Проклятый

— Джон?

Я резко обернулся. У меня волосы на голове съежились от страха. Я вытаращил глаза на мистера Бедфорда. Мистер Бедфорд в свою очередь уставился на меня.

— Да? — бросил он. Потом сморщил брови и спросил: — Что случилось? Ты выглядишь, как будто увидел духа.

Я поднял руку, напряженно прислушиваясь.

— Вы слышали что-нибудь? Какой-то голос? Кто-то произнес мое имя?

— Голос? — повторил мистер Бедфорд. — Чей голос?

Я заколебался, ведь сейчас я слышал только уличный шум за окном и стук пишущих машинок в соседних комнатах.

— Нет, — наконец выдавил я. — Видимо, мне что-то показалось.

— Как ты себя чувствуешь? Может, тебе надо еще раз поговорить с доктором Розеном?

— Нет, зачем же. Это значит, все в порядке, спасибо. Со мной ничего не случилось.

— Это точно? Ты выглядишь не особенно хорошо. Как ты только вошел, я сразу подумал, что ты не очень хорошо выглядишь.

— Просто бессонная ночь, — объяснил, оправдываясь я.

Мистер Бедфорд положил мне руку на плечо, не так, будто хотел придать мне уверенности, а скорее так, как будто сам должен был на что-то опереться.

— Миссис Бедфорд будет очень благодарна за ожерелье, — заявил он.

3

Перед ленчем я выбрался на одинокую прогулку по Жабрам Салема. Было холодно. Я поднял воротник плаща, а из моего рта вылетал пар. Голые деревья стояли неподвижно в молчаливом ужасе перед зимой, как ведьмы из Салема, а трава была серебряной от росы. Я дошел до эстрады, покрытой полукруглым куполом, и сел на каменные ступени. Неподалеку двое детей играли на площадке; они бегали, переворачивались, оставляя на травянистой площадке зеленый запутанный след. Двое детей, которые могли бы быть нашими: Натаниель, мальчик, умерший в лоне матери. Как еще иначе назвать не родившегося сына? И Джессика, девочка, которая так никогда и не была зачата.

Я все еще сидел на ступенях, когда подошла пожилая женщина в потертом подпоясанном плаще и бесформенной вельветовой шляпке. Она несла раздутую сумку и красный зонтик, который она по непонятным причинам раскрыла и поставила у ступеней. Она села почти в паре футов от меня, хотя места было предостаточно.

— Ну, наконец, — проворковала она, раскрывая коричневый бумажный пакет и вынимая из него сандвич с колбасой.

Украдкой я присматривался к пожилой даме. Она, наверно, не была так стара, как мне вначале казалось, ей было максимально 50, может быть, 55 лет. Но она носила настолько бедную одежду, а ее седые волосы были настолько неухожены, что я принял ее за 70-летнюю бабку. Она начала есть сэндвич так изысканно и с таким вкусом, что я не мог оторвать от нее глаз.

Мы так сидели почти 20 минут на ступенях эстрады в Салеме, в то холодное мартовское утро. Пожилая дама ела сэндвич, а я наблюдал за ней краем глаза, а люди проходили мимо нас, странствуя по лучеобразно расходящимся тропинкам, проходящим мимо эстрады. Некоторые прогуливались, другие спешили куда-то по делам, но все были промерзшими и всех сопровождали облачка пара, выходящего изо рта.

В 11.55 я решил, что уже время идти. Но прежде чем уходить, я сунул руку в карман плаща и вытащил четыре монеты в четверть доллара и затем протянул их женщине.

— Пожалуйста, — сказал я. — Возьмите их, хорошо?

Она посмотрела на деньги, а затем подняла на меня взгляд.

— Такие как вы не должны давать серебра ведьме, — улыбнулась она.

— А разве вы ведьма? — спросил я, не совсем серьезно.

— Разве я похожа на ведьму?

— Я сам не знаю, — с улыбкой ответил я. — Я еще никогда не встречал ведьм. Думаю, что ведьмы летают на метле и носят на плече черных котов.

— О, обычные предрассудки, — ответила пожилая дама. — Ну что ж, принимаю ваши деньги, если вы не опасаетесь последствий.

— Каких последствий?

— Люди в вашем положении всегда будут иметь последствия.

— А какое же это положение?

Пожилая дама порылась в сумке, вытащила яблоко и вытерла его о полу плаща.

— Вы же одиноки, правда? — спросила она и откусила кусок яблока единственным зубом, как белочка из мультфильма Диснея. — Вы одиноки с недавнего времени, однако одиноки.

— Возможно, уклончиво ответил я. У меня появилось чувство, что этот разговор полон скрытого подтекста, как будто мы встретились с ней на Жабрах Салема с определенной целью и что люди, проходящие мимо нас по тропинкам, напоминают шахматные фигуры. Анонимные, но передвигающие по строго определенным маршрутам.

— Что ж, вам самим знать лучше, — заявила женщина. Она откусила очередной кусок яблока. — Но я так это вижу, а я редко ошибаюсь. Некоторые утверждают, что у меня есть мистический дар. Но это не мешает мне, что они так твердят, особенно здесь, в Салеме. Салем — это хорошее место для ведьм, самое лучшее во всей стране. Хотя, может, и не наилучшее для одиноких людей.

— Что вы, говоря так, подразумеваете? — спросил я.

Она посмотрела на меня. Ее глаза были голубыми и удивительно прозрачными, а на ее лбу был блестящий, слегка покрасневший шрам в виде стрелы или перевернутого вверх тормашками креста.

— Я хотела сказать, что каждый должен когда-то умереть, — ответила она. Но не важно, когда он умирает; важно лишь то, где он умирает. Существуют определенные сферы влияний, и иногда люди умирают вне их, а иногда внутри их.

— Извините, но я все еще не совсем вас понимаю.

— Предположим, что вы умрете в Салеме, — она улыбнулась. — Салем — это сердце, голова, живот и внутренности. Салем — это ведьмин котел. Как вы думаете, откуда здесь взялись эти процессы ведьм? И почему они так неожиданно закончились? Вы когда-нибудь видели, чтобы люди так быстро приходили в себя? А ведь я — нет. Никогда. Появилось влияние, а потом исчезло, но бывают дни, когда я думаю, что оно не исчезло навсегда. Смотря с какой стороны.

— А оно зависит от чего? — меня заинтересовало это.

Она улыбнулась снова и подмигнула.

— От многих вещей. Она подняла лицо к небу. На ее шее было что-то вроде повязки из сплетенных волос, скрепленных кусочками серебра и бирюзы.

— От погоды, от цены на гусиный жир. От многого.

Неожиданно я почувствовал себя типичным туристом. Я сидел здесь и позволял, чтобы какая-то наполовину свихнувшаяся баба кормила меня сказочками о ведьмах и о «сферах влияний», и вдобавок ко всему, я еще воспринимал это серьезно. Наверняка через секунду предложит мне погадать, если я ей соответственно заплачу. В Салеме, где местная Торговая Палата заботливо эксплуатирует процессы ведьм в 1692 году как главную приманку для туристов («Бросаем на тебя сглаз», уверяют плакаты), даже нищие пользуются чарами, как средством для рекламы.

— Извините, — сказал я. — Желаю вам приятного дня.

— Вы уходите?

— Ухожу. Было приятно с вами поговорить. Все это очень интересно.

— Интересно, но не очень правдоподобно, так?

— О, я вам верю, — уверил я ее. — Все зависит от погоды и от цены на гусиный жир. Кстати, а какова сейчас цена гусиного жира?

Она игнорировала мой вопрос и встала, отряхивая крошки с поношенного плаща жилистой старческой ладонью.

— Вы думаете, что я попрошайничаю? — резко спросила она. — Что в этом дело? Вы думаете, что я — нищая и попрошайка?