломовых извозчиков в город Кологрив». Он был злопамятен и беспощаден, и аппарат его идеологических служб подбирался именно по этому принципу.
В 1931 году, при Сталине, он пришел на работу в Центральную контрольную комиссию Рабоче-крестьянской инспекции, иначе говоря, еще в один аппарат подавления инакомыслия. Его по сей день недобрым словом вспоминают в Литве, где в 1944 году он был председателем Бюро ЦК ВКП(б) по Литве: если переводить на немецкий, то гауляйтером.
Именно ему доверила партия защиту коммунистической идеологии от проникновения на нашу территорию тлетворного западного влияния.Суслов был не просто стратегом – он был творцом идеологической охраны.
Кроме государственной цензуры, существовала еще одна – ведомственная. Свирепствовала она и после смерти своего создателя. Мне самому неоднократно приходилось с ней сталкиваться по самым неожиданным вопросам.
Дело в том, что существовала особая категория советских людей – тех, у кого был, видимо, стойкий иммунитет к любой идеологической заразе. Их было немного. У себя на дачах они смотрели любые враждебные нам фильмы, читали книги, которые для них специально переводили. Изучали тем самым подрывную методику наших империалистических врагов. Люди эти были руководителями разных, но достаточно высоких уровней.
Существовала еще одна возможность увидеть хороший западный фильм – спецпросмотры. Обычно их устраивали в Госкино СССР, и могли туда попасть только избранные.
Фильм шел с синхронным переводом. Было несколько переводчиков, и среди них мой друг Леонид Володарский. Ему разрешалось приглашать одного человека.
Как-то Леня пригласил меня. Я пришел и, к своему крайнему изумлению, увидел, что кинематографистов там совсем немного. Зато я встретил несколько знакомых директоров магазинов, модных портных, известных московских львиц.
Это насмешило меня. Будучи председателем Совета по приключенческому фильму Союза кинематографистов, я ежегодно в Доме творчества «Репино» проводил семинары. Для участников семинара Госкино милостиво выделяло пять-шесть западных фильмов. Но, чтобы получить их, надо было пройти ряд специальных процедур. Занимался этим спецотдел Госкино СССР. От нас требовали список участников семинара, маленькие справки о профессии участников: сценарист, режиссер или актер. Потом из списков вычеркивалось несколько фамилий, и нам предписывалось не допускать их до просмотра, в противном случае мы, устроители, понесем некую ответственность.
Конечно, фильмы смотрели все участники семинара и специально приезжавшие наши кинематографические коллеги.
В перехвате телефонных разговоров директора Елисеевского магазина Соколова есть один смешной разговор. Хочу оговориться, что в те времена дружба с директором магазина была весьма выгодной и престижной. Неведомый деятель культуры приглашает Соколова на демонстрацию американского фильма в Дом кино.
– Спасибо, – небрежно отвечает Соколов, – я его видел. Я все смотрю на закрытых просмотрах в Госкино.
Но вернемся к авантюрной видеожизни тех замечательных лет. По сей день многие незнакомые люди узнают Леню Володарского по голосу. Он был у него весьма специфический, и его нельзя было перепутать ни с одним видеопереводчиком.
Жизнь его делилась на две равные части. Официально он переводил художественную прозу, неофициально – видеофильмы. Однажды он принес мне в «Подвиг» прекрасный перевод романа Джо Эстерхаса «Ф.И.С.Т.» – замечательную историю о становлении профсоюзов в Америке.