Проклятие сумерек

В свете единственного факела, воткнутого в землю, лицо Талиессина изменялось каждое мгновение. Его черты казались сейчас такими же неподдающимися определению, как и у любого эльфа: тени блуждали по ним произвольными путями, и только четыре черных шрама оставались незыблемыми – единственная устойчивая человеческая примета Талиессина.

Внезапно он показался Элизахару хрупким, способным сломаться в любой миг, от любого неловкого прикосновения; и тотчас на память герцогу Ларра пришли другие лица, еще более таинственные, ибо их черты до сих пор не определились – возраст не успел огранить их.

Элизахар чуть улыбнулся, увлеченный наблюдением за путешествиями теней по всей командирской палатке. Талиессин немного откинулся назад и в полумраке представлялся одной из таких теней.

– Ваши дети, государь, – проговорил Элизахар.

Талиессин сильно вздрогнул.

– Что с ними?

– Надеюсь, ничего дурного. Армия опередила слух о том, что королева пропала.

– А вас-то, будьте вы неладны, как настиг этот слух? – вырвалось у Талиессина.

– Вы, государь, еще больший бродяга, чем я, не в обиду вам будь сказано… – Элизахар вздохнул. – Первые годы моей жизни прошли среди землевладельцев, вот откуда я знаю, что никогда не повредит потолковать с крестьянином о том, что у того на сердце.

– И где же вы нашли здесь крестьянина?

Талиессин отставил плошку с бобами и уставился на своего собеседника. Элизахар выглядел тяжеловесным, слишком земным, обремененным годами. Сходство его с отцом росло постоянно и вот-вот должно было сделаться полным.

– Крестьянина нашли мои солдаты, – пояснил Элизахар. – Его откопали из-под развалин каменного дома. Сгорел только второй этаж, деревянный, а каменный как-то удачно рухнул, так что погреб уцелел.

– И что у него было припрятано в этом погребе? – заинтересовался Талиессин. И добавил: – Вы не поверите, но эльфы, даже такие полукровки, как я, обладают особенно обостренным чувством голода…

– Боюсь, этот подвал мои солдаты разграбили еще до того, как доложили о находке мне, – сказал Элизахар. – Впрочем, я их не осуждаю. Довольно и того, что они привели ко мне хозяина. Толковый человек, хоть и напуган.

– И он сообщил вам о слухах касательно моей дочери?

– Да. – Элизахар отправил в рот первую ложку бобов и медленно сморщился. – Вам не кажется, что они горькие?

– Это дым. – Талиессин резко качнул головой, как бы разгоняя тени и мрак, и действительно на миг весь он предстал Элизахару залитым ярким оранжевым светом. Но в следующее же мгновение темнота опять сгустилась в шатре и поглотила регента.

– В народе болтают о том, что королева пропала и что власть должна перейти к старшему в роду – то есть к потомкам Мэлгвина. К Вейенто и его старшему сыну, Бальяну. Этот Бальян был с отцом на поле боя.

– Бальян? – переспросил регент. – Насколько я помню, наследник Вейенто зовется Аваскейн.

– Аваскейн? – Элизахар задумался, потом покачал головой. – Они говорили о Бальяне. Должно быть, это бастард.

– Судьбы бастардов причудливы и извилисты, – сказал Талиессин с таким знанием дела, что оба они с Элизахаром вдруг рассмеялись, и это еще больше сблизило их.

– Скажите, мой государь, – вдруг спросил Элизахар, – отчего вы не обеспокоены известием о том, что ваша дочь, наша королева, пропала?

Голова у него кружилась, так что Элизахару вдруг показалось, что в кувшине не вода, а крепкое вино. «От усталости», – понял он.

Голос Талиессина донесся из темноты – как будто приглушенный расстоянием, хотя регент находился совсем близко:

– Я спокоен потому, что спокойны вы, когда говорите мне об этом.

– Ловкач! – восхитился Элизахар и зевнул.

Талиессин хлопнул в ладоши:

– Не спать!

Элизахар вздрогнул.

– Простите. Дело в том, что я встретил ваших детей по дороге, когда направлялся сюда, на соединение с вами.

– Обоих?

– Да.

– И куда же направлялись они?

– Полагаю, сейчас они находятся у моей жены, если только все пошло так, как они рассчитывали.

Талиессин подпрыгнул. От его сурового спокойствия не осталось и следа. Уронив ложку в миску, он уставился на своего собеседника.

– Что вы сказали? – пробормотал регент.

Не было больше таинственного эльфа, потомка Эльсион Лакар и первых королей. Просто отец, встревоженный за судьбу своих детей. «Можно даже сказать – папаша», – со странным злорадством подумал Элизахар. Впрочем, он тотчас устыдился недостойных чувств. Вероятно, все дело в том, что рядом с Эльсион Лакар становится неловко за свою приземленность, и, когда те же качества проявляет Талиессин, это как будто оправдывает чрезмерную материальность Элизахара.

– Я сказал, что по пути в эту долину повстречал обоих ваших детей, – повторил герцог Ларра. – Ее величество королеву Эскиву и Гайфье. Ошибиться невозможно, я разговаривал с ними.

– Они были одни, без спутников?

– Нет, с ними были еще двое, – продолжал Элизахар. – Возможно, вы их знаете. Ренье, брат придворного композитора…

– А, – буркнул Талиессин. – Вроде бы мой сын водит с ним дружбу. А когда-то, очень давно, этот самый Ренье набивался в приятели ко мне. Впрочем, человек он хороший. Кажется.

Талиессин наклонился, чтобы взять кувшин с водой, и неожиданно совсем близко от себя Элизахар увидел ярко горящие раскосые зеленые глаза – глаза нечеловеческого существа. Затем регент выпрямился, опустил веки, и видение исчезло.

– А кто второй? – спокойно спросил он, отхлебывая из кувшина. – Вы сказали, их было двое.

– Некто рыжий, – сообщил Элизахар. – Держался настороженно и чуть в сторонке, как будто был слугой. Знаете, из тех слуг, которым известны все господские тайны. По-моему, ваши дети его недолюбливали, а Ренье – тот и вовсе глядел на него волком. Странно, что он вообще находился с ними.

– Некто рыжий, – повторил Талиессин задумчиво. Он помолчал немного, а потом невесело засмеялся: – Когда-то я видел собственную смерть. Ее так и определяли: «Некто рыжий». Именно в таких выражениях. «Некто рыжий». Странно, что эти слова вернулись ко мне спустя столько лет…

– Ни один солдат, государь, никогда не видит свою смерть, – сказал Элизахар. – Чужую – сколько угодно, но только не свою. Своя – невидимка.

– Возможно, стоит припомнить, что я – не солдат, – фыркнул Талиессин. – И говорю вам, я ее видел. Более того, я разговаривал с ней, и она так мне и сказала: «Я – твоя смерть». Понятно вам? Почти месяц она ходила за мной по пятам, по всем улицам, по всем кабакам столицы, и у нее были грязные рыжие волосы…

– В таком случае надеюсь, что с вашими детьми находилась вовсе не она, – сказал Элизахар вполне серьезно. – Кроме всего прочего, тот человек, похожий на слугу, все-таки был мужчиной.