Проклятие Деш-Тира

Чутье опытного мага подсказывало, что ситуация стала угрожающей, но хватка Деш-Тира была сильнее. Сила проклятия все возрастала, подавляя голос интуиции. Аритон снова двинулся навстречу брату. Клятва наследного принца Ратана теперь казалась бессмысленными словами, шелестом ветра, пустым намерением. Пока Лизаэр был жив, все помыслы Повелителя Теней были направлены только на то, чтобы уничтожить злейшего врага. Словно марионетка, которую дергают за ниточки, он приближался к светловолосому противнику, чувствуя себя орудием возмездия. Не важно, уцелеет лес или сгорит дотла. Они скрестят мечи и буду сражаться до тех пор, пока один из них не падет замертво. Все препятствия к этому Аритон сметет с пути.

Установилась звенящая тишина. Но лезвие Алитиеля не засверкало в сумерках. Поскольку меч превратился, по сути, в орудие Деш-Тира и целью держащего его была не защита, а убийство, паравианская магия молчала. Это встревожило Аритона, и он непроизвольно заменил обычное зрение магическим. Теперь он видел светящиеся жизненные нити листьев и ветвей; он видел беспорядочно пульсирующие световые узоры сражающихся. Похоже, обе стороны даже не подозревали, что в считанные секунды все живое, включая и их самих, может погибнуть. Но даже магическое зрение не могло вырвать Аритона из оков проклятия Деш-Тира.

Для Деш-Тира наступало время возмездия за плен в темной глубине Рокфальского колодца.

На поднятой ладони Лизаэра вспыхнул свет. Он быстро разгорался и вскоре стал ослепительно белым. Световой шар разрастался, готовый в любое мгновение обрушиться на лес и зажечь гигантский костер. Теперь Лизаэр остался совсем один. Наемники сгрудились на почтительном расстоянии от него.

Напротив стоял Аритон, держа в неплотно сомкнутых пальцах рукоятку меча и с вызовом глядя на брата. На Повелителе Теней не было доспехов; его одежда из оленьей кожи ничем не отличалась от одежды бойцов Стейвена. Он и казался одним из лесных варваров, если не видеть его лица, наполовину закрытого прядями темных волос. Ничто на лице Аритона не говорило о сожалении или раскаянии. На губах его застыла презрительная усмешка.

Рукотворный свет позволял Лизаэру беспрепятственно рассмотреть брата, бесстрастного, уверенного, высокомерного. Ему сразу же вспомнился трюк, использованный Аритоном во время суда в Амроте, когда ему удалось одурачить королевских советников и самого короля. Лизаэра охватила такая ярость, словно это случилось вчера. Пусть только теперь, но справедливость восторжествует.

— Знай же, беспринципный ублюдок! Клянусь Этом, больше никому не придется страдать от твоих злодейских хитростей. Я не пожалею усилий и восстановлю справедливость.

Лизаэр вряд ли догадывался, во имя кого на самом деле он собирался восстанавливать справедливость. Он даже не подозревал, что его собственные представления о справедливости умело искажены и вывернуты наизнанку проклятием Деш-Тира. Быть может, в это мгновение он охотно вошел бы в союз с Деш-Тиром, только бы погубить Аритона.

Лизаэр отдался напору возмездия, даже не чувствуя, как внутри его что-то надломилось. В то же мгновение он метнул рукотворную молнию.

Аритон бросился ей навстречу. Охваченный лихорадочным возбуждением, он увидел зрением мага, что его брат целиком порабощен проклятием Деш-Тира. Страсть возмездия не только превосходила в Лизаэре границы разумного, но даже заглушала инстинкт самосохранения. Когда-то в Мерте он направил всю силу своего дара на прорыв через Врата. Похоже, ситуация повторялась, только теперь Лизаэр воевал не с сущностями.

Рукотворный свет погубит и его самого. Этим ударом он сожжет дотла Страккский лес вместе с союзниками и противниками. Аритон отнюдь не был уверен, что сумеет защитить себя покровом теней. Деш-Тир рассчитывал на гибель обоих братьев.

Горькая ирония его положения не испугала Аритона. Он торжествовал, начисто забыв, что выполняет чужую волю и торжество принадлежит тоже не ему. Он поднял руки, дождался, пока молния соприкоснется с его тенями. Он может сейчас погибнуть, а Лизаэр — тот погибнет наверняка.

Развязка приближалась. Аритон превосходно владел собой, уверенный в победе. Неожиданно он почувствовал, что его схватили за правую руку. Кто-то вертелся возле его бедра. Ослепительный свет мешал рассмотреть, кто именно. Впрочем, это не важно. Сейчас он уберет с пути и эту, последнюю, помеху.

— Ваше высочества, мы же связаны клятвой! — раздался высокий мальчишеский голос. — Я вернулся, потому что вы велели мне удерживать вас от столкновения с братом.

Клятва, скрепленная кровью, если ее принес маг, обретала связь с его живой душой.

— Ситэр тебя побери, Джирет!— закричал Аритон.

Мстительное торжество Деш-Тира было пробито силой дружеских уз между Аритоном и сыном Стейвена. Одержимость, только что владевшая Повелителем Теней, мгновенно превратилась в пытку; порабощенное сознание и истинная воля пытались вырваться из пут проклятия Деш-Тира. Однако любая тень, сотворенная ради спасения Джирета, одновременно уберегала и Илессида от его же губительного света.

Деш-Тир не оставил своих попыток. Теперь он нашептывал Аритону: если нарушить клятву совести и покинуть Джирета, наградой будет гибель Лизаэра и желанная свобода. Разрываясь между тревогой о мальчике и посулами Деш-Тира, Аритон в который уже раз противопоставил свою волю зловещей сущности.

Судьба по непонятной иронии решила повторить парадоксальную ситуацию. Лизаэр не обладал магической выучкой; он не мог отделить чужеродное воздействие от собственных мыслей и не понимал, насколько вторжение Деш-Тира исказило его личность. Уверенность в собственной правоте и обещание восстановить справедливость окончатся повторением жестокостей сегодняшнего дня. Ложно понимаемое сострадание обернется страданием для других. И тогда снова напрасно польется кровь.

Джирет сгорел бы в рукотворном свете, если бы Аритон буквально в последнюю секунду не втолкнул его под защитный купол. Этот купол был одним из удивительных свойств древнего паравианского меча.

Крайнее измождение, полный упадок сил, чудовищное перенапряжение — все эти слова годились для описания состояния, в каком находился Аритон. И все же он продолжал сражаться. Он призывал свой дар, повелевал им и извлекал из него почти невозможное. Проклятие Деш-Тира оттягивало последние капли драгоценных сил. Аритон подавлял в себе эти вероломные порывы. Тем временем завеса теней трещала и рушилась. Она поднималась все выше со странным звуком, похожим на завывание бури; неуправляемая, она распространялась во все стороны, перемежаясь потоками неуправляемого света. Казалось, сам воздух взорвался криком, когда магические дарования братьев вступили в противоборство.

Сражавшиеся противники с воплями бросали оружие и кидались на землю, прикрывая головы трясущимися руками. Деревья скрипели и раскачивались; вызванные магией молнии раскалывали их в щепки. Восприятием мага Аритон ощущал, как стонут природные силы, выбитые из привычного порядка. Он видел, как живая зелень покрывается ледяной коркой и эти странные сосульки трепещут на ветру. Отовсюду неслись человеческие крики и стоны, и сам Аритон стонал от перенапряжения. Со слезами на глазах он безжалостно напрягал остатки своих возможностей, чтобы противостоять неистовству рукотворного света. Его кулаки были прижаты к спине Джирета, в глазах было темно. Все ощущения сбились в один стремительно вертящийся ком. И все же Аритон упрямо выстраивал защиту.