Проклятый город

Слова бабушки не дают мне покоя. Право, она умеет эффектно преподнести правду, от которой до сих пор желудок сводит.

Я лежу у себя дома на диване, в полной тишине и наслаждаюсь спокойными секундами своей жизни. Как это, оказывается, приятно. Уже целый час листаю фотоплёнку в телефоне, просматривая фотографии с прошлого года по середину августа. Сердце сжимается тысячекратно, в глазах щиплет, будто в них выстрелили моющим средством.

Вот мы с Генри и Биллом сидим за нашим обычным столиком в «Мокко» и уплетаем пиццу. Это тот день, когда мы нашли глыбу с надписями на латинском. Такие счастливые, ещё не постигшие боли утраты… Вот мы с Биллом сидим в обнимку и корчим рожицы: у меня высунут язык, зелёный, из-за m&m's, а у Билла раздуты ноздри и плотно сжаты губы. Он очень похож на обезьянку, улётный кадр. Невольно улыбаюсь от этой картины. Боже, почему так больно?.. Почему все прекрасное остаётся позади, ведь мы толком этого не ценили. Мы не замечаем хорошие моменты, пропуская через себя одну только боль и обиду. Слишком гордые, слишком глупые… Я прикусываю нижнюю губу и нахожу силы листать фотографии дальше. Теперь передо мной снимок с Ридлом и Хофером на Хеллоуин: парни держат в руках бокалы виски и строят кокетливые рожицы, будто они только что подписали контракт с известными компаниями. Билл одет в костюм пирата, а блондин стоит в костюме Шерлока Хомса. Угадайте, кем была я? Ведьмой? Ха, мимо! Я вырядилась мертвой невестой, потому что мне очень нравится мультфильм Тима Бертона. У меня даже фата была. Господи, какое же это было замечательное время… Если бы только я могла вернуться назад и все исправить, предвидеть неудачи, остановить череду смертей…

Дохожу до какого-то видео, снятое в ночь Хеллоуина. Странно, раньше мне оно не попадалось на глаза. Не теряя времени нажимаю на экран и выпрямляюсь, сгорая от нетерпения посмотреть его.

– Редкий кадр, дорогие телезрители, – невнятным и весёлым голосом говорит Билл, который ужасно трясёт камеру, будто находится в стиральной машине.

Толком ничего не удаётся разобрать: это точно центральный парк. Повсюду гирлянды, украшения, люди и громкая музыка в стиле рока. Я начинаю смеяться, заметив в кадре себя и Генри. Мы прыгаем под музыку, всячески тряся головой и размахивая руками. Ужас, это просто позор.

– Перед вами худшие танцоры века… нет, – смеётся Хофер, приближая камеру к нашим красным лицам, – ты-ся-че-ле-тия! Эй, бостонский фрик, скажи что-нибудь нашим фанатам!

Блондин начинает громко хохотать толкая парня с телефоном, отчего тот шатается, но не падает, сохранив равновесие.

– Пошёл ты к черту, козел. Посмотри на Марго и заткнись!

После слов Ридла, камера направляется в мою сторону, отчётливо показывая мои неудачные попытки пройтись лунной походкой. На видео я вся красная, потная и в стельку пьяная.

– Марго, ты такая грациозная… У тебя талант, – живо смеётся Билл, заслонив фокус своим пальцем.

– Эй, это что, мой телефон? Дай сюда, придурок! Я тебе не разрешала! – и тогдашняя Марго Ван де Шмидт начинает активно бороться с двухметровым брюнетом, прыгая и щипая нахала.

Раздаётся громкий смех и мой визг, а затем съемка останавливается на моем потном лице с прикрытым левым глазом и раскрытым ртом.

Вот и все. В груди резко похолодело, отчего мне стало неуютно в миллион раз. Пытаясь ответить на свои терзания, я всё-таки сдаюсь и набираю номер.

Один гудок… два… три… Он не отвечал мне столько недель и даже не перезванивал, разве может что-то измениться сейчас? Четыре…

– Привет, – я мигом вскочила на ноги, – вы звоните Генри Ридлу, но, судя по всему, я сейчас не могу ответить на ваш звонок, просто оставьте сообщение на голосовую почту, и когда-нибудь я вам перезвоню.

Эйфория сразу проходит, и я мысленно даю себе подзатыльник. Черт возьми, почему он не отвечает? Прошло достаточно времени, Ридл не может быть настолько занятым. Хотя, наверное, он поступил в колледж и живет обычной человеческой жизнью, которую заслужил? Бросаю телефон на диван и громко выдыхаю.

Наверное, он сменил номер. Да, точно, дело только в этом.

От гнетущих мыслей меня отвлекает дверной звонок. Билл обещал зайти, скорее всего, это он. Однако, на удивление, это был другой человек…

– Балдуин? Привет, – оглянулась я по сторонам, думая, не пришла ли с ним его подруга.

Он абсолютно один. Маг широко улыбается и пожимает плечами. На нем чёрная майка с треугольным вырезом и тёмные джинсы, на ногах кожаная обувь. С чего бы это вдруг ему заявляться ко мне домой? В памяти всплывают обрывки из сегодняшней беседы с Сесилией. Она против союза с темным магом…

– Тебя не было в «Старом гноме», вот я и пришёл сюда. Можно?

– Разумеется. Проходи, – я пропускаю гостя в свой дом и закрываю за нами дверь.

Хорошо, что родители сейчас на работе, иначе пришлось три часа объяснять маме, что я не ссорилась с Биллом, а Балдуин не мой любовник.

Чернокнижник разувает обувь и с улыбкой оглядывает гостиную, присаживаясь на диван. Билл точно осатанеет, узнав с кем я сейчас разговариваю…

– Уютный у тебя домик. Уже наложила «неприкосновенность» на него с родителями?

Ох, дерьмо. Из головы вылетело. Я виновато морщу нос и громко цыкаю, и маг все понимает без слов. Надо обязательно обезопасить маму с папой, ибо монстры могут напасть и на них, чтобы шантажировать.

– Вечером займусь этим. А где Тереза? – спросила я только, чтобы поддержать разговор.

Балдуин поудобнее раскинулся на мебели и внимательно разглядел меня с ног до головы. Его зрачок расширился, а голубые глаза стали зеркальными.

– Охотится. В последнее время у неё проблемы с гневом.

Я громко фыркаю, скрестив руки на груди.

– В последнее время? Мне казалось, что она с рождения такая больная.

По-моему, мои слова задели Блэка, поскольку он поджал губы и наклонил голову вниз. Чувствую неловкость и желание сменить тему.

– Не говори так, пожалуйста. Ты не знаешь Теру, она через многое прошла.

Сажусь рядом с ним на диван и складываю руку на коленях.

Да, иногда я могу быть несправедливой по отношению к другим людям, совсем забывая, что у них тоже есть своя история. Мы можем выкинуть что-то плохое, не давая себе отсчёт, а другим бывает плохо из-за наших поступков. Обидные слова, как кипяток – ошпарившись, ты будешь помнить об этом вечно.

– Может, тогда введёшь меня в курс дела, а я постараюсь мягче относиться к твой невменяемой подружке?

Балдуин задумчиво скривил рот, слабо улыбаясь, и отвернул шею в сторону. Говорить о чужих тайнах всегда легче, чем о своих, наверное, поэтому мы так любим послушать сплетни. Подобным образом мы утешаемся.

– Я знаю Терезу с детства – мы выросли в одном приюте. Мои родители погибли при сильном пожаре, а родители Терезы бросили её после того, как выяснилось, что она не человек. Вообще-то, как рассказывала сама Тера, они не биологические её родители – она подкидыш. Мне было одиннадцать, когда я с ней познакомился, и после этого мы никогда не расставались друг с другом, дав клятву защищать. Она стала мне семьёй и другом. В приюте Теру часто травили сверстники из-за некоторых странностей. Потом её начали бояться и избегать, взрослые запирали Терезу по ночам в подсобке, а когда нам исполнилось восемнадцать, нас вышвырнули. Сперва меня, ведь я старше неё на два года…

– Сколько же тебе лет? – спросила я, сглотнув горький комок в горле. История тронула меня до глубины души. Теперь ясно почему Тереза так плохо сходится с людьми – они над ней издевались.

– Двадцать три. Эй, не удивляйся так, я ещё молод, – боднул меня локтем Балдуин, заметив моё вытянутое от удивления лицо.

Поспешно поднимаю руки вверх, показывая, что сдаюсь. Он обнажил жемчужные зубы в улыбке и слегка покачал головой.

Ничего себе! Ему двадцать три года, а мне казалось, что, максимум, двадцать. Билл голову потеряет, когда узнает об этом.