Проклятое дитя
Шрифт:
– Тебе конец, ублюдок.
Хасин лишь хмыкнул. Ему было плевать, к тому же закрались кое-какие подозрения, и у него было основания полагать, что злорадствовать будет он, а не род Бавор: он слишком хорошо знал своего отца, чтобы верить в его глупость. И этот его взгляд совсем недавно не давал покоя.
Все затаили дыхание, когда Алиман шагнул вниз, направляясь прямо к Эвари, глядя ему в глаза. Тот не удержался и сделал шаг вперед, когда император остановился перед ним. Вдруг жесткая насмешка скривила красивое лицо Алимана, а Эвари растерянно сглотнул, явно стушевавшись.
– Хасин, ты окажешь мне честь?
– тихо произнес Алиман в гробовой тишине, повисшей в огромном зале.
Хасин был поражен не меньше каждого, кто сейчас это услышал. Растеряно смотрел на отца и видел довольство в его глазах, которое говорило, что он не ослышался. Удивление быстро покинуло красивое, так похожее на отцовское, лицо, сменившись едва заметной хмуростью, которую все вокруг приняли бы за сосредоточенность. И только сам император знал, что это злость, даже ярость.
И у Хасина было право злиться. Став Хранителем, он должен будет быть с принцем до его совершеннолетия, стать ему другом, вторым отцом, стать его соперником и учителем. И Хасин нисколько не был против всего этого. Но не в подобное мере! Не так полноценно и не так всецело! Дождавшись рождения наследника, Бастард не собирался больше беспрестанно оставаться при отце. Он хотел уехать, он хотел посмотреть мир, он хотел вернуться к сражениям, быть там, где ему нравилось быть. Но отец нашел способ удержать его рядом с собой, и ведь знал, что этим разгневает сына. Знал и намеренно пошел на подобное. И он ведь не лишил его свободы, но и не отпустил, как наделся сам Хасин.
Стиснув зубы и прищурившись, давая понять отцу, что они еще поговорят на эту тему, юноша склонился в поклоне.
– Это мне оказана величайшая честь, - произнес Бастард, выпрямляясь и принимая в руки брата.
Невольно улыбнулся смотрящему на него принцу, но тут же бросил на довольного собой императора совершенно другой взгляд - недовольный и предупреждающих. Алиман лишь хмыкнул и стремительно направился в сторону выхода. Все в такой же дикой гнетущей тишине Хасин последовал за ним, передав принца кипевшему рядом от ярости и гнева Эвари.
– Ваш внук, Ваша Светлость, - холодно отчеканил Бастард.
И он, той же поступью, той же походкой, что и император, направился за ним следом, желая обсудить данный поворот событий немедленно.
Отец ждал его в своем кабинете.
– Как это понимать?!
– гневно прорычал Хасин.
Он единственный в империи, да и во всех королевствах, имел право говорить с Алиманом в подобном тоне.
– Я не готов тебя отпустить, - спокойно произнес отец.
– Ты обещал!
– Ничего подобного, - весело усмехнулся Алиман, сверкнув глазами.
– С моих уст не слетело ни одного обещания по этому вопросу.
– Ты знал, что я собирался уехать! Ты знал, что я собирался возгласить твое войско!
– Ты нужен мне здесь, - твердо произнес император, более властно посмотрев на разгневанного сына,
но быстро сменил взгляд со строгого на мягкий, почти нежный.– Хасин, я понимаю....
– Уже все равно. Ты не оставил мне выбора, - взяв себя в руки, но все еще зло, перебил Бастард.
– Прости, сын.
– У тебя теперь есть сын! Я - лишь бастард!
– холодно произнес юноша, глядя поверх головы императора.
– Ты сам отказался стать им!
– теперь уже Алиман гневно прорычал, вскакивая на ноги.
Он редко терял терпение, редко не мог сдержать себя.
– Ты знаешь почему!
– упрямо сжав челюсти, прошипел Хасин, сжимая кулаки.
– Я принял твое решение! Я оставил тебе свободу! Но я никогда не обещал тебе, что отпущу. Никогда!
Алиман сделал глубокий вздох, беря себя в руки. Вышел из-за стола и подошел к сыну, сжимая руками его плечи.
– Ты нужен мне, Хасин. Больше чем кто либо! Больше чем даже мой законный сын!
– Он вырастет, и быстро заменит меня рядом с тобой.
– Тебя никто никогда не заменит, - нежно коснувшись его лица рукой, улыбнулся Алиман.
В очень редкие моменты он был настолько открыт и ласков со своим ребенком. С детства он приучал его к жестокости, заставляя его сердце каменеть и черстветь, ведь иначе ему было не выжить. С детства показывал на собственном примере, что никакие чувства не должны довлеть над ним. Но сам же и попирал свои уроки, не в силах не дать своему сыну всю свою скопившуюся за многие годы любовь и заботу.
– Я любил лишь однажды в жизни, - начал император.
– Эта любовь была всем, что имело для меня значение. Я жил ею, дышал и умер, когда потерял. И эта любовь - ничто по сравнению с тем, что я испытываю к тебе.
– Отец...
– Просто дай мне время привыкнуть в мысли, что тебя не будет рядом, как я того хотел. Вырасти Кассиана, научи его всему, что знаешь сам, дай ему то, что я дал тебе. А мне дай смирится. Прошло слишком мало времени с тобой, чтобы я успел им насладиться. Дай мне еще.
Хасин вздохнул и покорно склонился в поклоне. А едва выпрямился, оказался в объятьях отца - тоже очень редких. Он прикрыл глаза и обнял его в ответ.
– Хорошо, отец. Я сделаю, как ты хочешь.
Император кивнул и снова нежно коснулся щеки сына.
– Иди. Мне еще предстоит разговор с Кассандрой, - и он скривился при упоминании жены.
– Она родила тебе сына. Она выполнила свое предназначение, - жестко произнес Хасин.
И дело было не в том, что у него личная неприязнь к девушке: убирай он каждого, кто не приятен ему - и во дворце не осталось бы ни души. Просто Кассандра не из тех женщин, которых стоит держать рядом. Слишком коварная, слишком эгоистичная, слишком властолюбивая. Слишком похожа на супруга, а делить империю с кем-либо еще Алиман не собирался. Исключением был лишь он сам - Хасину отец готов был положить империю к ногам, если бы только он этого пожелал.