Проклятый остров
Шрифт:
Она отодвинула засов на двери и на пороге увидела статного господина в черном платье, который сказал, что покорнейше просит ее, единственную в округе sage femme, поехать с ним в экипаже, дабы оказать помощь леди Гробдейл, роженице, и посулил за услугу щедрое вознаграждение.
Леди Гробдейл! Никогда о такой старуха не слыхивала.
— А далеко ли ехать-то?
— С дюжину миль по старой дороге в Голден-Фрайрз.
Эх, жаль ведь денежки упускать — и она садится в карету. Форейтор хлопает дверцей, стекло дребезжит, будто смеется. Рослый смурной господин в черном сидит напротив нее, и карета мчится так, что
Господин ободряет ее. Над горизонтом взошла луна, и в ее лучах мамаша Карк видит старинный замок. В лунном сиянии тускло мерцает его силуэт — главная башня, сторожевая башня и зубчатый парапет. Туда-то они и держат путь.
И тут старуха вдруг чувствует, как на нее наваливается сон; но хоть она и клюет носом, но понимает, что они все еще едут и что дорога под колесами совсем дрянь.
С трудом она заставляет себя очнуться. Где карета, замок, форейторы? Все сгинуло, только дивный лес все тот же.
Она трясется на грубой телеге, едва прикрытой подстилкой из тростника, какой-то худющий верзила в отрепьях сидит впереди, каблуком пиная несчастную клячу, которая кое-как тащит их за собой, хотя у самой видать каждую косточку, а вместо вожжей у возницы в руках простая веревка. Они останавливаются возле жалкой лачуги из камней, стены, кажется, ходят ходуном; соломенная крыша до того худая и гнилая, что по углам сквозь нее проступают стропила — точь-в-точь кости доходяги-клячи, с ее огромной головой и ушами.
Долговязый костлявый возница сходит на землю — рожа страшная, вся чем-то перемазана, как и руки его.
Да это ж тот самый чумазый великан, что заговорил с ней на пустынной дороге возле Мертвецкой Балки! Однако теперь отступать некуда — и она идет за ним в дом.
В большой убогой комнате горели две тусклые свечи, на грубо сколоченной кровати среди драного тряпья лежала женщина и жалобно стонала.
— Леди Гробдейл, — представил ее страхолюдный хозяин и тут же принялся мерить шагами комнату, беспрестанно качая головой, грозно топая ногами и ударяя кулаком одной руки в ладонь другой, и когда доходил до угла, то вроде как с кем-то там говорил и смеялся, хотя не было не видно никого, кто мог бы его слышать или ему отвечать.
В увядшем, изможденном создании, в ее печальном и чумазом, как у хозяина, лице, которое в жизни, кажется, ни разу не умывали, мамаша Карк признала свою некогда беззаботную красавицу Лору Лью.
Ее страшилище-муж все ходил и томился странными перепадами настроения, выказывая то гнев, то горе, то веселье, и всякий раз, когда бедняжка испускала стон, он вторил ей, словно эхо, как будто злобно над ней насмехался. Во всяком случае, так объяснила это себе мамаша Карк.
Наконец он решительно вышел в соседнюю комнату, с грохотом закрыв за собой дверь.
Когда пришло время, бедная роженица разрешилась от бремени девочкой.
Да и то сказать — девочкой, скорее уж бесенком! Длинные острые уши, приплюснутый нос и огромные, беспокойные глаза и рот. Ребенок тотчас заорал и залепетал на непонятном наречии, и на шум в комнату заглянул папаша и велел sage femmeне уходить, пока он ее не вознаградит.
Улучив момент, несчастная Лора шепнула на ухо мамаше Карк:
— Ежели б нынче ночью ты не справляла дурное дело, он не смог
бы тебя залучить. Возьми ровно столько, сколько по праву причитается тебе за труды, иначе он тебя отсюда не выпустит.В ту же минуту хозяин вернулся с мешком золотых и серебряных монет, насыпал горку на стол и велел повитухе брать сколько пожелает.
Она взяла четыре шиллинга, свою обычную меру, не больше и не меньше, и никакие уговоры не могли склонить ее добавить к этому хоть фартинг. Он так озлился на ее упрямство, что она от греха подальше кинулась из дому наутек.
Он за ней.
— Нет, ты возьмешь свои деньги! — взревел он, схватил мешок, еще наполовину полный, и швырнул ей вслед. Мешок ударил ей в плечо, и то ли от удара, то ли от ужаса она повалилась наземь, а когда пришла в себя, было утро и она лежала на пороге собственного дома.
Говорят, с тех пор она бросила всякое гаданье и ворожбу. И хотя история эта случилась шестьдесят с лишком лет тому назад, Лора-Колокольчик, как полагают знающие люди, до сих пор жива и будет жить, покуда для всех фэйри не пробьет последний час.
Э. и X. Херон
Э. и X. Херон — псевдоним английских писателей Кейт (Кэтрин О’Брайен) Причард и ее сына Хескета (Хескета Вернона) Причарда.
Рассказ «История Медханс-Ли» включен в сборник «Призраки, бывшие непосредственным опытом Флаксмана Лоу» (1899). Все двенадцать рассказов этого сборника объединены личностью первого в истории «оккультного детектива»-любителя Флаксмана Лоу, который увлеченно предается «изучению психических феноменов». Действие каждого рассказа неизменно развертывается в одном из загородных домов или поместий Англии, где происходит некое событие, «неподвластное уму». Если к Шерлоку Холмсу обращаются те, кто отчаялся раскрыть преступление с помощью официального следствия, то Флаксман Лоу помогает сохранить здравый рассудок жертвам, столкнувшимся со сверхъестественными явлениями, которые выходят за пределы рационального восприятия.
ИСТОРИЯ МЕДХАНС-ЛИ
(Пер. С. Сухарева)
Изложенное ниже опирается на несколько источников: это рассказ Нэр-Джонса, бывшего старшего хирурга в больнице святого Варфоломея, о небывалом ужасе, пережитом им в Медханс-Ли и в сумрачной буковой аллее; описание Сэйвелсаном того, что он слышал и видел в бильярдной — и не только; бессловесное, однако неоспоримое свидетельство самого Харланда — толстяка с бычьей шеей; и наконец, беседа, которая состоялась затем между тремя этими джентльменами и мистером Флаксменом Лоу, известным психологом.
Харланд с двумя своими гостями провел тот памятный вечер 18 января 1899 года в доме Медханс-Ли по чистой случайности. Дом стоит на склоне горы, частично покрытой лесом, в одном из центральных графств. Главный фасад обращен на юг и смотрит на обширную долину, окаймленную голубыми очертаниями Бредонских холмов. Место это уединенное: ближайшее жилье — небольшая гостиница на скрещении дорог — находится примерно в полутора милях от ворот дома.
Медханс-Ли славится не только длинной и прямой буковой аллеей. Харланд, подписывая договор об аренде, держал в голове только эту живописную аллею: о прочих особенностях ему довелось узнать лишь позднее.