Проклятая благодать

— Я хочу вернуться к тебе, — взмолилась она и крепче прижалась ко мне.

— Это небезопасно, — сказала я, плача. — Там, где я, небезопасно для тебя.

— Я знаю, — смягчилась она, но не высвободилась из моих объятий.

Она хотела остаться со мной, я могла почувствовать это своей душой. Мое сердце воспарило. Я тоже хотела, чтобы она осталась.

Я открыла глаза, улыбаясь, счастливее, чем когда-либо могла мечтать, но затем лес начал исчезать. Деревья начали исчезать в темноте, солнце скрылось за таким близким горизонтом. Я пыталась крепче прижать к себе Сапфиру, но переставала чувствовать ее в своих объятиях. Ее тело мерцало передо мной, превращаясь в дым. Я моргнула, пытаясь увидеть ее еще раз, поцеловать в щеку и сказать, что люблю ее. Но потом я начала падать, падала до тех пор, пока что-то не стало твердым, таким твердым, что у меня перехватило дыхание. Я вскрикнула, раскинув руки, пытаясь забраться обратно в лес, но темнота начала рассеиваться, а затем прояснилась, чтобы показать мне стены моей маленькой комнаты.

Я снова лежала в постели, прикованная цепями, с высоко поднятыми руками.

— Нет, — прошептала я, опустошение разрывало меня. — Нет! — снова закричала я, поворачиваясь на бок, пытаясь вернуть свет.

Я хотела вернуться к свету.

Мне нужно было больше зелья. Чтобы вернуться.

Потом я услышала его дыхание.

Слезы волнами катились по моим щекам, когда кайф от эйфории полностью перешел в отчаяние. Рука Мейстера протянулась и смахнула влагу с моих щек.

— Liebchen … — прошептал он.

Когда я посмотрела на него — потому что знала, что должна была это сделать — он снял майку, обнажив огромную черную татуировку, украшавшую его грудь. Символ, который он повторил на многих других частях своей бледной кожи, символ, который висел на больших красных, белых и черных флагах по комнате.

— Она опять тебе снилась? — тихо спросил он, приблизив свое лицо к моему.

Зелье исчезло, и я почувствовала глубокую пустоту в животе, в сердце. Я открыла рот, чтобы умолять его о большем. Мне хотелось еще зелья. Но, прежде чем я успела это сделать, глаза Мейстера затуманились тьмой.

— Отвечай мне! — приказал он.

Рука, которая несколько секунд назад была такой нежной на моей щеке, вдруг стала такой жесткой, когда он сжал мою челюсть и посмотрел на меня с угрозой в глазах.

— Да, — сказала я, проталкивая слова сквозь сдавленное горло. — Она мне снилась.

Он ослабил хватку.

— Забавно, как героин заставляет тебя говорить во сне, как будто ты видишь все в реальной жизни.

Его голова наклонилась в сторону.

— То, как ты плачешь по ней. Хочешь держать ее в своих руках.

Затем он решился на последнее оскорбление:

— Но ты ведь не боролась за нее, не так ли? Ты потеряла ее, и теперь она ушла навсегда.

Он постучал по моей голове.

— Только здесь ты ей нужна. Потому что ты подвела ее, — он выразил свое неодобрение. — Ты была ужасным, ужасным защитником. Отвратительной сестрой.

Его хватка снова сжала мою челюсть так сильно, что я вскрикнула, испугавшись, что мои кости сломаются от его огромной силы. Он оскалил зубы и прошептал:

— И Грейс там тоже была? Хорошенькая малышка, которую ты прятала от меня.

Его нос скользнул по-моему соблазнительно, нежно, пока его рот не коснулся моего уха.

— Она заработала бы мне чертову кучу денег, но ты ее отпустила. Ты забрала ее у меня.

Он отпустил меня, и я вздохнула с облегчением.

Его рука провела по моим волосам.

— Но я получил тебя, — он улыбнулся, жестокой и злой улыбкой. — Я не позволю тебе уйти. Я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, не так ли? Моя маленькая рыжеволосая шлюха.

Он потянулся к моему запястью, когда я не ответила. Поэтому я быстро сказала:

— Да. Я… я тоже тебя люблю, Мейстер.

Мейстер отдернул руку и одобрительно кивнул.

— И поэтому ты заслужила себе душ.

Он освободил меня и помог встать с кровати. Я посмотрела вниз на свое обнаженное тело и неуверенно поднялась на ноги. Я видела свои бедра. Я видела свои ребра.

Когда я восстановила равновесие, Мейстер повел меня в душевую. Мне хотелось плакать с каждым шагом, так было больно. Я не принимала душ уже несколько дней. Мои конечности не привыкли к движению. Но более того, с каждым шагом я видела, как мой сон о Сапфире уносится дальше и дальше от меня. И я услышала эхо голоса Мейстера… «ты проиграла… ты ужасный, ужасный защитник… отвратительная сестра…»

Потому что это было правдой.

Я подвела ее.

Все было напрасно.

Моя жизнь была напрасной.

Ничего…

… это все что у меня осталось в этом мире.

***

Я позволила струям воды падать мне на голову. Мои ладони были прижаты к стене, когда ровный поток смывал кровь и грязь последних нескольких дней. Мое запястье болело от жесткости металлического наручника, и мои новые следы от уколов пульсировали, когда горячая вода словно пробивала дыры в моей плоти.

Я вдохнула клубящийся пар, молясь, чтобы в голове прояснилось. Но это было бесполезно. Мой вечно занятый разум никогда не отдыхал. В нем никогда не было покоя. Единственный раз, когда у меня была хоть какая-то отсрочка, это когда зелье Мейстера прокалывало вену и попадалао в кровь.

— Выбирайся, — приказал Мейстер, стоявший рядом со мной.

Он никогда не оставлял меня одну, если только я не была прикована к кровати. Всякий раз, когда я освобождалась от оков, я была с ним, и он наблюдал за мной. Изучал меня… жаждал меня.

Я видела это в его глазах.

Так было с тех пор, как Иуда отдал меня ему в Новом Сионе, как священный дар. Женщину, которая, Иуда знал, доставит Мейстеру неизмеримое удовольствие. И это сработало. Я соблазнила его, заставила жаждать моих прикосновений.

Только теперь все стало ещё хуже. Он не мог отказаться от меня.

Я была воздухом для его легких и каждым ударом сердца.

Я была его основной одержимостью.

Пока я пыталась вытереться, Мейстер подошел к ближайшим ящикам. Когда услышала, как открывается ящик, первый кусочек надежды, который я почувствовала за последний день, расцвел в моей груди.

Когда Мейстер обернулся, держа в руках белое платье, мне пришлось сдержать рыдания от счастья. Он одевал меня только, когда выводил на улицу. Я чуть не упала на колени от тоски при одной только мысли о том, как теплое солнце целует мое лицо и свежий воздух наполняет тяжелые легкие.

Мейстер приблизился ко мне, его ноздри раздувались, пока он упивался мои обнаженным телом. Он взял у меня полотенце, сбросив его на пол. Я склонила голову, когда он остановился передо мной. Мне удалось остаться совершенно неподвижной, совершенно послушной, когда его палец опустился на мою грудь и обвел кожу вокруг соска.