Проклятые вечностью
Шрифт:
— Неужели я слышу осуждение в твоем голосе? — произнесла принцесса.
— Человеческая жизнь во все века стоила немного, а вот то наследие, что она после себя оставляет, может быть поистине бесценным. За него стоит воевать и умирать, ибо, уничтожая историю и память о прошлом, мы лишаем себя будущего. Индейцы предпочли смерть рабству, в том их выбор, но, как и многие ценители прекрасного, я жалею об их утраченных знаниях, о том, что обратилось в тлен и ушло вслед за ними.
Девушка выслушала его спокойно; раньше подобные слова вызвали бы в ее душе бурю осуждения, а теперь, теперь она будто вникла в их суть и смогла принять это, как истину. С каждым днем холодный рассудок вампира все дальше уводил ее от мира людей, в корень меняя
— Знаешь, остроумные ответы даются мне куда лучше, чем признания. Не думал, что когда-то еще произнесу эти слова, но…
— Не смей, — оборвала его Анна, в импульсивном порыве приложив палец к его губам, будто запечатывая уста. Его слова были похожи на последнее прощание, будто он заранее знал, что, ступив на эту тропу, назад уже не вернется. Она не могла этого допустить. Их души стали едины с того момента, как слилась их кровь, но только сейчас они смогли достичь истинной близости, не требующей ни слов, ни обещаний. Для того чтобы понять мысли и чувства возлюбленного, достаточно было просто заглянуть в глаза. — Я не стану прощаться с тобой ни здесь, ни сейчас, никогда! Мы поговорим об этом после… когда все это закончится!
— Тогда пообещай мне кое-то.
— Что?
— Если у нас ничего не получится – беги. Бери Селин и убегайте со всех ног! Несколько дней переждите в особняке, а потом уезжайте на Запад, в Лондон или Дублин, а еще лучше в Америку.
— Я не даю невыполнимых обещаний! Я убедила вас ступить на этот путь и пройду его с вами до конца.
— Есть разница между отвагой и безумием. У вас не будет ни единого шанса победить Мираксиса. Вы погибните впустую.
— Значит, мы погибнем с гордо поднятой головой.
— Анна, нет в смерти ничего героического, точно так же, как и в заточении. Смерть — это всегда боль и грязь. Не стоит ее идеализировать!
— Помнишь тогда, в темнице, ты мне сказал, что вампиры – гордые порождения ночи, и мы найдем свою смерть лишь паря навстречу солнцу. Я часто вспоминаю эти слова.
— У принцессы очень хорошая память, — приобняв ее, ухмыльнулся граф, но, несмотря на то, что губы его исказила насмешливая улыбка, глаза светились такой нежностью, что у Анны невольно перехватило дыхание.
Веками он находился на самой вершине власти, с которой был сброшен с таким грохотом, что содрогнулись оба мира, но именно это падение позволило ему понять истину, в которой раньше вампир себе отказывал. Он знал, что все это время его окружали лжецы и лицемеры, но только сейчас, после четырех сот лет сна, в его душе вновь пробудилось чувство настоящей дружбы, ибо у победителя было много друзей, и лишь у потерпевшего поражение они были истинными. Анна, Селин, даже Гэбриэл… почему-то в его душе укрепилась некая уверенность в том, что, раскаявшись в содеянном, на этот раз охотник пройдет с ним путь до конца. Принцесса была права: стоило предать былое прощению — и дышать стало легче.
Однако теперь другая истина жгла сердце вампира каленым железом: Дракула понимал причину этого упорного желания девушки последовать за ним. По сути, он был тем парусом, что поддерживал ее корабль на плаву, заставляя несчастную с надеждой смотреть вперед. Чистилище отняло слишком большую часть ее души, а муки совести сводили с ума, а потому у графа не было сомнений в том, что, если Мираксис убьет его, принцесса последует за ним по дороге отчаяния.
— Что ж, выходит, пойдем одной тропой…
— До самого конца, — поддержала Анна, грациозно вложив свою руку в его ладонь. Кто бы сказал ему несколько месяцев назад, что принцесса скажет ему нечто подобное – от души посмеялся бы.
Когда они спустились в гостиную, Ван Хелсинг уже ждал их, устроившись в кресле. Кого-кого, а увидеть его во фраке, принцесса никак не ожидала. Девушка даже поразилась тому, сколь сильно его изменил классический костюм, сделавший из охотника
на нечисть изысканного лондонского франта. Его гладковыбритое лицо выглядело по-аристократически возвышенным, густые светло-каштановые волосы были зачесаны назад и слегка тронуты невидимыми заколками. Накрахмаленные манжеты с рубиновыми запонками слегка выглядывали из-под фрака, а в лацкане сверкал масонский знак — дань моде, не более того. Черный плащ, перекинутый через руку, придавал его облику некую небрежную дерзость, что делало его еще более притягательным.— Что ж, осталось дождаться только одну участницу нашей вылазки, — проговорил вампир.
— А вот и она, — отозвалась Анна, поднимая глаза на вершину лестницы. Вослед ей то же сделали и мужчины. В этот миг у Ван Хелсинга даже перехватило дыхание, а сожаления о собственных словах закрались в сердце. В очередной раз он пожалел о своем решении; о том, что не мог сам себе дать хорошую оплеуху, чтобы прекратить свои бессмысленные метания, от которых становился противен сам себе. Женщины: сколь коварна была их красота, сколь притягательна душевная сила.
В платье из белого атласа с синим шлейфом, струящимся по полу, она выглядела, как древняя богиня, сошедшая со своего небесного пьедестала. Лента в тон опоясывала ее талию, обращаясь на спине огромным бантом, скрепленным брошью. Волосы она уложила в высокую прическу, сквозь которую пропустили бело-синие ленты, придающие образу большую элегантность и невинность. Но истинным украшением для нее стало сверкающее на белоснежном атласе ожерелье ослепительного, в три ряда, жемчуга с золотым отливом. Лучшего украшения для нее нельзя было и придумать. Длинные перчатки, поверх которых были надеты браслеты, будто переливались в свете свечей, точно так же, как переливались глаза девушки, выдававшие ее напряжение, становясь то темно-синими, то небесно-голубыми. Хоть подобные приемы были для Селин привычнее, чем для Анны, от одной мысли о том, что весь вечер ей придется держаться подле охотника, было достаточно, чтобы вызвать в ее сердце целую бурю эмоций. Вся душевная борьба предыдущих дней сошла на «нет», отступая под натиском чувств.
— Графиня, — произнес вампир, напоминая им о том, что на этот вечер они точно так же выходят на сцену, отыгрывая до конца свои роли, — Вы просто обворожительны! — запечатлев скользящий поцелуй на ее руке, произнес Дракула, подводя девушку к ее новоявленному «супругу».
Охотник подал ей руку, поспешно уведя взгляд в сторону. Меньше всего его разум сейчас хотел поддаваться этому пленяющему очарованию.
— Ты прекрасна, — чинно произнес он, следуя за графом и Анной, которые уже садились в карету. Селин, памятуя их последний разговор, предпочла оставить этот комплимент без внимания.
Карета медленно застучала по мостовой, оставив позади огромный особняк, теряясь в лабиринте узких улочек, освещенных масляными лампами. Карл, которому на этот вечер пришлось примерить на себя роль возницы, погонял лошадей, поглядывая по сторонам. То тут, то там ему мерещились пугающие тени, в лице каждого прохожего виделось столь ненавистное и устрашающее лицо Мираксиса. Проехав по набережной, они свернули к историческому центру, где огромной громадой возвышался Румынский Атенеум.
Эта массивная постройка, издали напоминавшая древнегреческий храм, была настоящим образчиком высокого архитектурного стиля. Увенчанная стеклянным куполом громада с бронзовой статуями муз по всему периметру, обладала искусным декорированием и великолепными романтическими барельефами, которые придавали всему образу здания особое очарование. Непосредственно перед театром раскинулся прекрасный парк, окруживший дорогу. Даже сейчас, укрытый толстым слоем снега, он выглядел внушительно. Потерявшие листву деревья, простирали свои ветви к небесам, вдоль всего пути стояли погруженные в зимний сон мраморные изваяния, а подле дорожек, разгоняя непроглядный мрак, сверкали десятки фонарей, создавая поистине волшебную атмосферу.