Проклятие одиночества и тьмы

Пошатываясь, я хватаюсь за дверной косяк. Я не могу дышать, а перед глазами все плывет.

Никто не смог бы потерять столько крови и выжить. Никто не смог бы потерять столько… плоти.

Я кричу. Я не знаю, как долго я это делаю, но мое горло уже болит.

Влажный запах меди с чем-то более резким продолжает бить мне в нос. Мне кажется, у меня на языке лежит старая монета. Я затыкаю нос и рот. Перед глазами снова все расплывается. Я вот-вот упаду вперед и потеряю сознание в кровавой луже.

Сзади меня хватают руки и тащат назад.

– Харпер.

Голос Рэна. Его руки крепко сомкнуты вокруг меня. Твердая грудь прижата к моей спине.

Перед глазами у меня все еще стоит кровь. Крики переходят в тихие всхлипы.

– Харпер, посмотри на меня. – Рэн резко переворачивает меня к себе лицом и встряхивает. – Посмотри на меня.

Я смотрю на него.

Только Рэн. Один.

У меня в груди все обрывается. Если бы Рэн не держал меня, я бы вряд ли устояла на ногах.

– Грей? – спрашиваю я, срывающимся голосом. – Это Грей?

– Нет. Командор Грей в порядке, – поспешно заверяет меня Рэн, но при этом его голос не лишен мягкости. – Успокойтесь.

Я вдыхаю и снова чувствую запах крови, пропитавший воздух. У меня сжимается горло, и я практически складываюсь пополам. Мир вращается перед глазами, верх и низ меняются местами. Я отключаюсь.

Нет, не отключаюсь. Я двигаюсь по коридору, окутанная теплом. Комната ужаса удаляется, постепенно превращаясь в обычный дверной проем.

Усилием воли я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Рэна. Мое лицо оказывается прижато к его обнаженному плечу, что меня удивляет. Куртки и рубашки на Рэне нет, лишь какая-то свободная белая безрукавка, похожая на нательную майку. Воротник безрукавки мокрый, как и подбородок. Рэн теплый и пахнет мятой. Я замечаю белую полоску крема для бритья.

Так он брился.

Это так нормально, что обескураживает. Я могу закрыть глаза и притвориться маленькой девочкой, у которой жизнь еще не пошла под откос. Отец подхватил меня на руки, и я вдыхаю его запах, похожий на этот, но я не маленькая девочка, и меня несет не отец, а Рэн.

Я провожу рукой по лицу. Приятное воспоминание об отце доставляет мне не больше радости, чем увиденное кровавое месиво в той комнате.

– Поставь меня.

Я готова к тому, что Рэн откажется, но он останавливается и опускает мои ноги на землю. Мы на самом верху лестницы, и Рэн не отходит далеко. Его спокойствие одновременно обнадеживает и ужасает.

– Лучше? – тихо интересуется он.

Я не знаю.

– Та кровь настоящая?

– Вполне, – отвечает Рэн, и его лицо темнеет. – Вы отказались от охраны, помните?

– Поверь, я уже жалею об этом. – Я все еще переживаю, что меня стошнит на бархатный ковер. – Ты знал, что она там была?

– Конечно. – Рэн делает паузу. – Я обычно отправляю Грея, чтобы он запер двери, но с тех пор, как вы прибыли, мы были несколько заняты.

Это был довольно язвительный комментарий, но мои мысли смешиваются, пока я пытаюсь найти всему этому объяснение. Кровь была яркой, свежей и настоящей.

– Кто-то ранен?

– Нет, миледи. По крайней мере, не так, как вы думаете.

Я смотрю на Рэна:

– А как же тогда?

Выражение его лица трудно описать.

– Этот этаж – не место для слабого желудка. Можете идти?

– Могу. – Я хватаюсь за перила и делаю шаг вниз.

Мои пальцы дрожат из-за остатков адреналина. Я чувствую себя дерганой и неуравновешенной.

Рэн шагает рядом со мной в абсолютно беззаботной манере. Он настолько расслаблен, что я начинаю сомневаться в себе и думать, не показалось ли мне все это.

Мы доходим до лестничной площадки, и я поворачиваю, готовая направиться к себе в комнату, но Рэн идет дальше вниз.

– Пойдемте, – говорит он, указывая рукой направление. – В кухнях ничего пугающего нет.

У меня нет абсолютно никакого аппетита после увиденного в той комнате, но я все равно следую за ним. Он может поесть. Мне же нужна информация.

– Так это сотворило чудовище? – шепотом спрашиваю я. – Оно здесь?

– Нет. Кровь в той комнате – то еще зрелище, но в конечном счете по ее поводу не стоит беспокоиться. – Рэн погружается во мрак, не оставляя мне ничего другого, как следовать за ним.

Я стараюсь поспевать. После лестницы начинается сумрачный коридор, освещенный дрожащими огнями. Я чувствую теплый запах муки и дрожжей. Мне следовало изначально выбрать этот путь.

– Так кровь – это часть проклятия? – шепчу я.

Рэн поворачивается и разводит руками. Выражение его лица скептическое.

– Все, что вы видите, – часть проклятия.

Я не решаюсь спросить про его погибшую семью. У меня никак не получается сопоставить свежую кровь и людей, умерших много сезонов назад.

Мне не следует переживать, потому что голос Рэна остается обычным и бесстрастным.

– Не желаете ли немного вина? Я могу принести бутылку из погреба.

– Нет. Рэн…

Я сглатываю. Мой голос охрип.

Грей рассказал мне про сотни девушек. Кто-то из них выжил, но кто-то нет.

– Кто умер в той комнате?

– Никто.

– Это невозможно. – Я запинаюсь, задумываясь об очередном побеге отсюда, и отступаю поближе к выходу. – Эта кровь… Кровь последней девушки? Она умерла здесь?

– Нет. Она вернулась домой, когда сезон начался заново. Если не хотите вина, то, может быть, вам медовуха больше по нраву или…

– Да мне плевать, что мы будем пить!

Я становлюсь перед Рэном. Пульс стучит у меня в ушах, и я уверена, что мое лицо искажает ярость.

– Как ты можешь обсуждать обед, когда у тебя есть комната наверху, полная кровищи? – Я впечатываю ладонь в каменную стену. – Хватит увиливать от моих вопросов!

Рэн смотрит на меня спокойно. Свет от масляных ламп мерцает в его глазах.