Проклятый Дар

Не дожидаясь ответа на свой вопрос, он резко повернулся к капитану, который во время разговора то и дело вздрагивал, как будто их слова причиняли ему боль.

— Капитан, нам нужно четверо самых умелых всадников из вашей стражи, — приказал он, — и шесть самых быстрых лошадей, немедленно. — Pop снова обернулся к Катсе, пристально посмотрел на нее и коротко спросил: — Рассудок вернулся к тебе?

Она потеряла самообладание, а не рассудок — или если все же рассудок, то сейчас уже снова его обрела, услышав обещание дать четырех быстрых наездников, шесть быстрых лошадей и быстро ехать к По.

Они продвигались стремительно, и мало кого встретили в пути. Широкая Портовая дорога представляла из себя смесь грязи и снега, утрамбованную копытами бесчисленных лошадей. По обеим сторонам возвышались сугробы, а за ними простирались заснеженные поля. Далеко на западе угадывалась темная полоса леса, а за ним силуэты гор. Морозный воздух кусался, но девочка, сидящая на лошади перед Катсой, была теплой и охотно прижималась к ней. Королева, сидящая на лошади, — поправила Катса саму себя. Королева Биттерблу очень изменилась, она больше не была похожа на того пугливого зверька, которого они с По несколько месяцев назад выманили из ствола поваленного дерева.

Со временем Биттерблу станет отличной королевой. А Раффин — хорошим королем. К тому же Pop мудр и крепок, и впереди у него еще долгая жизнь. Получается, что три из семи королевств окажутся в хороших руках. Три из семи, и хоть это и не предел мечтаний, но все же перемена в лучшую сторону.

Вдоль Портовой дороги раскинулось множество городков с постоялыми дворами. Периодически всадники останавливались, чтобы спешно перекусить или укрыться от жестоких ночей поздней зимы. Это оказалось возможным только благодаря их проводникам: все воины в любом помещении, на пороге которого появлялась Катса, вскакивали, тянулись к оружию и оставались в таком положении до тех пор, пока объяснения стражи и слова Биттерблу их не успокаивали. На одном постоялом дворе стража замешкалась с объяснениями. Лучник пустил стрелу, и она, пролетев через пустую комнату, попала бы в Ская, если бы Катса не прыгнула на принца и не сбила его с ног. Она поднялась быстрее, чем до Ская дошло, что он оказался на полу, закрыла королеву своим телом и натянула тетиву своего лука, но стража вмешалась, и на этом все закончилось. Катса помогла Скаю подняться. Посмотрев в его глаза, она поняла, что случилось.

— Лучник принял тебя за По, — сказала она Скаю. — Увидел кольца в ушах и на пальцах, темные волосы и выстрелил, не посмотрев на глаза. Пожалуй, тебе впредь стоит оставаться снаружи, пока стража все не объяснит.

Скай поцеловал ее в лоб.

— Ты спасла мне жизнь.

— Вы, лионидцы, все такие эмоциональные, — улыбнулась она.

— Я назову первенца в твою честь.

Катса рассмеялась.

— Пожалей ребенка, дождись, когда родится девочка. Или даже лучше дождись, пока дети подрастут, и назови моим именем самого упрямого и твердолобого.

Скай расхохотался и обнял ее, и Катса, ответив на объятья, вдруг неожиданно для себя обнаружила, что в ее нелюдимом сердце обосновался еще один друг.

Путники поднялись наверх для короткого ночного отдыха. Стрелка увели. Скорее всего, его здорово накажут за то, что он осмелился стрелять в такой близости к маленькой сероглазой девочке, которой оказалась Биттерблу. И хоть жители придорожных городков и путешественники еще не знали подробностей смерти Лека и не подозревали о его лжи, но мало-помалу народ Монси начал понимать, что Биттерблу в безопасности, Биттерблу здорова и Биттерблу теперь — королева.

Дорога была широкой и гладкой, но она не вела прямо к По. В конце концов путники повернули на запад, в покрытые снегом и льдом поля, и Катса мучилась от того, как медленно они теперь продвигались. Лошади с трудом прокладывали себе дорогу в снегу, порой уходя в него по плечи.

Несколькими днями позже они добрались до опушки леса, и двигаться стало легче. Постепенно местность пошла в гору, деревьев становилось меньше. Скоро им пришлось практически карабкаться. Все, кроме королевы, слезли с лошадей и поднимались пешком.

Осталось немного, совсем чуть-чуть, и Катса решительно подгоняла спутников и чуть ли не тащила за собой лошадей, не позволяя себе думать ни о чем, кроме упорного продвижения вперед.

— Мне кажется, мы покалечили одну из лошадей, — крикнул ей Скай однажды ранним утром, когда они подобрались уже так близко к По, что все тело у нее гудело от нетерпения. Она остановилась и обернулась. Скай показал на лошадь, которую вел под уздцы. — Видишь? Бедняжка хромает, я уверен.

Лошадь брела, понурив голову, из ноздрей вырывались тяжелые вздохи. Катса собрала остатки своего терпения.

— Она не хромает. Она просто устала, а мы почти на месте.

— Откуда тебе знать, ты ведь даже не видела, как она идет?

— Ну так пусть идет.

— Не может, если ты будешь стоять на месте.

Катса бросила на него убийственный взгляд и стиснула зубы.

— Держись крепко, ваше величество, — сказала она Биттерблу, сидящей на ее лошади, и, крепко держа уздечку, погнала животное вперед.

— По-прежнему изо всех сил стараешься уморить лошадей?

Катса замерла. Голос звучал сверху, а не сзади, и это не был голос Ская. Она обернулась.

— Я думал, невозможно подкрасться к тебе незамеченным. Ведь вроде ты орлиный глаз, волчий слух и все такое.

И да, это был он. Он стоял прямо пере дней, и глаза его мерцали, губы дрожали, а за спиной тянулась вытоптанная в снегу дорожка. Катса вскрикнула и побежала, так неистово бросившись на По, что он упал в снег, и она упала сверху. Он смеялся и крепко ее обнимал, а она рыдала. И тут подоспела Биттерблу и с визгом прыгнула на них, а Скай в конце концов помог всем встать. По как следует обнял маленькую сестру. Потом обнял своего брата, и они взъерошили друг другу волосы и рассмеялись, а потом снова обнялись. И наконец в объятиях По снова оказалась Катса, ее горячие слезы обжигали ему шею, и она обнимала его так крепко, что он заявил, что задыхается. Пожав руки улыбающимся, измученным стражам, он повел друзей, хромающую лошадь и всех остальных в свою хижину.

Глава тридцать седьмая

В хижине было чисто и куда более опрятно, чем когда они впервые на нее набрели. У порога лежала вязанка хвороста, в очаге ярко полыхал огонь, шкаф все еще косо стоял на трех ножках, но пыли больше не было, а на стене висел очень красивый лук. Все это Катса заметила мельком, и этого ей было довольно, потому что она хотела смотреть на По и только на По.

Двигался он ловко, с прежней легкостью, и казался полным сил. Чересчур худым, но, когда она сказала об этом, он ответил: «Рыба не очень-то полнит, а с тех пор, как вы ушли, я ем одну только рыбу. Вы даже не представляете, насколько меня уже тошнит от нее». Тогда они вынули хлеб и яблоки, урюк и сыр и расставили все это на столе. Он ел, смеялся и в конце концов объявил, что находится на вершине блаженства.

— Абрикосы приплыли из Лионида, — сказала Катса. — Они побывали а Санклиффе, потом снова в Лиониде, потом где-то в лионидских морях и, наконец, причалили в Монпорте.

По усмехнулся, и в его глазах отразился свет пламени в очаге. Катса была на седьмом небе от счастья.

— Вы должны рассказать мне одну историю, — сказал он. — Я уже вижу, что конец у нее счастливый. Но начните, пожалуйста, сначала.

И они начали сначала. Катса сообщала основные моменты, а Биттерблу — детали.