Проклятье Персефоны
Шрифт:
— Роджер, пожалуйста, уйди.
— Не зная тебя, я бы подумал, что ты прощаешься навсегда. Ты всегда сможешь меня найти, родная. Но больше я тебе ничего не должен. Прислуживать в том числе.
Окинув меня долгим взглядом, Роджер сжал кулаки и быстрым шагом вышел из лачуги, оставив за собой лишь воспоминания, болезненно покрывая шрамами израненную душу.
Я пробежалась пальцами по шее, пока не наткнулась на амулет в виде ракушки и, вцепившись в него ладонью, с силой сорвала. Сирена, сидевшая внутри, почувствовала свободу и сладко замурчала.
Мне больше не нужно притворяться.
Разжав кулак и надев браслет себе на запястье, я почувствовала мимолетную
Крик снаружи заставил меня выйти из каюты. Мужчины, некогда бывшие капитаны и матросы, в страхе бежали из дворца, выкрикивая молитвы. Мои сестры, приняв истинный облик, подобно кровожадным тварям, бежали за мужчинами с нечеловеческой скоростью. Прыгая матросам и капитанам на спины, они впивались в их плоть когтями и клыками, выдирая. Кровь обрамляла траву, заставляя напитываться землю первозданным страхом.
Персефона мертва. Ее дух, обитающий на острове, больше не должен существовать. Остров должен быть уничтожен. Так желает новая Королева.
Вернувшись в лачугу, я быстрым шагом пересекла комнату и, схватив корону, надела ее на голову, блаженно прикрыв глаза. Внезапная боль пронзила все мое тело, выкачав кислород из легких, каждый вздох обжигал. Издав хриплый крик, я повалилась на колени, оперлась ладонями об пол и рвано задышала.
Стань нашей истинной Королевой.
Упав на колени, я заметила, как дорожка ведет к обрыву. Превозмогая боль, я неуверенным шагом направилась в сторону моря. Дойдя до края обрыва, я почувствовала всем телом, как море зовет меня, как сестры ждут моего возвращения и как они рады, что я стала их истинной Королевой. Не в силах больше сдерживаться, я прыгнула в воду. Оказавшись в море, я медленно погружалась в холодный мрак, содрогаясь от боли всем телом и нещадно царапая когтями кожу до измождения. Я будто пыталась избавиться, сбросить ее с себя, не замечая, как вода окрашивается в алый.
Последнее, что я услышала, — это были крики, доносившиеся с острова и звуки падающих валунов.
Остров рушился.
Теперь мои сестры будут жить спокойно.
Часть 2. Глава 24. Когда сердце позовет, будь смелым, чтобы принять его выбор.
РОДЖЕР
Прошел месяц с тех пор, как я покинул остров. Запасы воды и еды исчерпались, земли или берегов, какой-нибудь колонии или острова не было видно на несколько миль вокруг.
Никто из команды не уцелел, сирены не пожалели никого.
Я был благодарен Эмилии за то, что она позволила мне жить. Но разве это жизнь? Все это было похоже на ад, лишенный всякого смысла.
Корабль, ведомый мимолетными порывами ветра, без должного командования и манипуляций матросов медленно шел по назначенному маршруту. Крики чаек, становившиеся все громче, заставили меня вымученно улыбнуться, предчувствуя скорую встречу с сушей.
Буквально через двенадцать часов мой корабль причалил к порту, который раскрывал свои объятия для каждого, кто готов был предложить выгодные условия сделки. Прихватив с собой мешок золота размером с кулак, я на ватных ногах сошел с палубы и, поймав за локоть прыткого мальчишку, несшего корзину с фруктами, спросил, где можно переночевать.
За пару золотых он любезно провел меня к гостинице и, шепнув что-то хозяину, отчего тот широко улыбнулся и удалился, хлопнув дверью.Хозяин гостиницы не стал задавать лишних вопросов по поводу моего грязного изнуренного внешнего вида, молча сопроводив до комнаты.
Закрыв за собой дверь, я устало прислонился к ней спиной и начал рассматривать комнату из-под приоткрытых век. Кровать, стол и стул. Дверь, которая вела в другую комнату, покосилась и едва держалась на петлях. Однако я не смог сдержать удовлетворенного вздоха, когда увидел, что меня уже ждала наполненная ванна, из которой пар поднимался вверх и заволакивал собой все вокруг.
Зайдя внутрь, я быстро скинул с себя всю одежду и погрузился в воду, блаженно прикрыв глаза. Кинжал и мыло лежали на стуле возле ванны. Протянув к ним руку и схватив, я яро начал оттирать кожу, растирая пену по телу и лицу. Закончив принимать ванну и бриться, я почувствовал облегчение.
Просидев в ванной не меньше часа и почувствовав, как тело дрожит от холода и покрывается мурашками, я нехотя вылез, обтерся полотенцем и голый направился в комнату. Устало повалившись на кровать, некоторое время я вертел браслет на руке и думал о том, чтобы его сжечь. Моих сил хватило лишь на то, чтобы сорвать его с запястья и положить на подушку рядом с собой. Укрывшись одеялом я, сам того не замечая, провалился в сон.
Разбудил меня тихий скрежет когтей и женский смех, доносившийся из ванны, после чего последовала мелодичная песня:
— и будешь ты проклят, покуда душа твоя не сгниет. И будешь ты проклят, покуда не искупишь грех перед душой погубленной. И будешь ты проклят, покуда не станешь рабом ты.
— Кто здесь? — резко произнес я, а когда увидел вошедшего, тут же судорожно вздохнул. — Ты.
Опершись плечом о дверной косяк, передо мной стояла Эмилия. На ней была лишь диадема, светившая ярким светом. Во взгляде, направленном на меня, читался вызов и возбуждение.
— Иди сюда, родная. Пожалуйста, иди ко мне.
Мольба послышалась в моем дрогнувшем голосе.
— Когда ты собирался мне рассказать?
— Рассказать о чем, рыбка? — пытаясь как можно незаметно прикрыть браслет ладонью, я облокотился на скомканную подушку.
— Об этой прекрасной вещице, которую ты прятал от меня столько лет, — повертев на пальце черный браслет, я кинула его в сторону Охотника, угодив прямо в грудь.
— Откуда?
— После битвы с сиренами, когда я пришла к тебе в каюту, то почувствовала запах хвои и табака. Ты сидел в углу и нервно перебирал пальцами браслет. К тому же тебя выдал цвет волос, который постоянно менялся. Пальто, которое ты надел тогда, в лесу. И, наконец, на корабле ты назвал меня «родная». Как же ты так облажался, Охотник?
Обреченно опустив плечи, я впервые не знал, что сказать. Мотнув головой, я сжал ладонями простынь, усмехнувшись:
— Я уж думал, родная, ты не догадаешься. Этот браслет я выкрал у Персефоны, когда заключал с ней сделку. В тот день, когда ты убила себя и Лумьера, море было беспокойным: волны бились об скалы, пенились около берега, а сама вода окрасилась в черный цвет. Я пошел прямо к берегу и выжидал, когда она придет за мной, к Охотнику, причастному к смерти одной из ее дочерей. Стоило мне лишь сделать еще один шаг к морю, как меня откинуло волной на песок. Персефона явилась ко мне, бледная, едва способная говорить. Не успел я издать и звука, как она утащила меня на дно, но не смогла убить. Казалось, что прошло пару мгновений, прежде чем я оказался на Острове сирен.