Проигравший из-за любви

Она, конечно, ненавидела Войси-стрит всем своим сердцем, но этот холодный мир, в котором она оказалась, был еще хуже. Там она по крайней мере ничем не отличалась от других обитателей, здесь же Лу чувствовала себя отщепенкой. Она бы с большой радостью мыла и чистила ту гостиную, соскребала бы сажу с каминной решетки, поддерживала огонь, готовила обед, бегала за бубликами и селедкой, спорила с молочником, выполняла другие рутинные домашние дела, чем снова встречаться с пустыми глазами на этих незнакомых лицах, завтракать за длинным столом, где хорошо кормили и хорошо прислуживали, но где не было ни капли теплых чувств к ней.

Молодые леди мисс Томпайн смотрели на нее с подозрением, и Лу знала и чувствовала это. Они задавали ей разные вопросы, пытаясь выяснить, к какому кругу общества она принадлежит и какова была ее прошлая жизнь, на которые девушка отвечала с большой сдержанностью. Была ли она сирота, находилась ли под опекой? Нет. Есть ли у нее отец и мать? Нет, только отец. Каковы его занятия? Художник. Что за художник? Реставратор картин.

При этих словах девочки взглянули друг на друга с сомнением, и мисс Портслэйд — молодая леди, оканчивающая свое образование изучением латыни и химии и взявшая на себя проведение этого допроса, подняла свои брови, как будто собираясь сказать что-то пренебрежительное.

— Реставратор картин, — повторила она. — Это не то же самое, что и чистильщик картин?

— Я думаю, что да.

— Тогда бы я в будущем говорила «чистильщик», если бы была вами, мисс Гарнер. Звучит не очень хорошо, когда молодая леди на первом году обучения использует благородные выражения. Ну, и где же ваш папа — чистильщик картин — проживает? — спрашивала она, обводя взглядом других девочек, желая сказать: «Видите весь комизм ее положения?»

— На Войси-стрит, — ответила Лу сердито.

— Это не рядом с Экклестон-сквер? — спросила мисс Марчфилд, первая красавица школы, жившая рядом с этим местом.

— Я не знаю.

— О, вы должны это знать, если Войси-стрит находится в Бельгравии.

— Я не знаю.

— Что, и это после того, как вы всю жизнь прожили в Лондоне?

— Я вряд ли знаю что-либо в Лондоне, кроме той улицы, на которой жила, — произнесла Лу, начиная сердиться на них, при этом глаза ее гневно сверкали, а щеки пылали красным цветом. — Я пришла в школу, потому что была необразованна, вот почему я нахожусь в одном классе с самыми маленькими. Мой отец не джентльмен и Войси-стрит не та улица, на которой живут леди и джентльмены. Люди на ней просты, вульгарны и бедны. Я пришла сюда, чтобы стать леди, если смогу, хотя, если меня будут учить так, как сейчас, то, я не думаю, что у меня есть шанс на это.

— Дорогая моя! — воскликнула мисс Портслэйд, слегка раскрасневшись, в то время как другие девочки тихонько хихикали. — Мы учимся быть ироничными и, я думаю, что это важнейший эффект обучения.

Лу вернулась к своему учебнику и упорно начала штудировать архаизмы французского языка, и молодые леди, полагая, что они узнали всю информацию, которую можно было извлечь из нее, не стали задавать ей больше вопросов. Казалось, что в ее жизни нет интересных обстоятельств. Но если бы они знали, что отец выгнал ее из дома и что прекрасный молодой человек платит за ее образование, то они не оставили бы ее так легко. Те романтические обстоятельства должны были бы даже избавить Луизу от их презрения, но девушка свято хранила тайну своего прошлого.

От мисс Томпайн потребовали приобретения школьных принадлежностей для ученицы, при этом предел расходов не был ограничен. Но будучи личностью, гордящейся своей добросовестностью и порядочностью — качества, которые были при ней во всех случаях жизни, — мисс Томпайн оказалась очень осторожной в выборе одежды, подходящей Луизе и ее будущей скромной карьере. Платья из простой материи сероватых оттенков выбирала мисс Томпайн своим ученицам и никакого шелка, кружевных отделок и других ненужных деталей туалета. Когда Лу вышла для похода в церковь в своем ярко-красном шелковом платье в первое воскресенье, то мисс Томпайн едва не потеряла сознание.

— Никогда больше не допустите того, чтобы я вас увидела в этом ужасном платье, мисс Гарнер, — воскликнула наставница молодежи, когда смогла прийти в себя после такого удара, — подобная одежда в высшей степени не подходит для вас и противна моему вкусу. Поверьте мне, ваше первое появление в этом доме в подобном платье могло бы быть достаточным для того, чтобы составить определенное мнение о вас, если бы рекомендации, данные мне, были бы менее удовлетворительными. Сложите его аккуратно и положите на дно вашего чемодана, если, конечно, пожелаете, мисс Гарнер, и приходите обратно ко мне в том сером платье, которое я специально выбрала для вас.

Лу поднялась в гардероб — мрачное помещение с рядами шкафчиков для одежды — и убрала свое «ужасное платье», поливая слезами стыда и гнева красный шелк и целуя его горячими губами.

— Он дал мне его, — шептала она, — я люблю это платье и ненавижу те безобразные противные вещи, которые она покупает мне. Я похожа на провинившегося ребенка, отправленного сюда на перевоспитание. Я чувствую себя не такой, как все, даже моя одежда — зачем нужно было наряжать меня по-особенному, когда они и так сильно не похожи на меня. Их папы и мамы, дяди и тети, кузины и друзья приходят, чтобы увидеть их, посылают им посылки и письма, в то время как я совсем одна и у меня никого нет, далее бедной старой бабушки. Как было бы для меня сейчас хорошо услышать ее ворчание после слов этой мисс Томпайн.

Учеба с самого начала показалась Луизе Гарнер весьма утомительным занятием. А ведь она должна была выучить совсем немного: немного географии и арифметики, английской и французской грамматики, было также чтение английской истории вместе с маленькими одноклассниками. Чайные ложки знаний, которыми кормили детей восьми-девяти лет, были предназначены и для Луизы, потому что она оказалась всего лишь начинающей. Во всем учебном процессе не было ничего, чего бы она не могла схватить на лету. Голые факты о Вильяме Завоевателе, начальная история Рима от перебранок Ромулюса и Ремуса до времен Цезаря — какое в этом могло быть очарование для Лу, читавшей английскую и классическую историю на живых страницах творений Шекспира, для нее, дышавшей знойным воздухом Египта с Антонием и Клеопатрой, следующей за могущественной королевой Маргарет от дней ее молодости до полного забвения, утрат и изгнания? Утомленная пустотой своих повседневных занятий, выполняемых ею с тщательностью ради того, кто устроил ее в эту школу, Лу рискнула попросить у мисс Томпайн несколько книг для вечернего чтения.

— С огромным удовольствием, моя дорогая мисс Гарнер, — любезно ответила владычица школы, — если вы добросовестно приготовили свои занятия и подготовились к завтрашнему дню.

— Я выучила все свои уроки, сделала все упражнения, я думаю, что могла бы сделать даже больше, если бы вы пожелали. Я чувствую себя не совсем хорошо среди тех маленьких девочек, такой большой и несуразной за низкими партами, они смеются надо мной. Я уверена, что могла бы учить в три раза больше и не чувствую, что мне следует получать знания столь мизерными порциями.

— Мне очень неприятно наблюдать проявление вашего недовольства, мисс Гарнер, — сказала мисс Томпайн жестко. — Это по моему желанию вас поместили в младшую группу, чтобы вы могли постепенно подниматься по лестнице знаний, чтобы не перегружать вас вначале большим объемом. И помните, что почти во всем вы так же несведущи, как маленькие дети, на детское поведение которых вы жалуетесь. Мое мнение состоит в том, что вам следовало бы получить основательные знания, мисс Гарнер, что вам следует начать с азов, а не просто заделывать пробелы в образовании, которое развалится, как только вы его получите.