Проигранное пари

— Я этого не говорила.

— Тебе бы такое и в голову не пришло. Так говорят другие. Многим кажется, что я зарабатываю на жизнь внешностью. Пользуюсь ею… Как тебе помягче сказать… — он задумался, подыскивая слово. — Принимают меня за мужчину по вызову, или жиголо. Ну, в общем, что-то в этом роде. А хочешь, я расскажу о тебе? — Марк сменил тему. — Ты — учительница музыки. Учишь детей играть на скрипке. Они любят тебя. По выходным вы выступаете в городском парке. Ты играешь, а зрители смотрят на твой профиль. Знаешь, у тебя необыкновенный профиль! Как на луидоре.

Надо же! Профиль с луидора. А Саша говорил о ее внешности так: «Немоднявая наличность». То есть немодная наружность. На самом деле Наташа похожа на девушку с палехской миниатюры. Узкое лицо. Гибкая шея. Высокий лоб, высокие брови. Огромные светло-карие глаза с поволокой и взглядом — в самую душу. Тело не изглодано диетами. Она субтильна по природе.

Наташа сняла шляпу. «Тебе нравится мой профиль? Смотри, пожалуйста». Солнце добросовестно вырабатывало энергию. И нос у нее загорит и назавтра станет розовым, а послезавтра облупится. Неважно. Главное сейчас — это солнце справа. Теплое, доброе, ласковое.

— Никакой скрипки и никакой сцены в моей жизни не имеется. Я работаю в Ботаническом саду. В рабочий сезон ухаживаю за двенадцатью сортовыми яблонями. А зимой составляю букеты из сухих цветов. Раньше они назывались красивым словом «иммортели».

Наташа обожала свою работу, но в этот момент была готова променять и яблоки, и сухие цветы на сцену, скрипку и десяток случайных зрителей. Она видела себя одухотворенной, прижимающейся щекой к великой музыке.

— Разочарован?

— Напротив. Просто трудно представить тебя с лопатой и секатором. Натруженные руки ребенка, — улыбнулся он и накрыл своей широкой дланью, оказавшейся на удивление легкой и деликатной, ее тонкую, прозрачную до косточек руку.

— Глядите, у меня кожа уже на пятьдесят процентов из французского крема, — негодовала Мила. — Я раздеваюсь догола и сверкаю телесами у него под носом весь отпуск, а он и бровью не ведет. Не говоря уж об остальном. А эта, — Мила ткнула пальцем в Наташину сторону, — только шляпку сняла — и вот-те нате, он жмется к ней.

— Да, Милка, отпуск не в кайф получился. Ты писала меньше, чем плакала.

Мила скривилась. Она терпеть не могла, когда ее называли «Милкой». Тем более Галя. А та продолжала:

— Зачем он два шезлонга принес? Им и на одном было бы не тесно.

Чувствовалось, что Галя далека от желания забросать Марка камнями.

— Заткнись! Мне и так тошно, — огрызнулась Мила.

— Не ной. Для серьезных опасений повода нет, — успокоила ее Анна. — Он вернется. Не сейчас, так завтра утром.

И в подтверждение ее слов Марк поднялся и направился к подружкам. С преувеличенно независимым видом Мила принялась облагораживаться кремом.

— О! То, что мне нужно, — обрадовался Марк, забрал у нее тюбик, развернулся… и снова ушел к Наташе.

Мила посмотрела на колпачок от тюбика, оставшийся в руке, с силой швырнула его под ноги и зашагала к воде.

— Куда это она? Уж не топиться ли? — то ли в шутку, то ли всерьез встревожилась Галя.

— Пополнять запасы соленой воды, — ответила Анна и легла, подставив лицо солнцу.

Умащивание женского тела кремом для Марка — дело не новое. Сколько квадратных метров спин покрыл он килограммами снадобий для загара и от загара! Эта спинка узкая, с подробностями: позвоночки, ребрышки. Тонкую шейку не видно под густой косой. Внимательно, словно четки, Марк перебирал тугие сплетения русых волос. Наташа улыбнулась украдкой. Он гладил ее плечи медленно, вдумчиво. Так ваятель прикасается к своему творению, не веря, что это — дело его рук.

— Повернись ко мне, — попросил Марк.

Они сидели друг перед другом, и Марк легко притрагивался к доверчивому лицу. Лоб, подбородок, правая щека, левая щека. «Словно перекрестил», — подумала Наташа.

— Чума!.. — восторженно протянула Галя. — Сейчас что-то будет, — и она удобнее устроилась на своем посту наблюдения.

— Ничего не будет, — не оборачиваясь, сказала Анна.

— Почему?

— Снегурочка не сможет подойти к огню слишком близко. Растаять побоится.

— Э-эх! — вырвалось у Гали с досады. Ее уставшая от праздности душа жаждала зрелища.

— Спасибо, — проговорила Наташа.

— На здоровье, — пожелал Марк и вздохнул: — Жаль, что мне завтра уезжать. Мы бы могли познакомиться поближе.

В его тоне не было и намека на обольщение. Но все же Наташа не преминула уточнить:

— Для чего?

— Да хотя бы для того, чтобы имя твое узнать.

— Для этого не надо ждать завтра. Меня зовут Наталией. Обычное имя.

— Старинное. Мне с именем повезло меньше. Уж не знаю, по каким соображениям, родители нарекли меня Марксом.

— Ты — Маркс?!

Кинозвездная внешность никак не вязалась с идейным именем.

— То-то и оно. Благо, об этом знают немногие. Я не всем паспорт показываю.

— Знаешь, однажды на ярмарке самоцветов я увидела негра, торгующего малахитом. Выглядело очень экзотично. Ты со своим именем сочетаешься примерно так же.

— Будем считать знакомство состоявшимся. За это стоит выпить. Поскольку в настоящий момент достойной жидкости нет, то мероприятие откладывается до вечера. А сейчас отрабатываем дневную программу. Идем купаться!

Марк легко подхватывает Наташу на руки и несет к морю. Он бережно прижимает ее к себе. Его лицо настолько близко, что Наташа чувствует его дыхание на своей шее. Голова кружится и сознание меркнет. «Кажется, у меня солнечный удар…» Ее взгляд останавливается на собственной руке, которая покоится на загорелом плече. Чтобы увидеть такую картину, стоило пережить и дурацкую (теперь уже дурацкую) драму с Сашей, и поваляться неделями, уткнувшись носом в ковер, и преодолеть две тысячи километров в одуряюще душном вагоне на второй полке. Мама, бабушка, простите! Я очень люблю вас и мне с вами хорошо. Но мне не хватало этих рук. Не знаю, как жила я без их силы? И как я буду жить без них? Вот плечи. Они — моя земля обетованная. Вот глаза — они небо святого града.

Наташа будто парит над землей. Марк осторожно и медленно ступает по пляжной гальке.

— Я боюсь холода, — сказала ему Наташа, когда ее пятки лизнуло море.

— Напрасно. Жары бояться надо. А холод — он закаляет. И сохраняет.

— Я плохо плаваю, — предупредила Наташа.

— А я на что?

«Утону», — подумала Наташа, но бесстрашно легла на воду.

Они поплыли рядом. Марк мог бы сейчас покрасоваться на публике и показать экстракласс. Он затылком чувствует на себе десятки пристальных взглядов. Но он боится потерять Наташу из поля зрения. Как она держится на воде — непостижимо. Едва перебирает тонкими ручками-веточками. «Вытащу, если что», — в своей силе Марк не сомневается.