Проклятие для Обреченного

— Стоять, - холодно приказывает генерал, когда я уже почти у двери. – Снизойди до меня, женщина, поделись, что я за средство такое и как ты меня используешь. Потешь любопытство немощного. И сделай это лицом, а не задом. Поверь, нагнуть тебя для более интересного вида я вполне в состоянии даже стоя одной ногой в могиле.

Я мысленно проклинаю каждый миг, когда думала, что в нем есть хоть что-то человеческое. И обещаю себе вспоминать этот разговор всегда, когда мне снова померещится, что в нем есть добро.

Поворачиваюсь к нему.

С трудом, но выдерживаю взгляд глаза в глаза.

— Ты средство чтобы выжить, - холодно, мысленно гордясь собой, отвечаю я. – И сохранить замок. Не уверена, что новый хозяин будет так же… «бережно» к нему относится.

— То есть я меньшее зло? – Он больше не улыбается.

— Так было, есть и будет, халларнский потрошитель.

Он снова откидывается на спинку кресла, лишая меня удовольствия увидеть погасший в его глазах триумф. Удовлетворюсь тем, что больше он не будет думать, будто я хоть на секунду забуду кто мы и по какие стороны войны находимся друг от друга.

— Спасибо за разъяснения, кошка. Я ценю твою честность более всех прочих твоих хороших качество. Но будь добра в следующий раз, если не хочешь, чтобы твоя жизнь резко усложнилась, больше никогда не позволять себе выходок подобно той, что исполнила сегодня. С глазу на глаз, мне лично, говори все, что считаешь нужным. Это понятно?

— Да.

— Да?

— Да, господин.

— Хорошо. Дальше: ни ты, ни твои люди в раскоп не спустятся – это слишком опасно. Но я прослежу за тем, чтобы фундамент был укреплен самым надежным образом. То же самое касается стен и прочего. У тебя есть день, чтобы собрать и предоставить мне всю необходимую информацию о наших проблемах.

«Наших?»

— Да, господин. – На сегодня мне хватит войны. Сказать «Да, господин» куда проще, чем нарываться на словесные тумаки.

— К нашей свадьбе все должно быть готово. Не хочу, чтобы какому-нибудь важному гостю на голову свалился булыжник. Говорят, это плохая примета.

— Тьёрд, ты плохо выглядишь, - нарочно обращаюсь к нему по имени. – Стоит ли сейчас говорить о свадьбе? Ты только что укорил меня в глупости. Я согласилась с тобой и скажу это с глазу на глаз: гостям нельзя видеть своего генерала обессиленным и бледным. Это вызовет ненужные вопросы и пересуды.

— Ну а твои соплеменники заодно решат, что пришло время реванша. – Его глаза сужаются, как будто он даже рад таким выводам. Но расслабления и теплоты в голоса нет и в помине.

Даже боги мертвого мира не ведают, что творится в этой безумной голове.

— Да, - отвечаю на его незаданный вопрос.
– И снова прольется кровь.

— Тогда тебе лучше позаботиться о том, чтобы она не испачкала твое свадебное платье, потому что никаких переносов не будет. Мне нужно несколько дней, чтобы прийти в себя. А потом, поверь, ты запросишь пощады, чтобы иметь возможность хоть ненадолго выбраться из моей постели. Если, конечно, захочешь из нее выбираться.

Я чувствую, что снова краснею и поэтому быстро вылетаю из комнаты под сопровождение его громогласного хохота.

«Мерзкий халларнец! Тебе придется хорошо постараться, чтобы удержать меня там не силой и принуждением…»

Глава тридцать девятая

Белое с серебром платье аккуратно разложено на постели.

Рядом так же аккуратно разложена накидка из меха серебряной лисы, настолько безупречно пушистая и сшитая, что я даже мысленно не берусь угадать, сколько она может стоить.

Чуть в стороне от всего этого – тяжелый пояс из черненого серебра и красного золота, украшенный гладкими, словно маслянистыми камнями и острыми сколами горного хрусталя.

— Хозяин очень старался тебе угодить, господа, - говорит Баса, со стороны разглядывая мой свадебный наряд.

— Твой хозяин очень хочет, чтобы его кукла выглядела богатой и пригожей, - тут же огрызаюсь я, на этот раз даже не скрывая раздражения.

Через несколько часов я стану женой халларнского Потрошителя.

Принесу клятвы сперва перед северными богами, а потом – по халларнскому обычаю, о котором ничего не знаю, потому что скорее бы откусила себе язык, чем пошла к Намаре справиться, к чему следует быть готовой и что следует отвечать. Если, конечно, в халларнских традициях присутствует хоть что-то, что позволяет женщине открыть рот.

И все-таки платье столь прекрасно, что маленькая девочка во мне, которую отец с детства баловал красивыми нарядами, не может сдержать восторг от предвкушения надеть что-то подобное. Вероятно, созданное в единственном экземпляре.

Жаль, что вся эта красота пропадет зря.

Не с моим дурным настроением радоваться подобной «щедрости».

Я провожу кончиками пальцев по выпуклой тонкой вышивке, наслаждаюсь покалываем настоящих серебряных нитей. Немного откидываю край юбки. Скорее случайно, чем намеренно.

И замечаю под ней что-то очень тонкое и почти прозрачное.

Похожее на… чулки?

Я видела такие только на гравюрах в срамных книгах, которые пару раз находила в комнате Намары, когда сестра приказывала убираться за ней, будто какой-то служанке.

Сперва одергиваю руку, а потом, чтобы убедиться в своих худших предположениях, кончиками пальцев убираю один чулок в сторону.

Под ним почти такие же прозрачные трусики размером…

Помогите мне боги, они едва ли больше моего носового платка!

И в пару к ним – тонкая то ли сорочка, то ли то, что так и не стало сорочкой, потому что едва ли прикроет даже пупок.

Все это настолько… непристойно, что румянцем заливается даже Баса, хоть ей наверняка не привыкать. Лишь через минуту до меня доходит, что это румянец обожания. Боги, она бы и в правду хотела одеть на себя что-то подобное?!

— Принеси мое нижнее, - приказываю ей, но в ответ служанка только очень энергично мотает головой. – То есть, ты отказываешься?

— Хозяин приказал, чтобы каждая вещь, которую он передал, была сегодня на тебе, госпожа. Даже нарочно сказал, что пересчитает все, вплоть до пуговицы и пряжек на сапогах. Я бы не стала гневить его бессмысленным упрямством. Тем более… когда все это так красиво, что дух захватывает.

Меня захватывает только злость, которая закипает в груди и с большой неохотой оседает на дно желудка.