Происшествие на кладбище Пер-Лашез

В гостиной сидели Бланш де Кабрезис, герцог де Фриуль, Рафаэль де Гувелин, графиня де Салиньяк, ее племянница Валентина, офицер в мундире с наградами, Матильда де Флавиньоль и католический священник в сутане. Лица у всех были мрачные, голоса звучали приглушенно. Виктор поцеловал дамам руки, поприветствовал мужчин, и Рафаэль де Гувелин шепнула ему:

— Какое ужасное несчастье, друг мой! Кто вас предупредил?

— Расскажите же наконец, что стряслось?

— Так вы не знаете? Бедняжку Адальберту вчера вечером разбил паралич. Я тут же приехала и провела у ее постели всю ночь. Подумать только, женщина, которая вечно болтала без умолку, теперь не может вымолвить ни слова! Все вокруг были уверены, что Адальберта дотянет до ста лет, она ведь пережила трех мужей, а теперь ее сердце может остановиться в любой момент, и жизнь висит на волоске. Прошу меня извинить.

Мадам де Гувелин вернулась к плачущей Матильде де Флавиньоль. Мимо Виктора прошла горничная с пустыми стаканами на подносе. Он догнал ее в прихожей и окликнул:

— Простите, мадемуазель, позвольте представиться: Виктор Легри.

— Очень польщена, мсье, я — Сидони Тайяд.

Девушка поставила поднос на столик и сделала книксен, подняв к Виктору круглое курносое личико.

— Как произошло несчастье? — спросил он.

— Мадам де Бри уже собиралась ложиться. Ее лакей Грасьен передал мне письмо, которое принесла мадам Юбер. Я сразу отнесла конверт хозяйке, и она сказала: «Положи на туалетный столик и завари мне вербену». А когда я вернулась, она лежала на ковре без чувств, как мертвая! Грасьен перенес ее на кровать и побежал за врачом. Доктор тщательно осмотрел хозяйку и сказал, что у нее приключилась пели… гепи… не помню, как дальше.

— Что было в письме?

— О, мсье, я бы никогда не посмела его вскрыть… Я четыре года верой и правдой служила…

— Могу я на него взглянуть?

— Думаю… да.

— Буду очень вам признателен, мадемуазель.

Сидони поспешила выполнить просьбу любезнейшего господина.

— Не знаю, правильно ли я поступаю…

Виктор незаметно сунул ей банкноту.

— Конечно, правильно.

Мадам Юбер позвала Сидони, и, одарив Виктора на прощание томным взглядом, девушка удалилась. Он быстро вытащил из конверта письмо и спрятал в карман. Когда горничная вернулась, он протянул ей пустой конверт.

— Я полагал, что в послании содержалось какое-нибудь дурное известие, которое спровоцировало приступ, но ничего не нашел. Положите письмо на место, мадемуазель, и окажите мне последнюю услугу. Вспомните, вы что-нибудь слышали о некоем Нуме Уиннере?

— Ну конечно! Этот англичанин выдает себя за факира! У мадам было слабое сердце, ей следовало избегать ненужных волнений, но она не могла справиться с собой, ее так и тянуло на проклятые сеансы черной магии!

— Вам известен его адрес?

— Я много раз провожала туда мадам, но никогда не видела, что они там делали, потому что ждала в прихожей. Он живет на улице Ассас, в доме № 134.

Виктор поспешил закончить разговор — к ним направлялись Рафаэль де Гувелин и Бланш де Кабрезис.

— Я вспомнила, мсье Легри! — воскликнула Рафаэль. — Я долго ломала голову, пытаясь вспомнить имя того ясновидца, и вспомнила!

— Какого ясновидца?

— Того самого, которого посещала Одетта, мы говорили о нем на днях в вашем магазине… Его зовут Зенобия. Знаете, что помогло мне вспомнить? Пальма в горшке! Все дело в ассоциации, понимаете? Пальма — Пальмира — Зенобия, царица Пальмиры!

— Значит, речь идет о женщине.

— Ничего подобного, эти люди иногда берут женские прозвища, восточные или мифологические — Кассандра, Сивилла и тому подобные…

— А… где он живет?

— Не знаю. Одетта сказала только, что получила письмо, в котором этот человек утверждал, что располагает важными сведениями о ее покойном муже.

— Неужто вы увлеклись оккультными науками, мсье Легри? — спросила Бланш де Кабрезис.

— Простое любопытство, дорогая мадам, ничего больше.

Виктор хотел уйти по-английски, не прощаясь, но заметил караулившую его в прихожей Валентину де Салиньяк. Девушка стояла под монументальным панно работы Луизы Абема [24] , она была очень бледна и судорожно сжимала в руках зонтик.

— Мсье Легри, я… я заказала книгу мсье Жозефу, но не смогла…

— Жозеф заболел.

— Заболел?! Это опасно?

— Нет-нет, не тревожьтесь, у него обычный бронхит. Он активно лечится. Всего наилучшего, мадемуазель.

24

Луиза Абема (1858–1927) — французская художница, гравер и скульптор.

Виктор улыбнулся и откланялся. Валентина совершенно успокоилась: Жозеф хотел прийти к ней на свидание, он не виноват, что заболел!

Виктор был очень доволен, что ему удалось узнать адрес Нумы Уиннера, но когда на улице Бабилон он прочел письмо, которое стащил у Адальберты де Бри, его хорошее настроение мгновенно улетучилось.

Того, кто проник за черту, ждет падение в бездну, если он не будет хранить молчание и выдаст тайны смерти.

Ты победила, мама, я не вернусь НИКОГДА.

Молчи, молчи, МОЛЧИ!

Твой сын

— Хозяин сегодня не принимает, — сообщил учтивый дворецкий, когда Виктор пришел на улицу Ассас.

Виктор проявил настойчивость, сообщил, что попал в безвыходную ситуацию, и сослался на мадам де Бри. Слуга взял визитную карточку и провел посетителя в маленькую гостиную. Стены были завешаны картинами, на стеллажах стояли редкие книги. Виктор взглядом знатока оценил пастели Одилона Редона [25] , гравюры Уильяма Блейка, акварели и офорты Виктора Гюго. Все без исключения сюжеты были мистическими. Тома полного собрания сочинений Свифта в красном сафьяне вызвали у Виктора дрожь вожделения, и он пожалел, что не может покопаться на полках.

25

Одилон Редон (1840–1916) — французский живописец, один из основателей «Общества независимых художников».

В комнату, опираясь на костыли, вошел высокий седовласый мужчина. Он улыбнулся, и Виктору показалось, что хозяин дома одним взглядом оценил и классифицировал его.

— Садитесь в кресло-качалку, а я займу вон то, низкое и широкое, — сказал Нума Уиннер, похлопав себя по левой ноге, загипсованной от колена до щиколотки. — Итак, вы торгуете книгами! Благородное занятие. Что будете пить?

— Благодарю вас, я, пожалуй, воздержусь.

Невзирая на отказ, Нума Уиннер доковылял до стеллажа и снял с полки два толстенных тома, за которыми были спрятаны стаканы и хрустальный графин.

— Моему дворецкому Леону лучше об этом не знать, он бережет мою печень, как курица свое яйцо. Попробуйте, коньяк великолепный, двенадцатилетней выдержки. Полагаю, вам нужна консультация? Договоритесь о встрече с моим секретарем.

— Я пришел не за этим. Прошу вас, прочтите — это могло спровоцировать удар, случившийся у мадам де Бри.

— У Адальберты? Когда?

— Вчера вечером.

Нума поудобнее устроился в кресле.

— Печальное известие… Бедняжка Адальберта… Говорите, было письмо?