Проклятая кровь

Чёрт, меня не было минут двадцать. Неужели Геля проявила инициативу и самолично приступила к пыткам?!

Да ну нет, быть того не может!

На всякий случай закрыл за собой дверь и, заблокировав рычаг, спустился вниз. Взгляду моему предстала охренительная в своей нереальности картина.

Перепуганный, вновь напустивший себе в штаны Пичугин истошно вопил и уворачивался от металлических щипцов, которые Геля пихала тому в ноздри в желании вырвать густо растущие там волосы.

Когда у неё это получалось, он вопил ещё истошней и слёзно молил её о пощаде, а она всё не унималась, приговаривая:

— Говори! Выкладывай всё! Быстро!

— ЧТО?! — прокричал он, не понимая, что от него требует моя сестра. — Что выкладывать?!

Очередной щипок и снова приступ. От крика графа у меня в ушах зазвенело. Хороша в подвале акустика.

— Что у вас тут происходит? — с интересом спросил я, подходя ближе.

Геля дёрнулась, явно не ожидая увидеть меня так рано, и случайно вырвала графу целый пучок. У того вмиг глаза налились кровью, всё лицо покраснело, и он с трудом сдержался, чтобы не завопить.

Вместо этого он обратился ко мне самым жалобным голосом, что я слышал в своей жизни:

— Помогите, прошу, — сквозь слёзы и сопли протянул граф. — Она — чудовище!

— Вообще-то… это моя сестра, — ответил я и наградил его суровым взглядом. — Выбирай выражения.

От моего холодного тона у него сердце в пятки ушло. Из глаз ушла всякая надежда, а на место ей пришло понимание ситуации, в которой он оказался.

И на что он только рассчитывал? В самом деле думал, что я здесь, чтобы ему помочь?

Наивный идиот.

— Изощрённый метод пыток, — насмешливо подметил я и улыбнулся Геле. — Но для него даже это перебор. Надо было начинать с щекотки.

Сестра оценила мой сарказм и отошла в сторону, пропуская меня к Пичугину. Склонившись над бедолагой, окинул его оценивающим взглядом, но молча.

Не понаслышке знаю, что самая худшая пытка — это незнание. Что толку, если я сейчас сразу скажу ему, что его ожидает? Да, он испугается, снова напустит себе в штаны, но морально начнёт готовиться к своей участи. И, возможно, нам действительно придётся его пытать, чтобы что-то узнать, а мне этого совсем не хочется.

Поэтому, делая вид, будто над чем-то размышляю, я захожу за голову Пичугина и пропадаю из его поля зрения. Подхожу к столу, на котором лежат разные медицинские инструменты и начинаю греметь ими вразнобой. Затем начинаю насвистывать себе под нос самую первую и незамысловатую мелодию, которая приходит мне на ум.

Пичугин ломается на первых же нотах.

— Что Вам нужно?! Деньги?! — промахивается он с первого же вопроса. — Так у меня их много! Я отдам вам всё, что у меня есть! Пятьдесят миллионов! Разве этого мало?! Только опустите меня, и я никому не скажу, что вы здесь творите!

Задумчиво прекращаю насвистывать.

Пятьдесят миллионов? Довольно неплохая сумма. Может, действительно взять деньги и свалить куда-нибудь заграницу? Проблем с паспортным контролем не будет с такими-то средствами.

Для вполне себе спокойной и размеренной жизни где-нибудь на берегу моря точно хватит. И для меня, и для Гели, и для наших семей, которые мы там заведём. Притом, на всю оставшуюся.

Хотя нет.

Слова лжеца ничего не стоят даже на бумаге, и довериться пижону я никак не могу. К тому же, я уже решил для себя, что такая жизнь мне не по душе. И сестра вряд ли согласится. Она горит желанием отомстить.

Так что решено.

Деньги мы и сами заработаем. В крайнем случае распродадим отцовский автопарк. А погибших родных нам уже никто не вернёт.

После недолгих раздумий хватаю стальную пилу для ампутации конечностей, удобно попавшуюся под руку, и, продолжив насвистывать мелодию, возвращаюсь к Пичугину.

Заметив инструмент в моих руках и озабоченный взгляд, он расширяет глаза до состояния пятирублёвой монеты. Нижняя губа дрожит, зубы стучат.

— Как думаешь, сначала ногу или руку? — невзначай спрашиваю у сестры, поочерёдно переставляя пилу от одной конечности к другой.

— Я думаю, лучше руку, — отвечает сестра, с трудом подавляя смешок.

Она всё поняла, и это хорошо. Не хватало ещё, чтобы она посчитала меня за маньяка.

К счастью, Пичугин не замечает весёлых ноток в её голосе и, жалобно скуля, чуть ли не плача, обращается ко мне с намокшими глазами:

— Да что вам нужно?! Я сделаю всё, только не делайте этого!

— Не делать чего? — словно не понимая, спрашиваю я и останавливаю пилу аккурат у локтя.

— Не отрезайте мне руку! — с надрывом выкрикивает он и всё же не выдерживает, плачет.

Кажись, готов клиент.

— Хорошо, — с лёгкостью соглашаюсь я, чем удивляю ошарашенного графа. — Не буду.

Не веря своим ушам и глазам, он быстро моргает, глядя на меня, и почти не дышит.

— П-правда? — нервно сглатывает слюну. — Я м-могу идти? Обещаю, я отдам вам все деньги!

— Ты меня не понял, — я широко скалюсь и наклоняюсь над его лицом, чтобы он лучше меня видел. — Я не стану отрезать тебе руку, но это вовсе не значит, что я отпущу тебя отсюда живым. И уж тем более твои грязные деньги мне не нужны.

Его взгляд замирает. В нём зарождается панический страх. Я продолжаю:

— Однако я — человек чести и дарую тебе выбор, — выпрямляюсь. — Ты можешь ничего нам не рассказать и умереть медленно и крайне болезненно. Поверь, мне не составит труда доставить тебе адскую боль.

Конечно же, я вру. Никогда в жизни никого не пытал и не собираюсь, но он-то об этом не знает.

— Или же ты можешь ответить на все наши вопросы, и тогда ты умрёшь быстро и без боли.

Делаю короткую паузу, давая ему осмыслить услышанное.

— Выбор за тобой.

Глаза Пичугина начинают бегать по комнате. Его мозг борется с осознанием скорой смерти и мечется из стороны в сторону, пытаясь найти способ избежать столь незавидной участи.

Наконец, осознание происходящего прибивает его к земле острым колом, не давая пошевелиться. Сам того не понимая, он делает выбор и озвучивает его мне:

— Хорошо, я всё скажу, — его голос дрожит меньше и звучит смиренно.

— Вот и замечательно, — радуюсь я такому исходу и киваю сестре.