Прокачаться до сотки 5

— Хватит! — Эдем вскидывает руки. — Заткнулись все. У вас что память короткая? Так я могу удалиться, пусть вас ещё немного повоспитывают. Егор, угомони свою псину!

— Р-р-р? — набычившийся Пух, резко передумал гонять бородатых и нацелился на Эдема.

— Хватит буянить, малыш, — Всеслав присев на корточки поманил к себе пальцем пушистого забияку. — Иди, поглажу. Эдем, извинись.

Пух растопырив лапы, уставился на Эдема исподлобья, всем своим видом демонстрируя желание вырвать извинения зубами из глотки.

Эдем же гордо вскинув голову, упёр руки в бока, тем самым показывая, что извиняться не намерен. Обстановка явно накалилась. А мне, между прочим, уже всё надоело. Даже убивать этого калечного, что тихонько подвывал с мечами в спине, расхотелось. Всё-таки, явно, не нравятся они ему.

А ещё надо бы выбить подтверждение свадьбы Молота с Мальвиной. Да плюшки вытрясти за это. Ещё и компенсацию за нападение Грохара. Тем более, что, оказывается, я его не убил, а только вывел из строя на время.

— Пух, забей. Мы потом ему отомстим. Как говорится: «Собака лает, пёс не чешется».

— Ты кого собакой назвал? — покрывается пятнами Эдем.

— Её, — указываю пальцем на здоровенную волчью башку, выглядывающую оттуда, где кончаются все эти лавочки амфитеатра.

— Ага! Альфа? Это ты привела сюда пса? Предательница! Да я тебя живьём выпотрошу!

— Ауф… — волчица испуганно прижимает уши и бухается мордой на лапы.

— Раф! — Пух, совершив прыжок, и, пару раз взмахнув крыльями, приземляется перед волчицей и, закрыв её спиной, молча скалится, демонстрируя белые и очень острые клыки.

— А ну тихо все! — грохотом разносится голос деда. Оттолкнув в сторону брата, подходит к Пуху. — Отойди!

Пёс неуверенно мнётся, но остаётся на месте.

— Ты плохо слышишь меня? Я шутить не буду. Заберу с собой и отправлю на Землю. Будешь Егора там дожидаться. Может год, а может сто лет. А может, и не дождёшься, сгинет без тебя на чужбине. Ну? Выбирай!

Бедный пушистик, затравленно оглядывается на волчицу, и низко опустив голову, бредёт ко мне. Молча.

Дед, наклонившись, хватает левой рукой за лохматую холку, поднимая здоровенную башку на уровень глаз. И вдруг жёстко вцепляется правой в горло Альфы. Лапы мелко дёргаются, но хищница даже задыхаясь, не решается оцарапать разгневанного бога.

— Ты предала хозяина. С чего ты решила, что я позволю такой как ты находиться рядом с моим внуком? Чтоб ты, встретив очередного кобеля, предала и его? Я выдавлю из тебя всю жизнь по капле!

— У-у-у… — стоя спиной к корчившейся от нехватки воздуха волчице, Пух тихонько завыл на одной ноте. А по шерстинкам побежали крупные слёзы. Пушистый прощался… Пытался объяснить своё бездействие… Любовь любовью, но нет бога кроме хозяина!

— У, — лишь одна нота вырвалась из пасти волчицы. Лишь столько воздуха она смогла выдохнуть. Но я понял, что она пыталась сказать…

— Отпусти её!

— Не вмешивайся, внук! — грозно рычит дед.

Схватив валяющуюся рядом кувалду и размахнувшись, впечатываю её в пол:

— Я! — шлёп по хребтине уже частично восстановившегося Олевара.

— Сказал!

Шлёп, по башке.

— Отпусти!

Шлёп, правое колено в труху.

— Её!

Шлёп, левое колено в кисель.

— Или!

Шлёп, левый локоть, хана.

— Я!

Шлёп, правый локоть, тю-тю.

— За!

Шлёп, по хребтине, хана позвонкам.

— Себя!

Шлёп, по башке, всё равно не думает.

— Не!

Шлёп, правая ступня, нет у зайчика лапки.

— Ручаюсь!

Шлёп, левая ступня, не бегать зайке налево.

— Я!

Шлёп, правая ключица. А чего она ещё не сломана?

— Сейчас!

— Хватит! Брат, отпусти Альфу! — выкрикивает Эдем.

— Я ей не доверяю, — не соглашается дед.

Шлёп, по башке. Отпустите собачку, падлы.

— Да он же сейчас Олевара в кисель превратит!

— Ладно, — дед отбрасывает в сторону еле живую волчицу.

Шлёп, по хребтине. Размахнулся же. Чего такому замаху пропадать?

— Егор! — это дядюшка с дедушкой хором.

— Ась? — сняв берет, вытираю морду Пуху. Нечего ему сопли перед девушкой демонстрировать.

— Ладно, проехали, — недовольно сплёвывает Всеслав. — Альфа, ты ведь понимаешь, кому обязана жизнью?

— Кха-кха…

— Егор, а ты понимаешь…

— Да-да-да… Мы в ответе и бла-бла-бла…

— Я серьёзно! — ноздри дедули раздуваются от гнева. — Альфа предательница и изгой в этом мире.

— Да что бы ты понимал? — вскакиваю. — Я видел, как эта мразь недобитая, с ней обращалась! Так что хрен вам всем, а не предательница. Блохастая, ползи сюда. Теперь ты моя болонка.

— Ау… Кха-кха…

— Да мне пофиг. Будешь болонкой. Это вот такая милипиздрическая собачонка, — показываю руками размер. — На волчицу ты не заслужила пока. Но упырям этим злобным, я тебя не отдам. Поняла? Не, ты можешь отказаться…

— Рраф!

— Так, пушистый, а тебя кто спрашивал?

— Раф?

— Не выёживайся, а то в мопса переименую.

— Раааф?

— А это вот такая мелкая шавка, — снова руками изображаю размер. — С толстой задницей и страшной рожей. А у кого толстая задница тот не ест шашлык.

— Раф!

— Да я суров, но справедлив! Альфа, я жду!

Волчица, кашлянув ещё пару раз, опустила голову на пол и тихонько скульнула.

— Если предашь внука, умрёшь самой тяжёлой смертью, — сурово подвёл итог дед.

— Эй! Это теперь моя болонка, руки прочь, — возмущённо поднимаю одной рукой кувалду и топаю ею об пол.

— Акх… — сипит Олевар.

— Упс, — развожу руками.

Глава шестая

Ну что, мальчики и девочки, колитесь. Кто в детстве втирал родителям, что это не он потырил конфеты? И ведь всё делалось на высшем уровне. И глаза очень честные, и пяткой в грудь себя били. И даже историю о том, как приходил Бабайка, втирали, пока вы смело прятались в шкафу. Было? Да было, было.

Пусть это были не конфеты, а разбитая чашка, кружка или ваза. Нужное подчеркнуть. Но вот, вам всё равно никто не верил. Ибо, взрослые давно это всё прожевали и выплюнули. Так сказать, насквозь детские хитрости видят.