Проклятие для бастарда

Монастырь приобрел значительную популярность за эти годы, благодаря нашим магическим штучкам. Многие девушки стремились попасть на служение именно сюда. Под моим началом была создана целая мастерская, которая занималась изготовлением оберегов и несложных амулетов. Одаренных девушек, даже со слабым даром, я самостоятельно обучала простым заклинаниям, которые можно было вложить в наши изделия. И дело постепенно развивалось и крепло. Было отрадно видеть плоды своего труда, которые приносили другим людям пользу.

Сама же я занималась созданием более сложных и энергозатратных артефактов. Под руководством учителя я овладевала тонким искусством работы с различными металлами, драгоценными и полудрагоценными камнями. И это занятие доставляло мне неимоверное удовольствие. Вольф только диву давался, каких успехов я добилась в этом деле.

Но главной моей отрадой были все-таки иллюзии. Сейчас я способна была так изменить реальность, что другие люди даже на ощупь не смогли бы отличить настоящее от плода моей фантазии. Создание иллюзий высшего порядка давалось мне так же легко, как иным магам самые обычные заклинания.

Кроме магии Вольф занимался со мной боевой и физической подготовкой, считая, что я должна хотя бы минимально быть способна дать отпор в случае необходимости. Конечно, великой воительницей я не стала. У меня не было для этого ни таланта, ни изначальных природных данных. Но моя физическая форма на данный момент была гораздо лучше, чем раньше. Талия стала узкой, ноги стройными и сильными, руки ловкими и крепкими. Но это все никак не могло изменить того, что мои бедра так и остались широкими, а грудь — выдающейся. Вольф иногда шутил на эту тему и слегка меня подкалывал, что не ровен час приедет какой-нибудь принц и освободит прекрасную принцессу из заточения. Я же в ответ отвешивала ему шутливую воздушную затрещину. Наши отношения давно потеряли всякий пиетет. И сейчас мы скорее были добрыми друзьями, чем учителем и ученицей.

Единственное, что меня огорчало в отношении моего дара, так это то, что магистр поведал мне о родовой особенности Карийских. Все представители правящего рода были способны внушить незащищенному щитами человеку чувство любви, страсти или желания, по своему личному усмотрению. Когда я услышала об этом, то пришла просто в ужас. По слухам, и Император, и принц с принцессой были весьма любвеобильны, меняя своих фаворитов чуть ли не каждую неделю. А вдруг, моя мать тоже под воздействием отдалась правителю? Теперь уже я этого, скорее всего, не узнаю. Но в себе я подобных способностей не ощущала, о чем с радостью и сообщила наставнику. Однако он моего энтузиазма не разделил, сказав, что магия сложная сфера бытия человечества, и никто не может дать гарантий, что в будущем эти возможности не откроются лично для меня. Хорошенько все обдумав, я пришла к выводу, что на данный момент ничего подобного и в помине нет, поэтому и беспокоиться пока не о чем. А дальше видно будет.

С настоятельницей у меня тоже сложились довольно теплые взаимоотношения. Она так и не перестала меня жалеть, и видела во мне любимую дочку, которой у нее никогда не было. Если магистр занимался моим магическим образованием и физической формой, то мать Иолин положила все силы, чтобы я стала утонченной леди. Меня это изрядно веселило. Даже моей чудесной маме это не удалось. Но настоятельница не сдавалась. Поэтому занятия этикетом, танцами, пением и тому подобным бредом мне приходилось стойко сносить. Одно радовало, что они были всего пару раз в неделю. А все остальное время я уделяла своей непосредственной работе и тренировкам. Так же мать Иолин ратовала за мою осведомленность в вопросах современной внутренней и внешней политики и экономики, столичных модных тенденций и родословной самых именитых аристократов Архалона. Видимо, она лелеяла надежду, что когда-нибудь я стану настоящей принцессой. И я не разубеждала ее в этом. Сама же понимала, что мои родственники знать меня не хотят и никогда не допустят ко двору.

За все шесть лет Император так и не появился в святой обители. Я уже давно смирилась с тем, что до меня было дело только моей матери, а теперь моим друзьям. Поэтому была только рада, что не встречаюсь с отцом. В душе я опасалась, что не смогу сдержаться при встрече и просто врежу ему. Что, естественно, не останется безнаказанным. А сидеть в тюрьме за нападение на правителя мне не хотелось.

Ежегодно из Хариндера, столицы Архалона, в монастырь приезжал кто-нибудь, чтобы удостовериться в том, что я все еще жива. Как правило, это был кто-нибудь из ближайшего окружения Юстаса Карийского. Благодаря усилиям настоятельницы я теперь всех знала наперечет. А Вольф еще и своими комментариями снабдил каждого заслуживающего внимания аристократа. Поэтому я знала не только титул и должность определенных лиц, но и их подноготную.

При посланниках правителя я играла роль скромной и забитой воспитанницы святой обители. Глаза долу и кроткий голосок были мне в помощь. Все разговоры обычно настоятельница брала на себя. И всех все устраивало. Но когда мне исполнилось двадцать два, прибывший в монастырь очередной лорд объявил, что в двадцать три я стану женой некоего аристократа, специально для этого выбранного советом. Имя претендента почему-то скрывалось, но это и не имело значения. Меньше всего я хотела вообще выходить замуж, но мое мнение, конечно же, никого не интересовало.

Когда я поведала Вольфу об этом известии, он только печально вздохнул, сочувствуя моей проблеме. А потом похлопал по плечу и посоветовал, пока не отчаиваться раньше времени, поскольку за год может многое произойти. И, кроме того, обещал усилить мои боевые тренировки, пошутив при этом, что если муж меня чем-то не устроит, я всегда смогу его прикончить и сбежать к нему в орден, куда доступа властям не было, поскольку магистр несколько лет назад легализовал деятельность своего детища, как обители, помогающей другим монастырям Пресветлой, без вступления в ряды монахов. А служители Пресветлой на Архалоне имели независимое положение от аппарата государственной власти.

В один из дней я проснулась утром со стойким ощущением, что произошло непоправимое. Резко подскочив на кровати, я уже хотела ринуться одеваться и бежать разведывать обстановку, но ощутила, что со мной что-то не так. Почему-то центр тяжести моего тела сместился вперед, и мне было гораздо тяжелее просто держать ровно спину. Бросив мимолетный взгляд на свою грудь, я просто опешила от увиденного. У меня были чудовищно огромные груди! Лихорадочно зашарив руками по своему телу, я помчалась в ванную, где висело небольшое зеркало. Быстро сбросив с себя ночную сорочку, стала методично оглядывать всю себя до мельчайших подробностей.

Сомнений не было, в зеркале отражалась какая-то незнакомка. У меня, конечно, и до сегодняшнего дня была большая грудь, но сейчас она стала просто огромной. Моя узкая талия исчезла, живот покрылся значительным жирком, бока обвисли, бедра стали толстыми и объемными, ноги, как у жены кузнеца, с большущими икрами. На голове вместо копны густых пшеничного цвета волос теперь красовался крысиный хвостик тонких невзрачных темно-русых волосенок. А лицо? О, Пресветлая! Мое лицо вовсе не было моим. Огромные зеленые глаза превратились в две щелки желто-карего цвета, нос кнопкой, губы — два пельменя, щеки, как у хомяка. Волна отчаяния и ужаса захлестнула меня с головой.

Внезапно дверь моей комнаты с грохотом отворилась, и в ванную влетел Вольф. Оглядев меня с головы до ног, быстро отвернулся и, задыхаясь, произнес:

— Хвала Пресветлой, ты жива! Думал, что уже не увижу тебя.

— Вольф, — упавшим голосом произнесла я, — что происходит? Почему я в таком виде?

— Будь добра, — напряженно отозвался он, — оденься уже. Ты, конечно, не так хороша сейчас, как раньше. Но вид обнаженной девушки все-таки не может оставить меня равнодушным.

— Издеваешься? — зло прошипела я, трясущимися руками натягивая на себя сброшенную ранее сорочку.