Глава 1

Вокруг меня была сплошь абсолютная и непроглядная тьма. Как будто кто-то накрыл мир чёрным бархатным занавесом. Прожекторы, ещё секунду назад бившие в глаза нестерпимым светом, превратились в далёкие, едва различимые пятна, как звёзды за грозовыми тучами. Собственные руки и те растворились в этом чернильном океане.

Интересное ощущение. Как будто я сам стал частью тьмы.

Почти приятно. Если бы не обстоятельства.

Зато слух обострился до предела. Когда один орган чувств отказывает, другие компенсируют — базовая нейрофизиология, механизм, выработанный миллионами лет эволюции. Слуховая кора головного мозга перенаправляет ресурсы, обычно занятые обработкой визуальной информации, на анализ звуков.

Темнота взорвалась голосами. Десятки глоток, и в каждой своё: паника, ярость, оторопь. Люди, минуту назад чувствовавшие себя хозяевами положения, теперь не видели собственных рук:

— Я ничего не вижу! Совсем ничего!

— Всем держать периметр! — повторил Стрельцов.

— Какой, к чёрту, периметр?! Я собственных рук не вижу!

— Где задержанный?! Где Пирогов?! — он пытался меня найти.

— Не знаю! Он был здесь! Только что был!

Я услышал хаотичный топот ног. Лязг оружия. Кто-то врезался во что-то твёрдое. Судя по звуку, в бронемашину. Еще и выругался длинно и изобретательно. Кто-то споткнулся и упал, загремев амуницией.

Спецназ Инквизиции, которым пугали врагов Империи. Годы тренировок, десятки операций, умение действовать в полной темноте — так им, по крайней мере, казалось, пока они не встретились со мной.

Этот дым, или что бы это, ни было не подчинялся обычным законам. Обычный дым рассеивается, позволяет хоть что-то различить на близком расстоянии. Этот же поглощал свет полностью, как чёрная дыра.

Магический артефакт? Заклинание тьмы? Что-то ещё?

Неважно. Важно другое.

В этой тьме работал кто-то ещё.

Раздались глухие удары. Характерный звук — кулак или локоть, врезающийся в незащищённую часть тела. Потом пошли короткие вскрики, обрывающиеся на полуслове, как будто кому-то зажимали рот сразу после удара. И, наконец, звук падающих тел — мягкий шлепок, когда человек теряет сознание и падает, не успев сгруппироваться.

Раз. Два. Три. Четыре.

Кто-то методично, профессионально вырубал инквизиторов. Одного за другим, быстро и эффективно.

Но это был не я. Я стоял на месте, в наручниках, и старался не привлекать внимания.

Не моя команда. Костомар был в мешке, Ростислав едва держится, Кирилл уже вообще без сознания.

Тогда кто?

Автоматная очередь разорвала относительную тишину. Короткая — на три-четыре патрона. Кто-то из инквизиторов запаниковал и нажал на спуск. Вспышки едва пробились сквозь дым.

— Контакт! — заорал стрелок. — У меня конт…

Очередь оборвалась. Глухой удар — что-то тяжёлое врезалось в тело. Хрип. Звук падающего тела. Металлический лязг — автомат выпал из рук и загремел по асфальту.

Где-то вдалеке стонали, кряхтели, кто-то тяжело дышал. Но активное сопротивление прекратилось.

Они работали очень быстро. Тридцать человек, и все нейтрализованы где-то за минуту. Может, меньше.

Рука схватила меня за наручники. Жёсткая хватка, сильные пальцы. Кто-то дёрнул, разворачивая к себе. Я почувствовал чужое дыхание — частое, возбуждённое, с лёгким запахом мятной жвачки.

— Ты от меня не уйдёшь, некромант! — это был голос Стрельцова. Хриплый от дыма и напряжения, но узнаваемый.

Капитан Инквизиции не потерял самообладания даже в этом хаосе. Вокруг паника, его люди падают один за другим, ничего не видно, а он действует. Держит задержанного. Следует протоколу.

Надо отдать должное, он настоящий профессионал. Жаль, что профессионализм не всегда спасает.

Он держал меня за цепь между браслетами, не давая вырваться. Крепко, уверенно. Даже в темноте, даже в панике он действовал по инструкции. Не отпускать задержанного. Любой ценой. Задержанный — главная улика, главное доказательство успешной операции.

Только вот инструкции писались для обычных задержанных. Для тех, кто действительно беспомощен в наручниках. Для тех, у кого нет костяного фамильяра с зубами, способного прогрызть сталь.

Я не стал вырываться. Не стал дёргаться, кричать, пытаться убежать — всё это было бы предсказуемо, ожидаемо. Стрельцов был готов к сопротивлению. Он только крепче сжал бы хватку, позвал на помощь, применил силу.

Вместо этого я сделал то, чего он не ожидал. Просто развёл руки в стороны. Спокойно. Уверенно. Как будто наручников не существовало. Потому что их больше и не было.

Серебристый металл рассыпался. Браслеты превратились в мелкую пыль, просочившуюся сквозь пальцы Стрельцова. Руны, которые должны были блокировать магию, мигнули синим и погасли. Навсегда.

Стрельцов замер. Я не видел его лица в темноте, но представлял. Вытянувшееся от изумления, с отвисшей челюстью. Он держал в руках горсть металлической пыли — бывшие наручники, и не понимал, что произошло.

А произошло простое. Нюхль. Мой верный фамильяр. Костяная ящерица с зелёными огоньками в глазницах и характером злобного хомяка. Он скрылся в тенях ещё до ареста — единственный из моей команды, кто мог это сделать. Маленький, незаметный, способный проскользнуть куда угодно. Я отдал ему мысленный приказ в тот момент, когда бойцы защёлкивали наручники на моих запястьях.

Найти слабое место в конструкции. Подточить изнутри. Незаметно, по чуть-чуть, пока никто не смотрит.

Костяные зубы Нюхля способны прогрызть сталь. Не быстро — но если дать достаточно времени… Пятнадцать минут, пока Стрельцов наслаждался триумфом. Пятнадцать минут, пока меня обыскивали, грузили в машину, готовили к транспортировке. Достаточно, чтобы превратить прочные наручники в конструкцию, которая держится на честном слове и тонком слое металла.

Одно резкое движение, и готово.

Спасибо, Нюхль. Ты заслужил награду. Крысу. Нет, три крысы. Целый крысиный пир. Самых жирных, самых вкусных крыс, каких только смогу найти.

Я развернулся к Стрельцову. В кромешной тьме он меня не видел. Но я его чувствовал. Некромантическое чутьё, притупленное подавляющими артефактами, но не исчезнувшее полностью. Тепло живого тела — девяносто восемь и шесть десятых градуса по Фаренгейту, стандартная температура человека. Пульсация крови в сонной артерии — учащённая, около ста ударов в минуту. Тахикардия (учащённое сердцебиение) на фоне стресса. Биение сердца было сильное, ритмичное, как метроном.